Новым общественным омбудсменом по вопросам соблюдения прав предпринимателей, в отношении которых избрана мера пресечения, связанная с ограничением свободы, стал основатель одной из первых компаний по производству светодиодных светильников, фигурант "списка Титова" Юрий Осипенко. Он продолжит работу в этом качестве в команде уполномоченного при президенте РФ по защите прав предпринимателей Бориса Титова. О своих новых обязанностях, идеях о том, как обеспечить соблюдение прав предпринимателей, оказавшихся в СИЗО, а также о первых шагах на новом посту правозащитник рассказал в интервью ТАСС.
— Юрий Владимирович, вы стали омбудсменом по вопросам предпринимателей, оказавшихся в местах лишения свободы и СИЗО. Расскажите, пожалуйста, чем будете заниматься в этой должности.
— Я и до назначения на этот пост занимался помощью предпринимателям. Когда суд признавал виновным человека и решение вступало в силу, я занимался вопросами соблюдения его прав, трудоустройства в колонии, помощью в получении УДО или замены неотбытой части наказания более мягким видом наказания.
Новая должность будет называться "общественный представитель по вопросам соблюдения прав предпринимателей, в отношении которых избрана мера пресечения, связанная с ограничением свободы, а также предпринимателей, отбывающих наказание в местах лишения свободы". Вот представьте: бизнесмена задерживают на 48 часов до решения вопроса об аресте. Если он обращается в аппарат бизнес-омбудсмена Бориса Титова, то для меня и моей команды будет стоять задача максимально быстро сформировать первоначальную правовую позицию исходя из имеющихся данных. Чтобы Борис Юрьевич мог оперативно принять решение о том, в компетенции ли уполномоченного работа по такому обращению. У аппарата уполномоченного есть определенная позиция: мошенников мы не защищаем, поскольку иногда, к сожалению, некие недобросовестные лица, создавая видимость предпринимательской деятельности, совершают преступления и должны за это нести наказание. И я должен предоставить все необходимые выводы и данные, чтобы он мог составить максимально объективное мнение о ситуации.
Если бизнес-омбудсмен принимает решение о помощи задержанному, то я и мои коллеги в регионах готовим материалы для проверки надзорными и контрольными органами обоснованности и законности задержания. При направлении следствием постановления о внесении ходатайства в суд об избрании меры пресечения осуществляем поддержку в суде, добиваясь меры пресечения, не связанной с ограничением свободы. Если же суд изберет меру, связанную с содержанием под стражей, то мы продолжаем сотрудничать с защитой арестованного, оказывая правовую и иную поддержку, чтобы восстановить на следующих судебных стадиях справедливость, возможно также обращение в прокуратуру или следственный орган об учете наших доводов при формировании их позиции по вопросу о мере пресечения.
— А если бизнесмена признают виновным и приговор вступает в силу, вы как-либо будете ему помогать?
— Я тесно взаимодействую со ФСИН, и у меня есть возможность содействовать в соблюдении прав осужденных предпринимателей.
В сферу моей деятельности входит уменьшение неправомерного давления на предпринимателей в местах лишения свободы. Соблюдение права на трудоустройство и размещение в "рабочих" отрядах. Соблюдение порядка мер дисциплинарных взысканий. Оспаривание судебных решений о вынесении незаконных дисциплинарных взысканий, препятствующих реализации права на УДО или изменения наказания на несвязанное с лишением свободы. Контроль над соблюдением требований закона в части условий содержания осужденным предпринимателям в местах лишения свободы. Соблюдение права на условно-досрочное освобождение или замену неотбытой части наказания более мягким видом наказания, не связанным с лишением свободы. Также я занимаюсь вопросами трудовой адаптации осужденных предпринимателей. Повышением их роли в производственных процессах ФСИН. Реинтеграцией осужденных предпринимателей в предпринимательское сообщество.
— Раньше упомянутыми вами проблемами занималась Ассоциация защиты бизнеса и ее лидер Александр Хуруджи. Сейчас она прекращает свое существование. Вы планируете создать новую структуру вместо нее?
— Ассоциация защиты бизнеса (АЗБ) была создана Александром Хуруджи и проделала большую работу. Эта организация возникла в нужное время и в нужном месте, что помогло решить многие задачи. Но сейчас появляются новые вызовы и новые угрозы, а актуальность некоторых задач, наоборот, утрачивается. Например, благодаря работе бизнес-омбудсмена предпринимателей стали значительно реже заключать под стражу поcле того, как в отношении них возбуждают уголовные дела. Кроме того, следствие стало меньше использовать содержание в СИЗО как инструмент давления на обвиняемого.
Суды стали чаще назначать домашний арест, тогда как раньше это было редким исключением, воспринимаясь чуть ли не как награда. Теперь следственные изоляторы не так загружены. Кроме того, и ФСИН предприняла серьезные усилия для улучшения ситуации в изоляторах: стали соблюдаться нормы площади на арестанта и нормы питания
Был момент, когда перед аппаратом бизнес-омбудсмена стояло очень много вопросов, и все созидательные силы, в том числе и АЗБ, были нужны. Сейчас ситуация стала лучше, многие остающиеся вопросы являются системными. Поэтому нужно увеличить полномочия аппарата, его функционал как системообразующего органа, созданного властью, государства. Умалять роль АЗБ нельзя, но, на мой взгляд, на данном этапе эти функции должны быть сосредоточены в аппарате бизнес-омбудсмена. Что же касается моей деятельности, то, конечно, я собираюсь расширять свою команду. Сейчас у меня всего два помощника, но я буду увеличивать число своих сотрудников, так как работы будет много. К примеру, у нас будет всего 48 часов на обработку запросов задержанного предпринимателя. А материалы, которые мы будем готовить, должны быть безупречными, чтобы бизнес-омбудсмен смог правильно оценить ситуацию.
— Собираетесь ли вы сотрудничать с общественными наблюдательными комиссиями?
— Эти комиссии являются крайне важными структурами. У них беспрецедентные полномочия в части прохождения в СИЗО. Они не должны согласовывать свои визиты туда. Наблюдатели могут опрашивать заключенных для того, чтобы выявить нарушения их прав. ОНК сейчас являются большим подспорьем в работе уполномоченных по правам человека. И в защите прав предпринимателей, находящихся в СИЗО, они также важны. Мы планируем расширять взаимодействие. У нас, по моему мнению, есть больше возможностей по консолидации и систематизации процессов, мы можем фокусировать на них внимание уполномоченного по правам предпринимателей. А он, например, может обратить внимание генерального прокурора или даже президента, то есть на высший уровень. ОНК же могут оперативно выезжать на места, в конкретные СИЗО или колонии, и контролировать соблюдение прав арестанта.
— О проблемах, с которыми сталкивается предприниматель, подвергнутый уголовному преследованию, вы знаете не понаслышке. Как вы оказались под следствием?
— Моя история еще не окончена. В ближайшем будущем я ожидаю решения Европейского суда по правам человека в части фундаментальных нарушений закона в деле по существу. Ранее Европейский суд уже счел незаконным мое содержание под стражей.
Мое уголовное преследование началось еще в 2010 году, более девяти лет я боролся с незаконными действиями представителей органов следствия и суда на местах. В отношении меня не возбуждалось ни одного уголовного дела, мне не было предъявлено обвинение, судебный процесс шел в закрытом режиме, суд запретил стороне защиты представление ключевых доказательств, поскольку они полностью опровергали версию обвинения, я при этом был удален из судебного процесса до конца прений сторон.
По результатам изучения материалов уголовного дела, включая вышеуказанный приговор, было подготовлено пять независимых научно-консультативных заключений, проведенных специалистами в области уголовного права: двух заключений Центра общественных процедур "Бизнес против коррупции", ведущих экспертов Института государства и права Российской академии наук, Постоянного экспертного совета по прецедентным делам при Совете по правам человека в Российской Федерации, которые пришли к однозначным выводам о том, что уголовное преследование в отношении меня изначально проводилось с нарушением фундаментальных основ и норм действующего уголовного и уголовно-процессуального законодательства, что, по моему мнению и многих ведущих экспертов в области права, стало препятствием для вынесения законного судебного решения.
— Что произошло с вашим бизнесом, пока вы находились в СИЗО?
— Я считаю, что сопутствующей целью моего уголовного преследования как раз и был мой бизнес.
Сразу после ареста начался рейдерский захват под руководством начальника службы безопасности моей компании. Производство было разграблено. Компания просуществовала еще четыре месяца после моего заключения. За это время мои бывшие партнеры и сотрудники собрали со всех покупателей долги, получили ранее оплаченные комплектующие, позже все это исчезло, а компанию ликвидировали как юрлицо, причем без моего участия.
— В последнее время в аппарате уполномоченного по правам предпринимателей обсуждают тенденцию, когда гражданско-правовой спор между бизнесменами одна из сторон пытается решить с помощью уголовного дела. Как вы считаете, насколько актуальна эта проблема?
— Эта проблема обсуждается не в последнее время, к сожалению, такая тенденция проявляется уже давно, она началась еще в 1990-х годах. Это происходит потому, что у нас по какой-то причине мнение арбитражных судов не воспринимается уголовными судами вообще. И вот арбитражный суд выносит решение: это была законная сделка или просто неудачный бизнес.
Ведь ситуация, когда один предприниматель не смог рассчитаться с другим, это еще не преступление само по себе. И для принуждения того или иного предпринимателя к выполнению своих обязательств есть гражданско-правовые рычаги
Необходимо уравновесить все институты и прописать четкие правила, которые бы все соблюдали. А таких предпринимателей, которые инициируют уголовные дела против тех, с кем у них возник обычный экономический спор, по моему мнению, стоит делать "нерукопожатными" в деловой среде, исключать из всех бизнес-объединений. Мы не можем подменять собой госорганы, но сделать так, чтобы в предпринимательский среде знали, что конкретный человек работает такими вот методами, мы можем, и тогда уже его репутация будет говорить сама за себя.
— Согласно действующему законодательству сейчас нельзя содержать обвиняемых в экономических преступлениях с теми, кто проходит по делам о насильственных преступлениях. Как вы считаете, этот принцип соблюдается?
— На мой взгляд, да, тенденция на соблюдение этого требования есть, в том числе благодаря работе бизнес-омбудсмена. Кроме этого, раньше изоляторы были переполнены, и в камере, рассчитанной на десять человек, могло содержаться, например, 20. Сейчас в основном в СИЗО нет перелимита, и принцип раздельного содержания "экономических" и "неэкономических" в основном соблюдается. Кстати, примерно в то же время приняли закон о запрете курения в общественных местах, и в СИЗО стали разделять курящих и некурящих заключенных. И это тоже важно. Дело в том, что люди, которые неоднократно бывали в местах лишения свободы, зачастую курят очень много. Представьте себе, каково в одной небольшой камере с ними человеку, который вел здоровый образ жизни и не курил вовсе? Так что разделение курящих и некурящих также можно приветствовать.
— А почему, с вашей точки зрения, важно соблюдать принцип раздельного содержания в СИЗО предпринимателей и тех, кого обвиняют в насильственных преступлениях?
— Потому что бизнесмены, оказавшиеся под следствием, получают двойной удар — как обычный гражданин и как человек, ответственный за судьбу предприятия, на котором нередко работают сотни людей. Возможности оказания давления на такого предпринимателя больше, и если предприниматель оказывается в СИЗО в одной камере с людьми, которым грозит 10–15 лет за убийства и им нечего терять, то они могут начать вымогать деньги. И отделять сидящих по обвинению в экономических преступлениях от прочих, безусловно, необходимо. Ну и человеческий фактор в правоохранительных органах также есть, и не все сотрудники правоохранительных органов могут быть добросовестными, такие порой создают бизнесменам искусственно проблемы, чтобы человек начал их решать, то есть договариваться. Отсюда — коррупция.
— Некоторое время назад ряд правозащитников предлагали создание частных СИЗО, построенных при участии бизнеса, где бы содержались люди из предпринимательской среды в лучших условиях по сравнению с иными категориями заключенных. Поддерживаете ли вы данный проект?
— Я с уважением отношусь к этой идее, но я не считаю возможным ее реализацию в нашей стране. Нельзя не учитывать наш менталитет, культурные особенности нашего народа. В США есть частные тюрьмы, но мы не американская нация, да и условия в этих частных тюрьмах разные. В нашей стране частные изоляторы могут вызывать злость и зависть по отношению к людям со стороны тех, кто находится не в частных, а значит, вероятно, привилегированных, но в обычных СИЗО.
Важно сделать другое: обязательно разделять в СИЗО бизнесменов и иных заключенных, чтобы избежать давления на предпринимателей, оказавшихся в изоляторе.
В колониях я бы тоже как-то выделил осужденных предпринимателей: зачастую у них есть высшее образование, навыки хозяйственной деятельности. Им не стоит быть рядом с маргинальными людьми, которые отрицают все хорошее. Но просто выделить бизнесменов в отдельную категорию в колонии, по моему мнению, невозможно: их там не так много. Поэтому вымогательству и давлению со стороны криминального элемента они там подвергаются нередко
— Какой же можно найти выход из этого положения?
— С моей точки зрения, рабочие отряды должны быть отделены от нерабочих. Осужденные предприниматели не только охотно идут на работу, когда оказываются в колонии, но и помогают лучше организовать рабочий процесс, так как имеют соответствующие навыки. Сейчас же работающий часто заключенный находится в худшем положении, чем неработающий. У "работяги" МРОТ — 12 500 руб. С него удерживают за питание, форму, белье, а также на компенсацию ущерба потерпевшим. В итоге бывает, что на руки он получает 200 рублей. А те, кто не ходит на работу, — с них ничего не удерживают, так как удерживать нечего. И у человека пропадает мотивация для работы.
Я вообще считаю, что работающие должны содержаться в лучших условиях: они приносят колонии, а значит, государству и обществу доход, а также делают существенные шаги к исправлению посредством своего труда. Им можно давать некие книги, телевизоры, нормальные кровати, кухни и душевые в барак, например. А те, кто не работает, должны получать лишь необходимый по закону минимум
То есть у человека должна быть мотивация работать в колонии.
— Как думаете, почему пока в колониях не разделяют работающих заключенных и неработающих?
— Есть странная, на мой взгляд, позиция некоторых коллег-правозащитников, которые утверждают, что труд заключенных — это почти что ГУЛАГ. Однако я полагаю, что такова позиция людей, которые никогда не были в местах лишения свободы. Что такое работа в колонии? Это, как ни странно, минимальное, но все же улучшение бытовых условий. На рабочей территории человек общается с социально близкими себе. Там сильно уменьшается возможность какой-либо провокации. Наконец, работа — это шанс получить свидание с близкими и УДО.
— А как создание рабочих мест в колонии могло бы помочь дальнейшей социализации заключенных и что для этого мог бы сделать бизнес?
— Бизнес может совместно с руководством той или иной колонии организовать там производство, завести туда технологии и оборудование. Кроме этого, бизнес может помочь заключенным овладеть новой специальностью, которая потом пригодится человеку в нормальной жизни. Более того, уже существует пилотный проект, родившийся на площадке Совета Федерации, по организации в колониях рабочих мест с помощью предпринимателей. В рамках этого проекта предложено протестировать, как же взаимодействуют бизнес и ФСИН. С его помощью кое-что сделать удалось, например наладить производство электрооборудования в ряде колоний Ростовской области.
Однако реализация этого проекта выявила и проблемы: когда, например, меняется руководство той или иной колонии, часто в худшую сторону меняются и условия соглашения с предпринимателями, которые организуют рабочий процесс. И многие бизнесмены отказываются работать дальше. Также могу отметить и частое отсутствие достаточной инициативы со стороны руководителей производственных площадок ФСИН, различное правоприменение, к тому же усложненное внутренними приказами, отсутствие гибкости и адаптивности. Тем не менее при поддержке руководства ФСИН России все это можно преодолеть, особенно учитывая положительное отношение к производству директора ФСИН России Александра Петровича Калашникова и сильный производственный аппарат ФСИН России. Но на местах ситуация еще далека от совершенства.
Поэтому, на мой взгляд, необходимо выводить отношения бизнеса и ФСИН на новый уровень. Например, считаю необходимым создать постоянную рабочую группу, куда бы вошли на постоянной основе представители ФСИН, бизнеса, аппарата уполномоченного по правам предпринимателей. На этой площадке можно бы было системно решать возникающие вопросы и все же развивать производства в колониях. Если эта идея будет реализована на необходимом уровне, то я уверен, что в выигрыше окажутся все: и ФСИН, и бизнес, и те осужденные, которые хотят встать на путь исправления и побыстрее оказаться на свободе.
Беседовал Владимир Ващенко