Париж на ближайшие две недели — климатическая столица мира, и не потому, что там в начале декабря сложились какие-то уникальные или особенно благоприятные погодные условия. Просто сейчас в Ле-Бурже собрались не авиаторы, а дипломаты, чиновники и главы почти 200 государств, которые должны принять новое глобальное соглашение по борьбе с изменением климата.
Споры о влиянии человечества на климат Земли во всем мире вообще-то уже давно переместились из научной плоскости в политическую и социально-экономическую. Обсуждают не то, действительно ли выбросы CO2, метана и других парниковых газов от энергетики, промышленности, сельского хозяйства и транспорта приводят к "разбалансировке" климата и ее неприятным последствиям, а о том, что же теперь со всем этим делать — и, разумеется, за чей счет будет проводиться этот банкет.
Тем не менее, климатическая наука не только никуда не делась, но и не стоит на месте. Научная информация последние 20 с лишним лет помогает участникам международных переговоров выбирать стратегические цели и определять приоритеты. Поэтому в самом начале парижской конференции, пока мы еще не утонули в спорах по поводу формулировок и юридических тонкостей, полезно вспомнить, зачем все эти люди приехали во Францию, и как "план", то есть прогнозы и оценки исследователей, соотносится с "фактом".
"Цель двух градусов"
Во-первых, именно наука в целом и, в частности, Межправительственная группа экспертов по изменению климата (МГЭИК) определили главный индикатор борьбы с изменением климата — так называемую "цель двух градусов". Это ограничение роста глобальной средней температуры Земли в этом столетии двумя градусами Цельсия относительно уровней доиндустриальной эпохи, то есть приблизительно середины XIX века. Именно оно почти наверняка будет записано в итоговом тексте нового глобального соглашения.
Глобальная средняя температура планеты — крайне общий показатель, который усредняет данные о среднегодовой температуре суши и поверхности Мирового океана. Может показаться, что это мало что значащая "средняя температура по больнице". Но, в отличие от последней, глобальная средняя температура все же служит неплохим индикатором совокупного воздействия человечества на климат. Используя различные сценарии экономического развития планеты и климатические модели, ученые могут пересчитать, чему равен максимальный прирост антропогенных выбросов парниковых газов, который допускает выполнение этой цели.
В пятом оценочном докладе МГЭИК, опубликованном в 2013-2014 годах, впервые появился как раз такой расчет: получилось, что чтобы хотя бы с 66%-ной вероятностью не "пролететь" мимо двух градусов, нужно выбросить в атмосферу менее 800 миллиардов тонн CO2 — опять же, с начала индустриальной эпохи. По данным на 2011 год, из этого бюджета мы уже потратили примерно 530 миллиардов тонн, то есть израсходовали его на две трети.
Участники переговоров, то есть политики, пока очень осторожно относятся к таким расчетам и в официальных документах пока не уходят дальше собственно цели двух градусов. Когда есть ограниченный "пирог" выбросов на обозримое будущее, очень велик соблазн начать делить его директивными методами, как бы спуская сверху каждой стране ее максимально возможный "кусок".
Сами же страны, как раз наоборот, решили принимать строго добровольные вклады в общее дело: почти все они уже сообщили, что готовы делать для борьбы с изменением климата или адаптации к его последствиям. По официальным расчетам секретариата Рамочной конвенции ООН об изменении климата, пока в сумме эти вклады приведут к тому, что в 2030 году глобальные уровни выбросов вырастут на 11-22% — это означает, что в следующие 15 лет начать снижать выбросы (а в итоге нужно делать именно это) не выйдет.
Европейский союз в собственных исследованиях посчитал, что таким образом эти 150 стран, на которые приходится чуть больше 90% всего объема выбросов, как бы "подписываются" на потепление примерно в 3 градуса. По расчетам американских экологов из Climate Interactive, в нынешнем варианте развития событий, если все страны действительно выполнят свои обещания, к 2100 году глобальная средняя температура Земли вырастет на 3,5 градуса Цельсия от уровней доиндустриальной эпохи — это лучше, чем 4,5 градуса, которые светили бы нам вообще без каких бы то ни было действий, но, конечно, хуже той цели, которую уже поставили перед собой участники переговоров.
Авторы свежей статьи в журнале Science, опубликованной накануне начала саммита, заключают, что текущие планы человечества сильно снижают риск потепления на 4 градуса Цельсия — такой рост температуры, по оценкам множества экспертов, стал бы по-настоящему катастрофическим для планеты. У нас также есть шанс остаться в пределах "цели двух градусов", но, как подчеркивают ученые, здесь принципиально важно, что страны будут делать после 2030 года — пока абсолютное большинство, в том числе и Россия, заявили о своих планах только на 10-15 лет.
Адаптация к изменениям необходима уже сейчас
Во-вторых, принципиальное и очень важное отличие нового соглашения от Киотского протокола, принятого в 1997 году, состоит в том, что сейчас страны озаботились не только смягчением воздействия на климат будущего. Некоторые последствия изменения климата очевидны уже сейчас: это, например, таяние льдов Арктики, заметное потепление в отдельных регионах или "нашествие" новых биологических видов, которые заселяют территории, где раньше климат для них был неподходящим.
Поскольку человечество пока не изобрело машину времени и, значит, не может вернуться в прошлое и начать снижать выбросы парниковых газов еще 50-100 лет назад, к этим последствиям остается только адаптироваться. Ученые всех стран активно собирают и анализируют данные о тех проявлениях изменения климата, которые можно уже сегодня увидеть в окно (или, например, в тундре): о таких исследованиях для России можно подробно прочитать в прошлогоднем оценочном докладе Росгидромета.
Но вклад науки в адаптацию не ограничивается приспособлением к ошибкам прошлого. Как мы уже выяснили, глобальные выбросы парниковых газов почти точно не будут снижаться еще как минимум 15 лет, то есть через 15 лет и далее перед нами вновь встанет вопрос о машине времени. Разумнее, конечно, не надеяться на ее изобретение, а заранее изучать и планировать те меры, которые будут необходимы через несколько лет или десятков лет.
Адаптации посвящен целый том трехтомного пятого оценочного доклада МГЭИК: из него можно, например, узнать, как именно изменится вылов в рыболовной отрасли или урожайность сельскохозяйственных культур. В российском докладе тоже есть такие разделы: в них воздействие климата отдельно рассматривается для природных систем суши и морей, а также для хозяйственных объектов и населения.
Эта информация помогает странам и регионам, надеясь на лучшее, то есть победу над глобальным изменением климата, оставаться реалистами — и разрабатывать стратегии адаптации к нему. Советник президента РФ и спецпредставитель по вопросам климата Александр Бедрицкий в своем заявлении к началу парижской конференции говорит, что значительная часть программ социально-экономического развития российских регионов "учитывает климатическую проблематику или даже содержит конкретные адаптационные мероприятия".
Хорошим примером здесь может быть Санкт-Петербург: свой проект стратегии адаптации к климатическим изменениям город представил в начале осени. Для Санкт-Петербурга главным риском логично считаются наводнения, подтопления и разрушение берегов: по данным авторов концепции, повышение уровня Балтийского моря к концу века может составить от 40 до 100 сантиметров, а общее количество наводнений в городе увеличится на 40%.
Разногласия развитых и развивающихся стран
В-третьих, один из наиболее острых вопросов "климатических" переговоров, где разногласия развитых и развивающихся стран особенно сильны, непосредственно связан с не менее трудным вопросом климатической науки. Можно снизить воздействие на климат и таким образом избежать ужасных катаклизмов в будущем; можно укрепить берега, модернизировать сельское хозяйство или научить людей правильно переносить продолжительную жару, то есть адаптироваться к настоящим и будущим последствиям изменения климата, но есть вещи, с которыми эти рецепты не сработают: разрушительные ураганы все равно нанесут ущерб, как ни адаптируйся, а адаптация к полному исчезновению небольшого тропического острова в океане, который и был территорией твоего государства, — это разве что всеобщий переезд в другую страну.
Для таких последствий изменения климата в переговорах выбрали специальный термин "ущерб и потери", и он сейчас как раз и остается крупным камнем преткновения на пути к новому соглашению. Нетрудно заметить, что ущерб и потери — это уже весьма экономические термины, которые как бы естественным образом предполагают ответственность и компенсацию. Кто будет ее нести и платить?
Развивающиеся страны, большинство из которых выбрасывает в атмосферу считанные проценты и доли процента общего объема выбросов парниковых газов — а значит, как они считают, почти не виноваты в этой глобальной проблеме, — в этот момент логично обращаются к богатым и промышленно развитым страны вроде США, Европы и России. Богатые страны решительно отвергают любые намеки на слово "компенсация".
Связь меняющегося климата с экстремальными погодными явлениями
Научная сторона проблемы здесь в том, что хотя в разговоре о меняющемся климате очень часто упоминаются экстремальные погодные явления, которые будут случаться все чаще и масштабнее, однозначно сказать, что конкретное наводнение или тайфун вызваны изменением климата, пока очень и очень трудно.
Если бы можно было точно связать каждое конкретное событие с изменением климата, разговор об ущербе и потерях шел бы совсем иначе. Недавний доклад Глобальной платформы ООН по снижению риска бедствий (UNISDR) оценивает даже нынешнюю ситуацию довольно печально: по данным экспертов, за последние 20 лет на Земле зафиксировано 6,4 тысячи опасных погодных явлений — наводнений, засух, периодов экстремальной жары или холода — которые по официальной классификации ООН считаются бедствиями, то есть привели к человеческим жертвам или многомиллионному ущербу. Общие экономические потери от них точно оценить сложно: по оценкам Центра ООН по исследованию эпидемиологии бедствий, он превысил 1,89 триллиона долларов. Очень большой простор для споров о компенсации.
Для объяснений, почему так называемая атрибуция, то есть выявление "человеческого фактора" в конкретной засухе или "волне жары", — это сложная задача, обычно используют спортивную аналогию. Допустим, хороший спортсмен выходит на игровое поле, приняв допинг. Если после этого он делает что-то невероятное и устанавливает новый рекорд, можно ли однозначно сказать, что без этого допинга рекорда бы не было? Все, что мы можем сделать, — это посмотреть на прошлую статистику спортсмена (когда мы точно знаем, что допинга не было) и оценить, насколько вероятным был бы такой рекордный результат.
Примерно то же самое делают и климатологи: так, по их расчетам, легендарная жара летом 2010 года в России без изменения климата, вызванного деятельностью человека, была бы крайне маловероятным событием. Иногда можно точно связать катаклизм с каким-то другим климатическим фактором: о таком исследовании для наводнения в Крымске, представленном российскими учеными, недавно писал "Чердак". Но даже там точно сказать, почему именно выросла температура поверхности Черного моря (которую "обвинили" в наводнении), и было ли это связано с антропогенным изменением климата, нельзя.
Вот так получается, что, хотя все ждут от Парижа глобального инструмента по борьбе с изменением климата, которое угрожает привычной жизни человека на Земле, на этом история далеко не заканчивается. И хотя в новостях в ближайшее время будут сплошь политики и экологи, далеко отпускать физиков атмосферы, гляциологов и климатологов тоже не стоит.