ЛЕНИНГРАД, 1943 год. 25 декабря. /ТАСС/. Несмотря на военное положение в Ленинграде, жители города-фронта не утратили интереса к культуре. Посещая театр, слушая веселую музыку и шутки, ленинградцы на какое-то время освобождались от бремени тяжелых дум. К суровой действительности их возвращали предупреждения о воздушной тревоге, которые, порой, прерывали спектакли и вынуждали зрителей и артистов покинуть храм искусств. Ежедневно ленинградские газеты публиковали театральную афишу, и эта информация была не менее востребована, чем сводки с фронта.
Современники вспоминали, что редкий спектакль в блокадных театрах проходил без перерывов, вызванных воздушной тревогой; иногда артисты, чтобы подбодрить публику, со сцены шутили на тему обстрела. В таких случаях в представлении объявляли перерыв, на время которого зрители спускались в бомбоубежище, а актеры, в гриме и костюмах, отправлялись на крыши дежурить и тушить "зажигалки". По окончании воздушной тревоги публика возвращалась в зал, и спектакль продолжался.
Они работали в блокаду
19 августа 1941 года, в разгар наступления немецкой армии, началась эвакуация театральных коллективов Ленинграда. В Пермь и Ташкент выехала труппа Кировского театра, коллективы хореографического училища им.Вагановой и Консерватория. К осени были эвакуированы в тыл почти все театральные и музыкальные коллективы. Выехали БДТ и Академическая капелла. Остались только Театр музыкальной комедии и Симфонический оркестр Радиокомитета. Особым явлением в искусстве блокадного Ленинграда был театр народного ополчения.
В связи с режимом военного времени Ленгорсовет установил с 26 августа 1941 года новое время начала спектаклей, концертов и киносеансов в Ленинграде, Кронштадте, Пушкине, Петергофе и Колпине. Начинаться они должны были в 18 часов, а заканчиваться не позднее 20.45. В сентябре 1941-го начало спектаклей было перенесено на 17 часов.
Жизнь артистов и музыкантов в условиях осады и повальной дистрофии была каждодневным преодолением невозможного - ведь они должны были, испытывая все тяготы, откуда-то брать эмоции, чтобы поднимать боевой дух людей.
Главный дирижер Оркестра Радиокомитета Карл Элиасберг, поддерживая в коллективе железную дисциплину, объявил, что уважительной причиной неявки на репетицию может быть только смерть музыканта. И таких "уважительных причин" было за войну немало. Но коллектив продолжал играть - и у микрофонов студии Дома радио, и в Филармонии. Здесь исполнялась русская и европейская классика.
Пианист Александр Данилович Каменский, не покинувший родной город, выступал в блокаду с сольными программами. Актом настоящего мужества стало его выступление 14 декабря 1941 года в Большом зале Филармонии, когда он исполнил с оркестром Первый фортепианный концерт Чайковского. Публика сидела в верхней одежде, в валенках, а Каменский вышел на сцену в концертном фраке и был, как всегда, безупречен. Не воспользовались правом уехать в тыл и ведущие солисты оперы Кировского театра Софья Преображенская и Павел Андреев. В составе концертных бригад они выступали во фронтовых частях и в осажденном городе. Софью Петровну, которая называла себя "мобилизованной", включили в бригаду политуправления Балтфлота.
Блокадная оперетта
Быть может, самым заразительным источником творческого оптимизма в годы блокады был Театр музыкальной комедии. Здесь шли "Марица", "Свадьба в Малиновке", "Продавец птиц". Даже в минусовую температуру, когда у артистов в коробочках замерзал грим, на сцене появлялись дамы в открытых платьях. Обмахиваясь веерами, они изображали невыносимую жару... В труппе были свои любимцы публики - Лидия Колесникова, Валентин Свидерский, Нина Пельцер. Тассовец Семен Фонарев, блокадный подросток, живший рядом с театром, рассказывал, как по просьбе взрослых носил на служебный вход в театр записочки, адресованные кумирам.
В середине января 1942 года в работе театра был сделан перерыв из-за перебоев с электроэнергией. Спектакли возобновились в марте и привлекли множество публики. 4 и 5 марта в театре ставили Имре Кальмана - "Сильву" и "Баядеру". Сохранились свидетельства о том, что зал ленинградской Музкомедии ежедневно был переполнен, бывали даже случаи, когда люди меняли хлеб на театральные билеты, причем за один билет на оперетту давали порой до 400 граммов хлеба, который был в те дни главным сокровищем жителей осажденного города.
Характерной чертой ленинградского театра в первую блокадную зиму было отсутствие аплодисментов - истощенная публика, собиравшая последние силы, чтобы посетить спектакль, просто не находила сил, чтобы аплодировать, поэтому люди в знак благодарности вставали с мест и молча приветствовали исполнителей.
Когда в конце сорок первого в соседний с Музкомедией дом попала бомба, труппа переехала под надежную крышу Пушкинского театра, коллектив которого находился в эвакуации. Здесь летом 1942 года прошла первая оперетта о войне и партизанах - "Лесная быль". А в день годовщины Октябрьской революции - 7 ноября 1942 года - театр показал премьеру героической оперетты "Раскинулось море широко" о балтийских моряках и быте осажденного города. Эту пьесу сочиняла бригада из трех драматургов во главе со Всеволодом Вишневским. В день, когда художественный руководитель театра Николай Янет после ряда переделок принял пьесу, Вишневский записал в дневнике: "Янет взят!". Музыку к спектаклю ударными темпами сочинила бригада из трех композиторов, которой руководил Николай Минх.
Артисты Музкомедии дали в блокаду - и на передовой и в городе - сотни шефских концертов.
Актерские истории
О том, какой ценой давалось служение муз в блокадном городе, ленинградские артисты рассказывали после войны в беседах с корреспондентом ЛенТАСС (ИТАР-ТАСС) Олегом Сердобольским.
"В блокаду даже цветы были какие-то особенные, - вспоминала актриса труппы театра Музкомедии Галина Павловна Семенченко, которая прожила больше ста лет и объясняла свое долголетие тем, что никогда никому не завидовала и старалась делать людям добро. Ее называли "королевой шефских концертов". - Например, один мой цветок, сорванный в поле, участвовал в боевых действиях и даже одержал победу. Было это в сорок втором году в Рыбацком, куда наша театральная бригада уже не первый раз приехала с концертом. Меня попросили спеть "Улыбнись, мой милый", песенку, которая особенно нравилась солдатам. Я во время исполнения выбирала кого-то из бойцов и бросала ему цветок. В тот раз моим избранником был генерал Свиридов, который, если не ошибаюсь, командовал 55-й армией. Прошло полгода, и вдруг однажды вызывают меня с репетиции к директору театра. Прихожу, а там - генерал Свиридов. "Галина Павловна, - говорит он торжественно, - я приехал поблагодарить вас. Я выиграл сражение..." И достает из кармана мою ромашку, совсем уже засохшую".
Еще одну блокадную историю рассказал тассовскому корреспонденту артист Герман Орлов, который был юнгой Театра Краснознаменного Балтфлота (КБФ) и дослужился к концу войны до старшего матроса. Он играл в спектаклях, входил в артистические бригады, да еще вел программы в джазе, который был все при том же Театре КБФ.
"Гастроли наши, - вспоминал Герман Тимофеевич, - проходили в довольно горячих точках: крепость Орешек, остров Лавансаари, Ораниенбаумский "пятачок", где в 41-м меня ранило. Для этих мест Кронштадт был глубоким тылом. Жуть что там творилось! А из моего фронтового репертуара самой популярной оказалась песня про английского моряка Джеймса Кеннеди. Сочинил ее наш поэт Соломон Фогельсон. У меня блокадная пластинка с этой песней есть: "На эсминце капитан Джеймс Кеннеди, гордость флота англичан Джеймс Кеннеди..." Он везет в Мурманск из Ливерпуля боеприпасы и продовольствие. Его топят, он спасается. Это была самая патриотическая песня из всего, что я пел. Её всегда встречали с восторгом. После войны наш джаз должен был ехать в Англию с концертом. Хотели и "Джеймса Кеннеди" включить в программу. Но в политуправлении пронюхали, что песня-то, оказывается, написана на мотив шуточной английской песенки про какую-то толстушку Анну. А тут такие идейные слова: "британский офицер носит орден СССР". Не пустили. Ну и дураки... Как мне рассказывали, в Англии в войну знали две наших песни: "Катюшу" и "Джеймса Кеннеди". Редкий случай, чтобы к англичанам их песня вернулась с русскими словами".
Рождение нового театра
Особая дата в летописи блокады - 18 октября 1942 года. В этот день сыграл первую премьеру - "Русские люди" по пьесе Константина Симонова новый городской театр, дебютировавший на Невском проспекте, в помещении Театра комедии.
Приказ Управления по делам искусств Исполкома Ленгорсовета номер 230. 14 сентября 1942 года. В целях создания патриотических спектаклей и показа их в г. Ленинграде и в частях Красной Армии по шефской линии организовать драматический коллектив
Артисты разучивали роли по вырезкам из газеты "Правда", где было опубликовано это произведение. Вскоре в репертуаре театра к драматическим актерам прибавились оперные и балетные. Надежда Вельтер поставила "Евгения Онегина". Ольга Иордан, возглавив балетную труппу Блокадного театра, поставила "Эсмеральду" и исполнила в этом балете ведущую партию. Новый коллектив фактически заменил несколько крупных, находившихся в эвакуации театров.
Горожане дали этому театру свое неофициальное название - Блокадный. В конце войны он переехал на улицу Ракова (ныне Итальянская), а спустя годы получил имя Веры Комиссаржевской.
В этой труппе в конце 1950-х начинала свою профессиональную карьеру блокадная школьница Алиса Фрейндлих. Знаменательно, что среди ее первых ролей была комсомолка Маша из бытового отряда военных времен в спектакле "Рождены в Ленинграде" по пьесе Ольги Берггольц.
А другой блокадной девочке - Леночке Образцовой в сорок первом было всего два года. Когда по сигналу тревоги мама с дочкой спускались с бомбоубежище, все сразу узнавали эту "крикуху", которая вела себя громче всех. Одной из первых фраз будущей звезды мировой оперы была: "Мне воченно хочется хлебца". И уж столько лет минуло с тех пор, но, как-то раз Елена Васильевна призналась, что на каких бы званых пирах она ни едала, в ее тарелке никогда не остается ни единой крошки.
Все материалы, посвященные 70-летию освобождения Ленинграда от блокады