Клавишник Rammstein: мы всегда хотим выйти за пределы наших возможностей

В понедельник в Москве прошел концерт невероятно популярной немецкой группы Rammstein, которая не изменила себе и опалила "Лужники" языками пламени. Но это не единственная причина, почему немцы приехали в российскую столицу: Кристиан Лоренц по прозвищу Flake презентовал свою книгу "Долбящий клавиши", в которой рассказывает о своем детстве в ГДР, страхе полетов и первых попытках пробиться на музыкальную сцену. Это первая книга музыканта, за которой он выпустил еще одну, "Сегодня день рождения мира". Flake рассказал ТАСС, что коллеги по группе думают о его писательской карьере, как изменилась Восточная Германия с приходом капитализма, и почему  Rammstein никогда не откажется от спецэффектов на сцене.

— На презентацию вашей книги выстроилась огромная очередь поклонников, все хотели получить ваш автограф. Вы ожидали такого ажиотажа?

— Нет, я, конечно, не предполагал, что так будет. Я слышал, что в России много читают, что это читающая страна, родина многих известных писателей с мировым именем. Но что молодежь столько читает, я не думал. Мне казалось, что они все время в мобильных телефонах.

— Как родилась идея для книги? Это были какие-то дневниковые заметки, которые вы решили систематизировать, или вы просто в один прекрасный день подумали: "Хочу написать книгу!"

— Я всегда любил в кругу друзей рассказывать истории из своей жизни и жизни группы, веселые эпизоды, воспоминания, пока жена, уставшая уже это все слушать, мне не сказала: "Почему бы тебе не издать книгу? Напиши свои истории, упорядочи их, и тогда не нужно будет рассказывать одно и то же". Поэтому-то и повествование идет в таком стиле, как будто это дружеский рассказ. Я не знаю, сохранилось ли это в русском переводе, но в оригинале это именно так.

— Да, когда читаешь книгу, такое ощущение, что вы рядом сидите и рассказываете. Мне поэтому и показалось, что сначала это было что-то типа дневника. А ваши коллеги по группе их читали? И что про них думают? Тилль, например, сам поэт, может, он с литературной точки зрения смог их оценить?

— Мои коллеги по группе предпочитают, чтобы мы все делали вместе, поэтому, когда я написал книгу, они это не очень хорошо восприняли. То, что я написал, не всегда соответствовало их воспоминаниям и представлениям, так как это все-таки мое восприятие событий, поэтому между нами не было понимания. Они были не очень довольны. А Тилль вообще ничего не сказал.

— Может, обиделся…

— А я по поводу его стихов тоже отмалчиваюсь.

— То есть вы по отношению друг другу соблюдаете политику невмешательства.

— Да. Все-таки книги не касаются группы, это было мое личное решение.

— В новостях писали, что Тилль Линдеманн сел за штурвал самолета на вашем пути в Москву, а вы очень боитесь летать. Как вы вообще это пережили?

— Я в этом самолете не сидел, я бы с ним ни за что не полетел.

— У  Rammstein всегда очень масштабные выступления со множеством спецэффектов. Вы каждый раз изобретаете что-то новое, и часто это что-то новое довольно опасно для жизни. На концерте в понедельник, например, говорят, вас чуть не подожгли. Сложно справляться с подобным напряжением? И не хотелось это все бросить?

— Наши шоу со спецэффектами — это возможность выйти на новый уровень, дать дополнительный аспект в трактовке песен нашим слушателям. Мы выпускаем пластинки, снимаем видео выступлений, но люди, которые пришли на концерт, могут увидеть что-то новое и важное для себя.

— То есть Rammstein в маленьком камерном клубе — это не вариант?

— Мы даем выступления в камерной обстановке для друзей, на свадьбах или даже на похоронах.

— В книге вы часто говорите о том, что очень любите ГДР и не очень довольны объединением. Вы считаете, что без него можно было обойтись? И чувствуются ли различия между западными и восточными немцами сейчас?

— Я с удовольствием жил в ГДР, это моя молодость, я очень любил ГДР. Конечно, тогда были политические заявления о том, что это диктатура пролетариата, но мы, молодежь, не обращали на это внимания и не задумывались об этом. Какие-то государства были объявлены противниками социализма, но мы, конечно, об этом не задумывались. Чиновников и политиков мы называли "бетонными головами", и своими шутками нивелировали политическую обстановку, которая постоянно нагнеталась. Когда произошла смена политического курса, мы, конечно, этому обрадовались, потому что все стало более открыто и прозрачно. Мы верили, что все будет развиваться в положительном демократическом ключе, но, по сути, произошла оккупация Востока Западом. Начали превалировать капиталистические ценности, все подорожало, многих заслуженных деятелей ГДР вообще забыли или отодвинули на задний план, многие исторические события интерпретировали по-другому. Все, что происходило раньше, было несправедливо обесценено. Эти различия и сейчас чувствуются, до сих пор это ощутимо.

— Берлин, ваш родной город, тоже значительно изменился. Нравится ли вам город сейчас? И, может, есть какие-то особенно любимые места?

— Мой район, где я вырос, сейчас сильно изменился. Раньше там жили необеспеченные, бедные люди и художники. Часто можно было жить, даже не платя арендную плату. Можно было занять любую пустую квартиру и просто там жить. Сейчас, со сменой режима, этот район очень изменился, там теперь живут совсем другие люди, богатые люди, которые в общей своей массе менее приятные, чем те, которые жили там раньше. Все бабушки и дедушки были вытеснены на окраины города или вообще за его пределы. В целом мне нравится мой город, но какие-то определенные места мне сложно выделить. Наверно, что-то ближе к окраинам, где не нужно платить деньги за парковку. С ума сойти! Чтобы припарковать машину у собственного дома, я должен платить деньги за парковку. Это мой родной, любимый город. Я его люблю за то, что иногда он даже несправедлив, но какие-то конкретные места мне выделить сложно.

— В конце "Долбящего клавиши" вы пишете, что многие воспринимают известных людей как особенных, хотя они просто люди. Но есть ли у вас самого кумир, с которым вы бы очень хотели встретиться в реальной жизни?

— У меня нет каких-то конкретных кумиров, но есть люди, чьи достижения я высоко ценю и которыми восхищаюсь. Например, Ник Кейв, я очень люблю его творчество и с удовольствием всегда с ним встречаюсь. Но вообще, сложно об этом говорить, потому что неправильно ассоциировать человека с его творениями. Часто они не совпадают. Например, Пикассо был эгоистом и в целом не очень приятным человеком, а Вагнер — антисемитом. Я всегда ориентируюсь на конкретного человека и его талант.

Беседовала Тамара Ходова