21 февраля гала-концертом в Зимнем театре завершился IX Зимний международный фестиваль искусств под руководством народного артиста СССР, альтиста Юрия Башмета. Об итогах фестиваля, особенностях современной музыки и о том, почему из программы форума пропал концерт дочери, Ксении Башмет, маэстро рассказал в интервью ТАСС перед закрытием фестиваля.
- Вы довольны итогами фестиваля?
- Пока еще не отзвучал последний концерт мне тяжело подвести итоги. Сейчас я не могу сказать, что было самим ярким, чем я больше всего доволен. Очень важным был гала-концерт открытия, выступление оркестра Олега Меньшикова - я знаю его очень давно, хотелось поделиться.
Я видел, как этот коллектив принимали, даже когда они еще не издали ни звука и просто вышли. Катамадзе - это жизнь на сцене. Она без границ, что в жизни, что на сцене. Точно можно сказать одно: на фестивале каждый день чувствуешь себя счастливым человеком. Мы начинали с нуля, а сейчас мы видим, как зернышко проросло, как фестиваль растет. Я уже несколько лет думаю, что же будет на юбилейном фестивале в следующем году?
- Как решились на фестиваль в такое непростое экономическое время?
- Если говорить обобщенно, то я считаю, что культура должна быть двигателем нашей жизни. Главное, чтобы идея была, и пусть она будет даже выше возможностей. Легче подтянуть возможности, чем иметь возможности, но не иметь идеи.
Фестиваль должен жить, и он будет жить
Даже если бы у нас оказалось возможностей вполовину меньше, мы бы все равно провели фестиваль. А если бы возможностей не было вовсе – то мы бы все равно выступали, потому что фестиваль должен жить, и он будет жить.
Но пока, слава Богу, я вижу все-таки стремление людей к хорошему, к искусству. Конечно, сокращение финансирования было. Никто из тех, кто обещал нам поддержку, не отказался от нее вовсе, но чуть сократил расходы. Единственным, кто поддержал нас в полном объеме, оказалось министерство культуры.
- С приездом зарубежных артистов проблем не было?
- Вообще мы очень волновались на этот счет и даже в какой-то момент начали учить другую программу – поскольку подумали, что солисты не смогут приехать.
А в итоге кто-то сказал, что готов приехать за половину гонорара, а французское посольство вообще попыталось взять все расходы за французских солистов на себя. Так что в итоге я точно могу сказать санкций в культуре нет ни с той, ни с этой стороны
Мы видим только огромное желание музыкантов принимать участие на любых условиях. Это видно, кстати, и по студентам, которые приехали на нашу академию, и по иностранным учителям. Культура выше всего.
Я подумал, зачем везти человека с другого континента, оплачивать билеты, гостиницу, если наши музыканты ничуть не хуже?
Хотя не стану скрывать, что в какой-то момент у меня было определенное искушение. Когда еще не приехал один наш иностранный скрипач, я попросил одного из "Солистов Москвы" сыграть сольную партию на репетиции. И я подумал, зачем везти человека с другого континента, оплачивать билеты, гостиницу, если наши музыканты ничуть не хуже? Вот вам и импортзамещение, которое, к слову, существовало всегда, и в советское время в том числе.
- Но программа в Органном зале все-таки значительно пострадала. Что случилось?
- Там почему-то не очень хорошо пошла продажа билетов, по сравнению с Зимним театром, а затратная часть очень большая, взять деньги негде. Но подобное сейчас происходит во всем мире, и это грустно. Например, в Париже, в зале Плейель полностью закрыты абонементы классической музыки, а это был намоленный концертный зал. В Италии кризис тянется уже много лет. Там закрылись все профессиональные хоры, а их было больше тысячи. Дотации оркестрам и вовсе выделили случайным образом - чтобы никого не обидеть, и в итоге деньги ушли на оркестр где-то на Сицилии, очень слабый. Все в шоке.
Сейчас везде есть сокращение, но оно пропорционально общей девальвации. От чего-то приходится отказываться.
- В итоге из программы пропал концерт вашей дочери, Ксении Башмет
- К сожалению, да. Хотя она очень любит и камерную музыку, и фестиваль. Но она отнеслась с полным пониманием, как и все остальные. Просто так она приехать, к сожалению, не смогла, у нее свои концерты. У меня, конечно, остается определенный осадок, но, с другой стороны, с самого начала фестиваля происходит очень много приятных вещей.
- Например, "Маленький принц"?
- Да, мы так долго его ждали, волновались, все увлеклись. Может быть, скоро какие-то премьерные ощущения потеряются, острые моменты сгладятся и форма станет другой. Следующий спектакль будет в Москве, в театре "Современник", где он станет репертуарным спектаклем. В случае, если меня, Кости или оркестра не будет в Москве, то будут играть другие исполнители, по нашим следам, но со своими акцентами. Пока что московская премьера состоится в конце марта.
А "Трио-соната" для струнного оркестра Шнитке, которую мы играли на гала-концерте открытия, - это и вовсе ностальгия. Изначально это было струнное трио, премьеру которого я слышал в Малом зале консерватории вместе с Олегом Каганом, с которым мы много играли. А с Альфредом мы очень часто встречались на моих концертах, потом садились в машину, и я вез его домой, где мы часто пили чай и разговаривали. У него всегда были очень точные и лаконичные формулировки. Он говорил, что наш оркестр - лучший камерный в мире, на что я говорил, что пора уже написать для нас. Меня-то он побаловал. Но я все хотел для струнного состава, и предложил ему переделать Струнное трио. Он ответил, что это отличная идея, но у него нет времени, и я взялся за оркестровку сам.
Была зима, я поехал в Рузу, в Дом отдыха композиторов, начал корявым почерком. И заболел ангиной. Со мной была маленькая Ксюша, она ходила в столовую, приносила еду. Когда через несколько дней я встал, у меня было сделано 5 страниц. Но я был не уверен, как писать. Главное – чтобы был уклон на солирующих альтов. И тут в столовой я встретил пару – маму и дочь, и дочь оказалась студенткой композиторского факультета консерватории, Мария Коваль, которая, как оказалось, очень любила Шнитке. В итоге она все и сделала, дня за два. А я подходил и говорил – лучше, чтобы альты сыграли... Потом я приехал к Альфреду, показал. Он очень удивился – неужели я первый раз делал переложение? И сказал: "Потрясающе. А начиная с пятой страницы, просто гениально". Он дописал несколько штрихов и придумал название. А после премьеры в Большом зале консерватории сказал: "ну наконец-то это произведение родилось".
- Как обстоят дела с вашим культурно-образовательным центром на Полянке в Москве?
- Сейчас наша основная задача – обзавестись всем нужным. Всегда проблема, когда нужно обустроить дом. Сейчас нужны пульты, стулья, несколько клавишных инструментов в разные комнаты. Мы уже вплотную подошли к базе. А дальше – все очевидно: там будут индивидуальные и групповые занятия, для юношеского оркестра и "Солистов Москвы", у которых наконец появился дом, своя база. Там же будет организационный центр всех культурно-образовательных центров, которых сейчас шесть в разных городах. Должна быть фонотека, в идеале – вообще сделать студию, чтобы можно было там записываться.
Чем больше у нас будет организаций, занимающихся вопросами творческой молодежи, тем лучше
И, конечно, это и московский культурно-образовательный центр. Но главный вопрос, как это будет привязано юридически, потому что в других городах образовательные центры строятся на базе школ. У нас был разговор с директором Гнесинской школы Михаилом Хохловым. Может быть, мы объединимся – Полянка и Гнесинка. Но пока развития этой темы нет. Если все получится с Гнесинской школой - замечательно. Нет – у нас все равно будет такой центр, но на другой базе. Чем больше у нас будет организаций, занимающихся вопросами творческой молодежи, тем лучше.
- Студия творческого развития Константина Хабенского в Сочи тоже будет этому способствовать?
- Да, она скоро откроется в Сочи в марте, на днях начнутся кастинги детей. Я однажды посетил студию в другом городе. Там происходит почти то же самое, что в наших центрах и академиях, только в области актерского мастерства. Это замечательно.
Я считаю, что работа каждого фонда, так или иначе помогающего детям, очень важна. Хотя вокруг помощи всегда столько злых языков. Помню, как Ростропович сделал машину скорой помощи с шикарным оборудованием реанимации, она называлась "Слава". Потом была вторая такая же, называлась "Галя", в честь Вишневской. Но сколько было злых языков! Или как он получил $5 млрд от Клинтона и направил эти деньги в больницу где-то в Сибири. В любом бюджете одинаково плохо и остаток, и недостача.
- Уже второй раз в рамках фестиваля проходит финал конкурса молодых композиторов. Откуда такая идея?
- У меня очень часто спрашивают, особенно на Западе, о наших композиторах. Говорят – вот, у вас был Прокофьева, Шостакович, Шнитке, Губайдуллина, Канчелли. Ну, может, еще Александра Чайковского вспомнят, и все. А кто еще? И я тогда тоже задумался – а что у нас сейчас происходит?
И ведь понятно, что музыку пишут, что одаренных людей, например, на кафедре композиции в Московской консерватории, сейчас много. Но чем он дышат? Я помню, что раньше я знал, что кто-то пошел от Денисова, кто-то от Губайдуллиной. А сейчас - не знаю. Кто-то тянет вперед, кто-то назад. Что будет дальше?
У меня самого еще лежит целая стопка сочинений, которые посвятили мне. Иногда их присылают, иногда приносят после концерта. Из последнего, что прислали – концерт для альта с оркестром иранского композитора, очень оригинальный. Недавно в Италии мы играли две премьеры итальянских авторов: дико трудно, но очень интересно.
Так что мы с Александром Чайковским решили создать конкурс молодых композиторов, уже второй. Правда, я пока ни одно сочинение, победившее в прошлом году, не сыграл. Потому что там очень странные составы. Мы это изначально не указали, и это наша ошибка. Конечно, мне было бы удобно или сольный альт, или для альта и струнного ансамбля или рояля. А там нужно специально собирать инструменты, иногда очень редкие.
- Бытует мнение, что современное искусство находится в кризисе. Вы согласны?
-Это очень сложный вопрос. Мы знаем, например, что многие великие композиторы-авангардисты к концу жизни вовсе пришли к тональной музыке. Конечно, будут развиваться инструменты. Бетховен, например, ведь не мог себе представить, что появится рояль Steinway. А Ростропович мечтал о модели смычка, которая позволила бы исполнять первый концерт Шостаковича – там в одном месте немеет рука, кровь уходит и можно просто выронить смычок. Он хотел придумать что-то с фиксацией, а студентов и вовсе заставлял брать смычок в кулак. Он же придумал специальный шпиль для виолончели, чтобы она больше лежала, нежели стояла.
По моим ощущениям, классическая музыка может очень сильно помогать людям. Например, гений Иоганн Себастьян Бах. Сколько времени его уже нет, сколько перемен произошло, а его музыка живей всех живых. И, если человек, слушающий эту музыку, задумается об этом, то он облагораживается, становится мудрее, быть может, смотрит на себя как на космическое создание, и ему становится легче.
Или вот фестиваль "Декабрьские вечера", который когда-то был прорывом, одним из первых фестивалей синтеза искусств. Сейчас увлеченных этой идеей очень много. Но в свое время для этого нужно было, чтобы великая Антонова уговорила не менее великого Рихтера. И я был третьим не лишним, который был свидетелем этого разговора во Франции. Рихтер задавал много вопросов – кто будет заниматься, где. На что Антонова отвечала: от вас только идея, Святослав Теофилович. Они беседовали около 40 минут.
- Когда-то вы говорили, что сочинский фестиваль искусств – ваша мечта. Нет сожаления, что она сбылась?
- Знаете, я был самым счастливым с точки зрения свершившейся мечты, когда папа привез мне запорожец. Потом у меня много было разных машин, от каждой я получал удовольствие, но самое потрясающее ощущение было, когда мы доехали до Киевского вокзала, папа сел в поезд, а я вернулся на стоянку и там стояла моя машина, вот этот красный запорожец. Я поехал по кольцу, прокатиться, ощутить в полной мере. Вот это было ощущение полного счастья. Так что свершившаяся мечта не всегда разочаровывает.
Беседовала Виктория Иванова