Выставка современной скульптуры "Пять измерений" откроется в Третьяковской галерее на Крымском валу 23 августа. Представить себе этот крупнейший за последние десятилетия проект без президента Российской академии художеств Зураба Церетели невозможно.
Скульптору и живописцу 83 года, интервью он дает нечасто. От поездок на телеканалы отказывается, в шоу-программах не участвует, зато у себя дома рад видеть не только журналистов, но и всех почитателей искусства. Корреспондент ТАСС отправилась в гости к российскому художнику-монументалисту в поселок Переделкино, где находится дача и мастерская-музей Церетели.
— Зураб Константинович, у вас всегда день открытых дверей на даче?
— Всегда. Кто хочет — заходит и смотрит скульптуры. Билеты не нужны. По соседству — музеи Евтушенко, Вознесенского, Чуковского. Но там, как я знаю, экскурсии платные. А я не могу жить в Переделкино и брать с народа деньги за просмотр своих скульптур.
— В ваших музеях под открытым небом много известных личностей: политики, артисты, музыканты. Вы с ними со всеми дружили?
— Со многими. Помните, памятник Володе Высоцкому, где он на гитаре играет с оторванной струной? У этой композиции отдельная история. Мы дружили с Володей. Крепко. Я его свадьбу с Мариной Влади организовал. Отвез их в Тбилиси. Гуляли у меня дома несколько дней. Мои знакомые грузины такие концерты перед Мариной устраивали.
Когда я был выпускником Тбилисской Академии художеств, мою работу снял с диплома президент Академии художеств СССР Владимир Серов. Сегодня я сижу в его кабинете, занимаю его должность. Парадокс, правда? А на тот момент это был беспрецедентный случай
Володя долго держался, молчал. А, когда они успокоились, взял гитару, да так запел, что струна лопнула. Этот эпизод я изобразил в бронзе. А потом еще и дубовый стол, за которым сидели все гости, сломался пополам — раскладной был. Марина ногой его задела.
Вся андрониковская посуда (жена Зураба Церетели — грузинская княжна Инесса Андроникашвили — прим ТАСС) разбилась. На Кавказе это плохая примета, как и лопнувшая струна. Хотите верьте, хотите нет, а в итоге у них с Мариной так и не сложилась семейная жизнь.
— Для вас этот год насыщен юбилеями. 260 лет Российской академии художеств, и 20 лет, как вы сами стоите у ее руля.
— Правда 20? Надо же, а я и не считаю. Даты, телефонные номера и отчества — моя слабость. Недавно была годовщина смерти моей жены. Все звонили, телефон обрывали. Ее все помнят и любят. А я за календарем совсем не слежу. Вот сегодня какой день? (смеется)
— Вы думали, когда-нибудь, что станете управлять Академией, которую задумывал сам император Петр I?
— Что вы?! Когда я был выпускником Тбилисской Академии художеств, мою работу снял с диплома президент Академии художеств СССР Владимир Серов. Сегодня я сижу в его кабинете, занимаю его должность. Парадокс, правда? А на тот момент это был беспрецедентный случай.
Комиссия во главе с Серовым, которая приехала к нам в институт, посчитала, что моя картина "Песнь о Тбилиси" выполнена в импрессионистическом стиле, что было запрещено по тем временам. В Союзе признавали только тональную живопись. А я хотел играть колоритом, всеми красками, как симфоническим оркестром.
Настоящих педагогов, передающих свое мастерство, сейчас почти не осталось. Многие ушли из вузов. Русская классическая школа, аналогов которой в мире сегодня не найти, постепенно теряется
Помню, Сарьян (армянский живописец, член Академии художеств СССР Мартирос Сарьян — прим. ТАСС) похвалил, а Серов вот так… Весь город сочувствовал моему провалу. У меня в это время еще и свадьба на носу была, а до выпуска оставалось 12 дней.
Тогда я придумал писать портрет своего знакомого скульптора Алика Ратиани. Почти две недели мы не выходили из комнаты. Питались только кильками в томате и черным хлебом. В итоге за новую работу "Портрет спортсмена" я получил "пятерку". Но из своей палитры, чтобы никого не раздражать, мне пришлось убрать все импрессионистические краски.
— Грузия в то время была плодородна на таланты. Там нашли свое временное убежище и будущие эмигранты, в числе которых и Марк Шагал. А сами вы никогда не хотели уехать за границу?
— Я верю, что нужно до конца довести жизнь на той земле, где родился. Я вам так скажу: когда закрыли границы, многие захотели эмигрировать в Париж через Грузию. Марк Шагал и его будущая супруга Вава (вторая жена Марка Шагала — Валентина Бродская — прим. ТАСС) тоже так уехали.
И, пока Шагал ждал парома в Турцию, чтобы переправиться в Париж, он делал рисунки. Он не мог не рисовать. Спустя много лет, я нашел их в Тбилиси и передал в Московский музей современного искусства.
А что касается меня, то тетя моей жены, княгиня Лилия Андроникашвили, жила в то время в Париже и пригласила нас к себе в гости. Уже когда мы были на границе, меня пустили, а мою супругу — нет. Она была сирота. И власти решили, что мы хотим эмигрировать во Францию. Хотя таких мыслей никогда не было.
— Классической школе живописи вы учились у видных художников: Василия Шухаева, Давида Какабадзе, Серго Кобуладзе, Учи Джапаридзе, Иосифа Шарлеманя. Есть ли у современных выпускников Суриковского и Репинского институтов такие образцы для подражания?
— Для меня это больная тема. Конечно, есть наши академики, выдающиеся мастера-педагоги. Но их по пальцам пересчитать. Настоящих педагогов, передающих свое мастерство, сейчас почти не осталось. Многие ушли из вузов. Русская классическая школа, аналогов которой в мире сегодня не найти, постепенно теряется.
Я борюсь с "ветряными мельницами", пытаясь доказать, что отделение от Российской академии художеств двух главных институтов — Суриковского и Репинского, а также художественных лицеев — огромная ошибка.
Академия больше двух веков не только была центром художественного просвещения, но в первую очередь выполняла образовательные функции, воспитывала и поддерживала молодых художников, передавала свои знания из поколения в поколение.
— Неужели современных художников и скульпторов сейчас ничему не учат?
— Я имею в виду, что многие дисциплины упразднились. Например, создание монументальной скульптуры — это долгий процесс. Нужно столько шагов пройти: гипсовая форма, восковая форма, увеличение изогипсами, точечное увеличение.
Все это художник не может сделать в одиночку. Ему нужны художники-исполнители. А где этому сейчас учат? Средние учебные заведения уже не готовят мастеров-исполнителей в области скульптуры, монументальной живописи, печатной графики, декоративно-прикладного искусства.
Утрачены художественные и производственные базы Союзов художников: Всесоюзный художественно-производственный комбинат им. Вучетича, Мытищинский завод художественного литья. Раньше скульпторов отправляли на эти производства, чтобы они проходили там практику, сейчас у выпускников такой возможности нет.
— Что же вы предлагаете?
— Я выкупил пятиэтажный дом в Кривоколенном переулке. Большое здание — 7 тыс. квадратных метров. Хочу сделать в нем Институт исполнительского мастерства, в котором объединились бы все забытые дисциплины. Уже подготовил концепцию. Станки специальные для шелкографии и литографии купил. Нужно только получить соответствующее постановление Правительства РФ и провести реставрацию этого здания.
— А может, просто выпускники сами не видят перспективы в своей профессии?
— Здесь вы отчасти правы. Я как-то зашел в Суриковский институт, а там — шесть девочек на скульптурном отделении и всего один мальчик. У меня — слезы в глазах. Никогда такого не было. Мы теряем патриотизм в искусстве, преданность любимому делу.
Академия на протяжении всей своей истории воспитывала художников, которые создавали музейные ценности. В Третьяковской галерее, Русском музее, других музеях большая часть коллекций — работы выпускников Академии.
Когда у меня спрашивают: почему я так часто рисую подсолнухи? Я отвечаю: в Москве мало солнца. Подсолнухи — это игра цвета, радость жизни, свобода живописи. Отсутствие солнца, как и тональная скупая манера письма, трагедия для меня
Это национальное достояние, гордость страны. Сегодня, окончив вуз, художники, чтобы прокормить себя, работают на покупателя, на галерею, а не на собственную идею.
Раньше существовало целевое направление на работу молодых художников, скульпторов, искусствоведов, а также система государственных заказов, получаемых через творческие союзы художников. В настоящее время такая практика утрачена.
— В Государственной Третьяковской галерее на Крымском валу 23 августа открывается масштабная выставка скульптуры. Среди участников — 50 авторов. Вы в том числе. Чем будете удивлять?
— На выставке в Новой Третьяковке будут представлены мои работы из серии "Горожане", посвященные жизни старого Тбилиси. Можно сказать, что это — лейтмотив моего творчества. Над этими образами я начал работать еще с 1960-х годов. Продолжаю до сих пор.
— Я видела ваши мастер-классы для детей в Галерее искусств. Проводите вы их бесплатно. С какой целью?
— Я даю детям возможность мыслить самостоятельно и нестандартно. Ни в чем их не ограничиваю. Краски, кисти, холсты — все им даю, только, чтобы они рисовали и фантазировали. Важны колоритные моменты.
Когда у меня спрашивают, почему я так часто рисую подсолнухи, я отвечаю: в Москве мало солнца. Подсолнухи — это игра цвета, радость жизни, свобода живописи. Отсутствие солнца, как и тональная скупая манера письма, трагедия для меня.
— Среди ваших работ есть скульптуры политиков: Путину, Жириновскому, генералу Шарлю де Голлю, например. А влияла ли политика на ваше творчество? Вот, например, ваша статуя Колумбу в Америке. Почему, с приходом нового американского президента, ее никак не откроют?
— Я никогда не играл в политические игры. Мухи отдельно, котлеты отдельно. Наоборот, считаю, что только искусство может примирить людей. 126-метровый памятник Христофору Колумбу в Пуэрто-Рико я задумал в честь 500-летия открытия Америки. И мне ее не просто заказали.
Я честно выиграл в конкурсе. В итоге скульптурная композиция из бронзы, в которой около 4 тыс. деталей, уже установлена. Ну что мне сделать, чтобы ее открыли: сплясать, спеть? Я свое дело выполнил. Для меня каждый , кого вы упомянули, — яркая личность, художественный образ, а не политик.
— Кстати, а вы поете, когда работаете?
— Это отец мой всегда пел, когда просыпался. А я только слушаю грузинские песни. Они мне дают нужный колорит.
— Зураб Константинович, простите за излишний пафос, но что вы еще не сказали миру? Чем хотите поделиться?
— Я ищущий художник, не могу сидеть и самодовольно рассуждать. Жизнь впереди. Много чего не сказано. Но поделиться самой важной идеей пока не могу.
— Почему?
— Украдут. Как только расскажу, мигом своруют. Работаю над проектом пока только в карандаше. Но это и правда будет уникальная вещь. Мир обалдеет.
Беседовала Оксана Полякова