Миллионы христиан 7 января отмечают один из главных церковных праздников — Рождество Христово. В традиционном Рождественском интервью Патриарх Московский и всея Руси Кирилл рассказал о том, почему именно Россия в наши дни стала опором православия во всем мире, как относиться к тем людям, которые, покинув страну в период СВО по идейным соображениям, возвращаются обратно, как можно преодолеть войну на Святой Земле и в чем заключается "великий грех" Константинопольского патриарха Варфоломея. Своими мыслями предстоятель поделился в интервью гендиректору ТАСС Андрею Кондрашову, которое также вышло в эфир на телеканале "Россия 1".
— Ваше Святейшество, спасибо вам огромное в очередной раз за эту традиционную возможность говорить с вами в Рождество о празднике Рождества. Поздравляю вас.
— Благодарю вас сердечно. Для меня всегда это тоже особое событие — встречаться накануне праздника, общаться с вами, но и через это общение иметь какой-то разговор с нашим народом.
— Этот год будет годом 15-летия вашей интронизации, и я прекрасно помню, как еще раньше, 15 лет назад, вы уже говорили о традиционных ценностях. В тот момент, когда многие политики еще показательно морщились — дескать, какие традиционные ценности, если для народного благополучия, для благополучия государства у нас есть институт прав человека, есть демократия, и этого достаточно? Вы говорили об этом уже тогда, и в этом году мы уже можем сказать, что традиционные ценности стали частью института права, — при этом вы все равно продолжаете говорить о традиционных ценностях. То есть, вы думаете, что это пока декларация и за нее еще стоит побороться?
— Хотел бы начать немножко с филологии, с традиции. Что это такое? Традиция — это передача, дословно: передача. Другими словами, традиционные ценности — это те ценности, которые передаются. От кого к кому? И что это за временной отрезок, в течение которого эти ценности передаются? Отвечая на эти вопросы, мы сразу и поймем, о чем идет речь.
А речь идет о вечных ценностях, которые Богом заложены в саму природу человека. И реализация этих ценностей и обогащает человека тем, что является архиважным, непреходящим, во многом определяющим такое важное понятие, как человеческое счастье. Поэтому здесь никакая не архаика, а свидетельство о чем-то, что выходит даже за границы нашего опыта.
Как можно представить ценность, которая существовала всегда и переходила от поколения к поколению, от культуры к культуре? Поэтому отношение к традиционным ценностям должно быть очень внимательное. И самое главное — чтобы традиционные ценности не отождествлялись только с прошлым. И чтобы молодежь это понимала. Традиционная ценность — это то, что принадлежало истории, что принадлежит истории и что уйдет в будущее. Эти ценности будут сопутствовать человечеству, видимо, до скончания сего мира.
— Ваше Святейшество, в прошлом году произошло очень много знаков. Мне кажется — добрых, но хочу знать ваше отношение к ним. Конечно, это возвращение иконы "Троица" преподобного Андрея Рублева. Рака князя Александра Невского была установлена теперь на историческом месте в Петербурге. Вами обретена чтимая икона Казанской Божией Матери, теперь можно ей поклониться в Казанском соборе. Мне кажется, добрые знаки. А на ваш взгляд? И есть ли в этом какой-то тайный смысл?
— Эти события настолько значимы, что, конечно, важно попытаться понять — во-первых, почему это сейчас произошло. Почему это раньше не могло произойти? Почему патриарх, постоянно проходя мимо этой [Казанской] иконы, не задавал себе вопрос, что это никакой не постер, никакая не копия, что это икона, и лик настолько древний, что эта икона не может быть сделана вот сейчас? Но ведь проходил.
— А что произошло в какой-то момент? Вы проходили, как и раньше проходили — и что произошло?
— Да, а тут прохожу, смотрю на икону и думаю: как все-таки научились подделывать под старину, не понимая, что передо мной подлинник. Беру эту икону в руки, поворачиваю и понимаю, что это старинная икона. И вспоминаю историю о том, что московский список Казанской Божией Матери якобы был похищен из храма на Красной площади. Причем никто не мог объяснить и толком рассказать историю, как это он был похищен. Что, воров не схватили, или была погоня, и кто вообще сказал, что он был похищен? Нет этой информации.
И тогда мне приходит мысль: так, может, никто его не похищал, а просто спрятали? Время такое было - спрятали образ. И то, что он оказался в патриаршей ризнице, тоже не случайно: ну куда же принести-то этот образ, чтобы его все-таки никуда, ни в какой музей не передали? Передали моим предшественникам - по всей вероятности, это был патриарх Алексий II, и образ находился в патриаршей ризнице.
И таким образом произошло это мое соприкосновение с этой святыней, и я очень рад, что это случилось не только как бы келейно [незаметно], и этот образ не остался только в том месте, где молится патриарх, но что появилась возможность вернуть его на то историческое место, где он находился: на Красной площади.
— Это явно какие-то знаки, или это мы так себе представляем? Для Церкви, для народа, для государства?
— Да, это очень хороший вопрос. Есть такой текст Священного Писания: "в злохудожную душу не внидет премудрость, и не обитает в теле, повинном греху". Что это означает? Это означает: чтобы принять благодать Божию, чтобы принять чудо, нужно быть к этому готовым. Мы были к этому готовы в советское время? Нет. Мы были готовы в постсоветское время, когда все эти "турбуленции" были, когда наше сознание было переключено на совсем другое? Сейчас наступило особое время, я называю это временем сосредоточения.
Россия действительно набрала силы — материальные, интеллектуальные, научные, военные, множество сил. Но Россия набрала, несомненно, и духовную силу, она стала опором православия во всем мире. Церковь наша не просто играет какую-то культурную роль и находится за полями общественной жизни, там, на периферии, обслуживая пенсионеров, — она в центре жизни людей.
И когда все эти замечательные изменения нашей жизни состоялись, и явилась Божия Матерь — не в "злохудожную душу", а в открытую душу наших людей, к открытым сердцам, чтобы принять эту благодать. Поэтому все связано очень тесно: и состояние людей, уровень их веры, духовности, готовности воспринимать святыню, — и чудеса, которые Господь совершает. Поэтому эти события свидетельствуют о большом сдвиге, который произошел в сознании нашего народа и в духовной жизни людей.
— Сейчас молятся больше всего, взывают к Богу, как мне кажется, наши ребята там, на передовой, в окопах, перед боем, принимая атаки неприятеля. Слава Богу, у нас уже появилось ощущение абсолютной неотвратимости Победы — она будет, мы ее добудем. Но люди продолжают гибнуть — и воины, и мои коллеги-журналисты, и простые люди, горожане. Причем как в зоне проведения операции, так и в приграничных районах. Как им помочь? Как успокоить, как дать надежду?
— Вопрос, на который у меня лично нет ответа, как. Потому что это все очень индивидуально. Я думаю, что одного ответа быть не может. Но я бы вот о чем хотел сказать. Господь не посылает народу испытания, которые он не способен вынести. Даже Великая Отечественная война, которая сопровождалась огромными страданиями людей, не оказалась способной разрушить жизнь нашего народа. Так и те испытания, которые сегодня выпадают на нашу долю, они, конечно, ранят, но они не способны убить. Они не способны поколебать нас как народ. Они не способны сокрушить наше мировоззрение, в которое прямо включена любовь к Родине и готовность ее защищать.
Поэтому мне кажется, что всякое испытание посылается нам не для нашей погибели, по крайней мере, духовной погибели, а для того, чтобы, пройдя эти испытания, мы стали лучше. В каком-то смысле то, что сегодня с нами происходит, это экзамен — на нашу зрелость, в том числе на духовную зрелость. Вот столько лет вы жили в условиях религиозной свободы. Вы построили храмы, открыли монастыри. Вы стали причащаться святых Христовых тайн. Священники работают в Вооруженных силах. Ребята исповедуются, причащаются перед тем, как идти в атаку. Уже совершенно как бы другое измерение этой духовной жизни.
И вопрос заключается в следующем: а что это все приносит нам как народу, как стране? Глубоко убежден, что если бы не было этого возрождения, и, сохрани Бог, если бы произошла такая междоусобная брань, то протекала бы она совсем иначе, и последствия ее были бы очень опасными для нашей страны. А сегодня у народа, у страны есть потенциал, как отражать тех, кто чает сокрушить Отечество наше. Именно так примерно мы молимся в особой молитве на литургии за мир и за прекращение военных действий, и за нашу победу. И надеемся, что так оно и будет.
Еще раз хочу подчеркнуть, что наши победы куются не только на поле брани. Они куются начиная с детских садов и школ. Они куются в наших молодежных группах, в учебных заведениях… Ну и, конечно, Церковь продолжает осуществлять совершенно особое служение. Дай Бог, чтобы, мобилизуя все силы, которые у нас есть, мы и могли бы стать сильнее. В первую очередь, сильнее духовно.
— Как вы знаете, есть у нас такие люди, которые не захотели стать сильнее, и два года назад, в феврале 2022 года, стали уезжать из страны, их называли и все чаще называют — "испуганцы". Так вот эти "испуганцы", которые, наверное, имели иллюзию того, что рай на земле — это на Западе, и там им будет хорошо, сейчас, по всей видимости, распрощались с этими иллюзиями, потому что начинают возвращаться — все больше и больше. И здесь две точки зрения. Одни говорят: надо помогать, надо их вернуть, а другие говорят — да не надо помогать, общество без этих [людей] чище будет. А как по-христиански?
— Ничего не хочу говорить как бы от своей мудрости — или недостаточной мудрости — просто хотел бы сослаться на "Слово Божие". Притча "о блудном сыне". Было два сына: один благоразумный, который работал, трудился, помогал отцу, а второй, получив денежки в наследство, [ушел и] промотал их. А потом пришел [к отцу] оборванный, несчастный. Ну и тот [другой сын], конечно, возмутился, ведь он благоразумный сын, а отец принял этого блудного сына.
И это же притча для всех нас: не надо отталкивать человека, который согрешил, если он приходит с чувством покаяния, осознания своей вины. Если люди, которые покинули Россию и даже где-то выступали как-то против, вернулись с пониманием того, что они действительно совершили ошибку, то Родина не может их отвергнуть.
Другого подхода к этой теме, как только христианского, я сформулировать не могу. Там, наверное, еще могут быть какие-то правоохранительные темы, степень вовлечения этих людей в какие-то преступные действия, но это уже не касается священнослужителя. А я говорю, обращая внимание на то, что среди этих людей есть и вполне достойные, но те, которые ошиблись или испугались, или действительно стремились найти что-то более для себя удобное в жизни, комфортное, но были посрамлены на этом пути. И если они с покаянием возвращаются в родной дом, то дело отца заключается в том, чтобы их принять.
— Преследование канонической Русской православной церкви на Украине. Сначала захват Киево-Печерской лавры, потом попытки запретов канонической Церкви… Такое ощущение, что из нашей Церкви хотят сделать один из двигателей гигантского конвейера по производству ненависти по отношению к русским и России в целом. Как вы думаете, хоть что-нибудь у них получится?
— Что-то уже получилось, но очень коряво и, простите меня, глупо. Они пошли по пути создания раскола, потому что они не могли же обратить всю Церковь на ту политическую позицию, которую большинство людей не разделяло и не разделяет. Именно политические факторы привели к тому, что была создана раскольническая церковь на Украине. К сожалению, ее поддержал Константинопольский патриарх.
Всем же хорошо ясно, что Константинопольский патриарх — не свободный человек, он находится под сильными влияниями тех, кто имеет силу в этом мире. Сам он не имеет поддержки, собственной паствы в том месте, где он находится, я имею в виду Турцию, — ну действительно ведь человеку непросто. Поэтому, по всей вероятности, этот неблагоприятный контекст и формирует ту позицию Константинопольского патриарха, с которой очень многим невозможно согласиться. И поэтому поддержка раскола на Украине — это не просто ошибка Константинопольского патриарха, это его великий грех.
Кстати, мне стало известно достаточно давно о том, что наши политические противники, противники нашего государства размышляли о причинах влияния сначала Советского Союза, а потом и России на арабский мир и на Восточное Средиземноморье, то есть на православный мир. И они вынесли такое суждение: что главной, основной мягкой силой, которая осуществляет якобы политику государства в отношении этих регионов, является Русская православная церковь.
Они, конечно, ошиблись, потому что Русская православная церковь никогда политического влияния не оказывала. Но в чем-то они не ошиблись…
— Ну, духовно — это точно…
— Потому что мы — братья с теми самыми людьми по вере. И в этом смысле, конечно, Русская православная церковь являлась фактором развития добрых, братских отношений и с Грецией, и с православным, и арабским миром…
— Балканские страны…
— Балканские страны. И в этом смысле, конечно, "мягкая сила". Но не только с нашей стороны, но и с той стороны. И, в общем-то, эта духовная сила и не может быть жесткой. Духовная сила всегда направлена на достижение тех идеалов, которые прописаны в Евангелии.
Поэтому полностью отказываясь от той трактовки мягкой силы, которую в то время западные аналитики приписывали Русской православной церкви, я одновременно скажу, что Церковь, конечно, играла очень важную роль в сохранении духовного единства православия. И когда начались эти раскольнические процессы, я не сомневаюсь в том, что за этим стояла политическая воля не только врагов России, но и врагов православия. Потому что оторвать Русскую церковь от церквей Ближнего Востока - это значит ослабить в первую очередь те Церкви.
По милости Божьей, все-таки большинство православных лидеров — люди мудрые и не поддаются на такого рода давление. Хотя это давление осуществляется, и кое-кто сдает свои позиции. Но некоторые главы Церквей мужественно этому сопротивляются.
— Вы упомянули Восточное Средиземноморье. Как раз в тех местах, где родился и прошел свой земной путь Христос, сейчас ведь тоже все в огне, и несмотря на то, что все мировые религии на Святой Земле в один голос заявляют о том, что молятся только за мир и ни за что другое, — война-то продолжается. Как вы думаете, как найти дорогу к миру на Ближнем Востоке?
— У меня, конечно, нет и не может быть каких-то политических рецептов, да, наверное, все рецепты уже давно перепробованы и что-то ничего из этого не получается. Речь идет в первую очередь о том, что существует достаточно сильное напряжение между арабским и еврейским населением.
Опять, не буду входить в какие-то возможные политические, экономические причины этого, хотя, наверное, и то, и другое присутствует, но ведь это напряжение, оно не сегодня родилось, оно существовало и в прошлом.
И поэтому, если говорить о каких-то путях и средствах преодоления этого конфликта и вообще примирения людей, мне кажется, что нужно очень активно вовлекать религиозных лидеров. И уважаемых мусульманских лидеров, и иудейских, и христианских лидеров. Потому что если между лидерами и вождями этих групп будет действительно установлено какое-то единомыслие по поводу того, что и как нужно делать для сохранения мира, то это единомыслие может быть реализовано в политических концепциях и повлиять на предотвращение дальнейшей военной эскалации.
Но об этом пока только стоит мечтать, потому что, как я понимаю, при всем желании некоторых религиозных лидеров активно включиться в эту проблематику, не все получается так, как бы хотелось.
— Будем надеяться. Ваше Святейшество, большинство российских семей отмечают Рождество. Мой, наверное, традиционный, но всякий год очень актуальный вопрос: как среди этих наших бед и тревог разгрести пространство, чтобы было место для праздничной радости?
— Для меня праздничная радость — это состояние души. Я знаю, что для некоторых людей синонимом радости является веселье.
— Но есть разница.
— Да, есть большая разница. Нельзя все время веселиться, с ума сойдешь. Веселье, вообще, это очень энергетически затратная эмоция, и каждый это знает. Нельзя смеяться весь вечер, потом на следующий день голова от этого болит. А что нужно? Нужно, чтобы на сердце была радость, чтобы сбалансированы были наши чувства, чтобы мы действительно воспринимали переживаемое как важное духовное событие.
И, на мой взгляд, конечно, кто-то из людей, не разделяющих религиозные убеждения, с этим не согласится, но на мой взгляд, без веры в Бога это невозможно. Говорю вам от своего собственного опыта. Не могу представить себе, как это вообще можно иметь радость — ту самую, о которой мы говорим, радость "во Святом Духе", — если ты отрицаешь и Духа, и Бога, и замыкаешь все свое мировоззрение в рамках только того материального мира, который существует. А значит, и жизнь свою замыкаешь в рамках этого материального мира. А потом что? А потом — холмик, и ничего…
— И ничего с собой не забрал.
— И ничего с собой не забрал. И если человек верит, что с холмиком все кончается, то это же несчастный человек. Больше того, если вы не верите в вечность, если вы не верите в суд Божий, то это же очень влияет на вашу мотивацию здесь. Если Бога нет, то все дозволено. Классик сказал. Вот так оно и получается. Живи как хочешь, делай что хочешь. Там какие-то законы — законы обойти можно.
Но если ты понимаешь, что никаким холмиком ничего не заканчивается, что душа бессмертна, ты предстанешь пред Богом, ты будешь судим по тому, как ты жил, — тогда мозги включаются, и чувство самосохранения возникает. И 20 раз человек подумает, а надо мне сейчас обманывать или не надо? Мне нужно разрушать мою семью или нет? Мне нужно взять в долг большие деньги и куда-то убежать, и оставить того, от кого деньги взял, человеком нуждающимся, или не надо? Это можно перечислять до бесконечности.
Другими словами, совесть — удивительный внутренний голос. Этого голоса бы не существовало, если бы Бога не существовало. Потому что голос совести точно совпадает с Божественными заповедями. Но, к сожалению, совесть — хрупкая конструкция. Ее можно разрушить, ослабить, создать такую систему псевдоценностей, в которых совесть начинает себя чувствовать так: "ну а, в общем-то, это и не совсем плохо". И таким образом человек теряет способность реально отличать добро от зла. А это самое страшное. Совесть — от Бога, это самое сильное доказательство того, что Бог существует.
Нам иногда говорят, что совесть — это результат человеческого развития, она формируется под влиянием внешних факторов, культуры, образования, и так далее. Это неправда. То, что хорошо — хорошо для всех, и для образованных, и для малообразованных. И совесть начинает работать в человеке тогда, когда он нарушает Божьи заповеди, даже не зная их. Так что дай Бог, чтобы голос совести никогда не исчезал, и чтобы мы берегли этот драгоценный инструмент, который — вне даже зависимости от того, насколько мы часто молимся или не молимся, ходим в храм или не ходим, — помогает нам не потерять связь с Творцом.
— Когда мы говорим: "Мы русские, с нами Бог", мне кажется, что лучшим доказательством является это огромное количество народа, которое сейчас если не на войне, то точно помогает нашим воинам, чем только можно. Посмотрите: волонтеры. Мы даже не представляли, какое огромное количество этих замечательных людей в нашей стране. Это и есть Бог, я прав?
— Да, там, где жертвенность, там, где человек отдает самого себя, там Бог. Почему? А потому что физическая природа человека во имя самосохранения предполагает динамику к себе, а не от себя. Надо же сохраняться, надо выжить, значит, нужно к себе. А если вы отдаете от себя, нередко подвергая себя рискам? А когда мы идем добровольцами навстречу смерти, подвергаем свою жизнь опасности? Откуда это? Из какой материальной субстанции может произрасти сам этот подвиг, отдача своей собственной жизни? Ну, нет комментариев.
— Только свыше.
— Только свыше. Господь через совесть нами управляет. И, может быть, человек креститься не умеет или в мечеть не ходит, но голос совести заставляет его поступать так, как Богу угодно. Вот почему нужно всегда прислушиваться к своей совести и ни в коем случае не доводить дело до того, когда совесть просто разрушается. Мы говорим иногда: "бессовестный человек", "нет совести". Он разрушил самое важное, что есть в человеческом измерении жизни.
Поэтому дай Бог, чтобы все, что работает на сохранение совести, — это, конечно, и религиозный фактор, и высокая культура, и воспитание, которое включает в себя любовь к Отечеству, помощь ближним, — чтобы все это помогало людям сохранять совесть, а вместе с совестью — ответственность за самого себя, за своих родных и близких, и за свою страну.