Опера по стандартам XXI века
Новая команда, пришедшая год назад в Нижегородский театр (худрук Алексей Трифонов, главный дирижер Дмитрий Синьковский), продолжает работу по приведению театра к музыкальным стандартам XXI века. До недавнего времени здесь классические иностранные оперы исполняли на русском языке — так, как это было принято повсеместно в СССР. Тогда это было разумной заботой о зрителях — было важно, чтобы каждый пришедший в театр человек, а не только меломан с пачкой нот в портфеле понимал, что происходит на сцене в каждый конкретный момент.
Но такой подход неизбежно ухудшал музыкальное качество, ведь каждая опера — хоть "Травиата", хоть "Лоэнгрин" — рассчитана на пропевание именно на родном языке, этот язык — часть музыки. Переводчики старались как можно точнее вписываться в ноты, и тут уж страдали смысл и стиль, недаром появлялись анекдоты, когда благородный герой в ответ на вопрос возлюбленной: "Любишь ли меня, о Альфред?" — отвечал: "Неужто ж нет, неужто ж нет, неужто ж нет".
Теперь проблема решена — театры обзаводятся большими панелями для титров, певцы поют, как написано классиками, а публика читает полный перевод арий и реплик и выясняет для себя, что диалоги героев достаточно сложны и поэтичны. Главное — растет именно музыкальное качество; именно это сейчас происходит в Нижегородской опере, что уже было заметно в поставленной там опере "Орфей и Эвридика" и теперь ярко видно в "Кармен".
Для меломанов, следящих за карьерами наших выдающихся артистов, выбор Синьковского — поставить"Кармен" — стал неожиданностью: 42-летний музыкант сделал себе имя прежде всего как исполнитель узорчатой музыки барокко, открытые страсти оперы Бизе его, казалось бы, не могли заинтересовать.
Но сам Синьковский так не считает: "Нечестно по отношению к себе будет сказать, что я занимался только барочной музыкой. У меня классическое образование, я окончил консерваторию как классический скрипач и аспирантуру в классе камерной музыки, я занимался хоровым дирижированием в Загребе. Но действительно так сложилась моя судьба, что барокко меня интересовало с детства — тогда в среде музыкантов это было диковиной. И теперь этот мой опыт стал бонусом — я прихожу к более поздней, романтической музыке не с правой стороны, а с левой, в XIX век из более древних веков, а не из XXI. И в более поздних операх, например в "Кармен", есть элементы, возникшие в эпоху барокко, и эти знания полезно использовать".
И он действительно использует свой опыт во благо — никогда ранее буйная, пылкая опера Бизе не звучала так ясно, так прозрачно. "Кармен" часто играют крупными мазками: вот огромное пятно любви, вот темная туча ревности, громовой азарт ликующих на корриде зрителей. У Синьковского тот же сюжет вышит тончайшим золотым шитьем, можно любоваться каждой музыкальной ниточкой.
Театр в театре
Для постановки худрук театра Алексей Трифонов пригласил молодого режиссера Елизавету Мороз. Выпускница ГИТИСа шесть лет назад стала лауреатом Московского международного конкурса молодых режиссеров "Нано-опера", в ее биографии множество экспериментальных и разовых проектов в галереях и небольших залах. Масштабной постановки в академическом театре у нее еще не было — первый опыт.
Мороз предложила свой взгляд на историю Кармен — она взяла ее в рамку "театр в театре". На сцене не просто испанская цыганка, влюбившийся в нее без памяти и ради нее присоединившийся к бандитской шайке солдат, а также горделивый тореро, уводящий героиню от несчастного поклонника одним взмахом плаща. На сцене — артисты, которые играют эти роли. И за их спинами, а то и совсем рядом, на виду у зрителей, присутствуют рабочие сцены, которые двигают декорации, подают артистам реквизит.
Поэтому серьезный настрой готовящейся трагедии все время сбивается какими-то деталями — вот Кармен попала в тюрьму, где Хозе должен ее связать и охранять, а вместо этого помогает ей бежать: ну да, вроде бы присутствуют веревочные петли, куда цыганка продевает руки. Вот только по ходу разговора она эти веревки мгновенно снимает, а потом засовывает руки обратно, и этого вроде как никто не замечает. В сцене гадания у героини вылетает из рук одна из карт — ей услужливо подает ее один из рабочих сцены. Режиссер все время напоминает нам, что это театр, но иногда действует прямо как в кино. В сцене драки на табачной фабрике, когда две группы работниц кидаются друг на друга, выясняя, кто виновен в случившейся поножовщине — Кармен или ее противница, движения женщин замедлены так, что видно, как медленно опускающаяся рука одной вцепляется в волосы другой, а рука третьей неторопливо врезается в живот четвертой. Краткий рапид — и вот уже потасовка идет в естественном быстром режиме.
При этом режиссер не ограничивается отстранением от истории. Он ищет и находит необходимые психологические краски для героев, уточняющие их портреты, делающие их все-таки живыми людьми, а не только ролями, которые исполняют на сцене профессиональные актеры. Так построена сцена встречи Хозе и Эскамильо, когда Хозе уже понимает, что обожаемая им женщина полюбила другого. В старинном либретто прописан поединок равных, от смерти тореро спасает только появившаяся вовремя Кармен.
В спектакле Эскамильо справляется с Хозе буквально одной левой — он сидит, когда несчастный герой кидается на него, и отправляет того на пол легким движением руки. Хозе пытается напасть несколько раз, Эскамильо даже не уворачивается, он лишь слегка отстраняется, и в конце поединка Хозе жалко валяется на полу. Обращенная к Кармен фраза Эскамильо, благодарность за спасение — всего лишь способ флирта, и весьма действенный.
Изнанка театра
Художник Денис Шибанов работает на историю "театра в театре", в первых трех действиях сооружая высокие трехэтажные конструкции, которые могут соединяться в единую стену, а могут и разъезжаться, превращаясь в отдельные башни. Это как бы изнанка театра, обнажение его устройства. Но в последнем действии мы видим лицо декорации — массивные головы золотых быков обрамляют выход на арену для корриды, это та роскошь, которую зритель привык ждать в классической опере.
Шибанов никогда ранее не работал в театре, его карьера связана с кино — он создавал миры фильмов "Бубен, барабан", "Все умрут, а я останусь" и, конечно, сумрачный мир "Дау".
"Когда мне было 16–17 лет, я работал во МХАТе имени Горького бутафором-декоратором, устроился после окончания художественной школы, — говорит Денис Шибанов. — А дальше уже ушел от театра. Сейчас происходит какое-то возвращение".
На вопрос, объяснял ли он труппе, что представляет собой его декорация, сценограф отвечает: "У меня всегда очень плохо с концепциями. Есть какая-то интуиция, а дальше я не рассказываю — я рисую. В том, что нарисовано, появляются какие-то маленькие подсказки для других, например для режиссера. И дальше они начинают раскрываться каким-то даже мне неведомым образом. В этом есть какое-то волшебство".
Команда певцов с увлечением играет в этот выстраиваемый на сцене театр. В центре внимания, разумеется, исполняющая заглавную роль Наталия Ляскова, вкладывающая в свою героиню и дерзость цыганки, и надменность примы оперного театра. Играет она и волшебным своим голосом, меняя интонации, обозначая разные грани эмоций. Иван Гынгазов, в первых двух актах использующий не все свои возможности, будто дело происходит на репетиции и голос надо беречь, в финале так вкладывается в страсть, отчаяние, обреченность Хозе, что чуть не рушит условную театральную игровую конструкцию — и вызывает овацию в зале.
Прекрасен в своем самодовольстве Эскамильо Гарри Агаджанян, а четвертая важная участница истории, брошенная солдатом ради Кармен тихоня Микаэла (Венера Гимадиева), покоряет нежным голосом и повадкой робкой школьницы, которая не знает, что ей делать с руками, когда так хочется обнять непутевого героя, утащить его от роковой женщины.
В финале нам еще раз напоминают, что все не всерьез: после того как Хозе с размаху всаживает ножик в спину Кармен, она падает, а убийца требует себя арестовать, артистка поднимается и целует только что "зарезавшего" ее артиста. Это всего лишь театр, уверяют нижегородцы. Восхитительный театр, надо сказать. Который продолжит серию премьер теперь уже осенью — в планах редко ставящаяся опера "Любовь д'Артаньяна" советского композитора Моисея Вайнберга.
Анна Гордеева