"Я здесь хоть сплю ночью. А дома вообще не спала". Жизнь в приюте для пожилых людей

"Я думала, вообще на улице останусь"

"Это так страшно, вы знаете, остаться на улице в 70 лет. Невыносимо, у меня уже и мысли грешные были, — говорит Валентина Алексеевна. — Оказалась здесь, слава тебе господи". Она очень спокойная, только на словах "так страшно" посмеивается. И по этому нервному смеху сразу понятно, как сильно она боялась. У нее в ушах "гвоздики" с маленькими синими камнями. "Красивые сережки", — говорю я. "Это мне сыночек подарил, — отвечает она. — Правда, его уже нет в живых".

Валентина Алексеевна с Донбасса. Работала на металлургическом заводе, а в 90-е — "где деньги платили, а их вообще-то нигде не платили тогда, давали какую-то вермишель". Муж умер, она уехала в Москву на заработки вместе с сыном и дочкой, и "все было хорошо, но не бывает хорошо бесконечно". Сын погиб в катастрофе, когда ему было 28, а дочь — от инфаркта в 43. Осталась внучка, "ей надо личную жизнь устраивать, я думаю — поеду домой, чего здесь мешать-то".  

В феврале этого года ей "пришлось стать беженкой" — эвакуироваться в Мордовию. А потом она решила поехать в Москву — здесь все-таки внучка. Что в итоге произошло — Валентина Алексеевна говорить не хочет, отвечает: "Так получилось, муж-то против". Потом как будто хочет защитить внучку: "Ей что, разводиться? Они живут, у нее ребеночек маленький. Она, конечно, плакала: "Бабушка, что мне, семью бросить". Я сказала: "Нет, я справлюсь. Но не справилась".

Семь дней 70-летняя женщина прожила на улице. "Я растерялась. И ночи были холодные, а дни — солнечные. Я ходила, ходила, ночью старалась быть там, где есть полиция и охрана". А потом к ней подошла прохожая и посоветовала обратиться в благотворительный фонд, дала адрес. Так Валентина Алексеевна оказалась в приюте. "Слава богу, крыша над головой есть. Я думала, вообще на улице останусь. Здесь чистенько, хорошо. Слава богу, есть такое место, где можно прислонить голову". Она верующая, ходит в храм и каждый день молится, "чтобы внучка была жива-здорова, чтобы ее сыночек рос и у нее в семье все было хорошо".

Валентина Алексеевна говорит: "Я как-нибудь справлюсь. По крайней мере, в бомжи не пойду". И опять повторяет: "Это так страшно". И снова посмеивается на этом слове.

У нее рядом с кроватью стоит "фотография деток", она возит ее с собой всюду. Ее 60-летнего брата и двух племянников призвали в армию Луганской Народной Республики. Что с ними — она не знает. Но говорит: "Надо быть оптимистом, иначе никак. Я верю, что все наладится, все будет хорошо".

"Она ела только бутерброды и запивала газировкой"

 "Болит?" — спрашивает Лана Сергея Борисовича. "Средне, иногда накатывает". Из-за тромба ему ампутировали ступню, и пока нужны перевязки. Лана учит делать это Френсиса: "Вот чтобы так ложилось, под углом. Сильно не тяни: можешь спровоцировать отек". Френсис — беженец из Конго, врач-офтальмолог. Ему чуть за 50, и он тут самый молодой постоялец — вообще-то сюда берут людей 70+. "Когда я узнала, что он врач, сказала — может, и работенка какая найдется, — говорит Лана. — Теперь он у нас измеряет людям давление утром и вечером".

Лана Журкина сама врач. А последние годы она возглавляет благотворительный фонд "Дом друзей". Здесь помогают людям в трудных жизненных ситуациях — самым разным и очень по-разному. Кому-то — одеждой и продуктовыми наборами. Кому-то — закрытием коммунальных платежей и юридической поддержкой. Есть работа с бездомными — от кормления и перевязок на улице до помощи с восстановлением документов и покупкой билетов домой. "На улице мы видели много пожилых людей, — говорит Лана. — Они были в самом тяжелом состоянии, измученные, недоверчивые… И всегда сердце за них болело". 

В 2020 году "Дом друзей" начал организовывать приюты, чтобы забрать людей с улицы хотя бы на время ковида. "И стало понятно, что пожилой человек нуждается в иной помощи, чем тот, кто попал в состояние бездомности. Хотя и тот, и другой может быть бездомным", — объясняет Лана Журкина. Более-менее молодого человека надо "вытащить" в жизнь — помочь решить проблемы с документами, поддержать, пока он ищет работу. Для таких людей тоже создан приют, но живут там недолго — это правило. А в приюте для пожилых можно жить сколько хочешь — "ну, или пока мы будем в состоянии оплачивать аренду", как говорит Лана. Так у фонда появилась "дочка" — проект "Две жизни": "Потому что человек проживает две жизни: до и после того, как попадает к нам". 

…Однажды в фонд позвонили жители какого-то дома и "попросили разобраться" — пожилая женщина жила у мусоропровода. Оказалось, когда-то она занимала очень высокую должность в сфере здравоохранения. Мужа не было, она родила и вырастила сына. Он развелся, в пандемию потерял работу, запил и стал бить мать — говорил, что она во всем виновата.

Женщина "вспомнила, что она врач", и сказала: "Так, у нас же тут больной! Надо его проверить!" — и пошла к лежачему постояльцу. Через три месяца приехал сын, привез справку, что закодировался, и сказал, что "все осознал". Лана говорит, что часто подобное бывает из корыстных соображений — взрослые дети пугаются, что родители отпишут кому-нибудь квартиру. Но с той женщиной они периодически созваниваются — и больше сын себе плохого не позволял.

Социализация и возвращение в жизнь начинаются вот с таких мелочей — чистить зубы, мыться, вовремя менять белье. Есть не бутерброды, а нормальную еду, и не в кровати, а за общим столом. Еду в комнате держать нельзя (иначе будут тараканы) — только одна бабушка с диабетом хранит шоколадку. "Одной женщине запретили есть творожки в комнате — она сказала, что здесь хуже, чем в Освенциме, — смеется Лана. — Ну, мы понимаем, что это деменция". Мы к ней заходим — она очень возмущается, что свежих газет не приносят.

Здесь обязательны прогулки — в плохую погоду хотя бы просто постоять на крыльце. Те, кто посильнее, сопровождают самых слабых. Сергей Михайлович вот любит гулять с местными жительницами. "Он уже знаком тут с половиной дам, они ему шапочки и перчатки дарят, — смеется Лана. — Он, может, у нас женится!"

Одно из главных правил — телевизор по часам. Первое время у приюта не было своего помещения, фонд арендовал комнаты в гостинице, и в каждой был телевизор. Результат — люди смотрели его всю ночь, потом весь день дремали, и даже книги читать не могли — просто ничего в них не видели. И становились очень агрессивными.

Поблажку сделали только для двух мужчин, которые с утра варят для всех кашу, — им в процессе можно посмотреть "лишнее". Обед и ужин для постояльцев готовят сотрудники, а вот убираться, накрывать на стол и мыть посуду нужно дежурным. "Однажды у нас два соседа поругались из-за форточки, — рассказывает руководитель приюта Ксения. — У одного после инсульта нарушен теплообмен, он мерзнет. А другой любит прохладу. Проветривают по графику, а тут он взял и открыл форточку на 15 минут раньше. В качестве мести сосед в свое дежурство не положил ему ложки и вилки". В общем, нормальная жизнь.

Сюда не берут лежачих людей — нет возможности за ними ухаживать. Но берут тех, по кому ясно, что еще чуть-чуть — и он сляжет. Тогда человек успевает влиться в коллектив — и потом постояльцы сами готовы ему помогать. "Когда это случилось в первый раз, я подумала — люди не за этим сюда пришли, — говорит Лана. — А они настолько все включились в помощь! То есть этот человек всех объединил".

…Александр жил в подсобке магазина, где был сторожем. Хозяйка собралась этот магазин закрывать, а его решила просто оставить в парке. Когда-то он развелся, съехал от семьи, жил то в автопарке, то при сторожке, таксовал. У него две дочки — одна из них сказала Лане: "У меня нет отца, он умер 15 лет назад". Александр болел, у него отказали ноги. Лана говорит, что он был в глубокой депрессии и "ему просто не хотелось жить". В приюте он поначалу даже выходил на ступеньки — но потом ему стало хуже. В забытье все время повторял имя матери. "В ночь, когда он умер, его сосед по комнате проснулся и "понял, что что-то не так", — вспоминает Лана. — И почему-то встал и подошел к нему".

…А не так давно женщина "целенаправленно пришла умирать". Ее сын был наркозависимый, он умер от СПИДа. Пытаясь его лечить, она продала квартиру. Остаток денег доверила своему мужчине, чтобы тот купил ей "однушку", — и он с ними пропал. Она запила.

Потом здоровье стало сыпаться из-за алкоголя, "печень вся разложилась". Она кричала по ночам, звала маму, Лана сидела рядом с ней. Она говорила: "Мамочка, посиди со мной, мне холодно, укрой". Лана отвечала: "Я здесь".

Такие ситуации для постояльцев — всегда стресс. После них психотерапевт (групповая терапия здесь проводится регулярно) запускает специальную программу, а Лана Журкина начинает приезжать чаще, чтобы просто поговорить. Видеть смерть рядом с собой вообще непросто — но особенно непросто, когда знаешь, что она и к тебе уже близко.

"Люди умирают молодые, а я такая старая"

Сергей Борисович — тот, которому ампутировали ступню, — пока не очень справляется с костылями. Он пересаживается с кровати в инвалидную коляску, я предлагаю помочь, и он решительно отвечает: "Я сам". Говорят, он страдает, что ему нужна помощь, чтобы сходить в туалет. Сергею Борисовичу 76 лет, из них он 25 проработал на авиаремонтном заводе. "Если я скажу, сколько получал, вы не поверите! — говорит он. — По тем временам цветной телевизор "Рубин" стоил 700 рублей, а у меня в среднем выходило 550". Когда-то он развелся, переехал к другой женщине, но они не расписались. Она умерла — сердце, — и "теща" велела ему съехать. Бывшая жена уже тоже жила не одна. Сергей Борисович поселился при одной больнице, работал там дворником и санитаром, пока мог. Потом остался и без работы, и без жилья. Пробовал жить с сыном — но тот пьет, "возле магазинов какие-то стоят, переночевать негде, — и за бутылку их приводит на ночь". Сюда его привезли из больницы после ампутации. "Я думал: как я буду жить? Я же двигался как-то. Кому я без ноги буду нужен?" Но он оптимист.

"Домой возвращаться опасно, — говорит Елена Тимофеевна, крупная, с седой косой. — Мой сын отличный человек, когда не пьяный. Очень добрый, чуткий, внимательный, эрудированный, все умеет, в общем, жить бы и радоваться! Но как только начинается запой, он уже собой не управляет. Так что там жизнь не мед…" Ей 85 лет, она родилась и выросла в Москве, всю жизнь проработала чертежником-конструктором. У нее отекают ноги, она едва ходит, но надеется, что в хорошую погоду будет "выползать". Верит в Бога: "Надо перед смертью быть верующей, иначе страшно жить". Благодарна, что попала сюда: "Пожаловаться не на что. И тут спокойно. Я здесь хоть сплю ночью. А то вообще дома не спала…"

Про Анну Андреевну руководитель приюта Ксения говорит: "Она ниже меня ростом, но рядом с ней я чувствую, что она главнее". Ей 92, она с шести лет ходила с мамой в поле полоть картошку и войну помнит: "Был голод. Есть было нечего. Вот такая вот жизнь. Мы в деревне были, видели оттуда, как самолеты летали над Москвой".

Анна Андреевна 58 лет проработала ткачихой и, как говорит Лана Журкина, "ей до сих пор кажется, что она и сейчас может работать". Когда-то у нее была коса. "До пояса?" — спрашиваю я. "Дли-и-и-иньше", — она так разговаривает, протягивая гласные. Сейчас хочет подстричься покороче, как приедет парикмахер, — а то неудобно. У Анны Андреевны внук — наркозависимый. Лана Журкина смотрела ее медицинскую карточку — говорит, это "фолиант" с кучей тяжелых травм. "Когда она видела ключ от своей квартиры — ее начинало трясти", — вспоминает Лана. Но мне Анна Андреевна об этом не рассказывает — говорит только, что у нее муж инженер, а дочь — артистка. "Дама с характером — если ей кто-то не нравится, приложит максимум усилий, чтобы этого человека убрали из комнаты, — смеется Лана. — И кошек любит, у нее все окрестные коты подсчитаны, накормлены, она переживает, если кого-то из кошек давно не видела". Да, она ходит гулять — с Борисом Никифоровичем, которого называет "молодым человеком".

"Вся жизнь кончена", — говорит она мне. Я спрашиваю: "Почему?"

Здесь почему-то каждый второй, говоря о себе, повторяет: "Вот и все". "70 лет — и рассказать нечего", — улыбается Валентина Алексеевна, та, что с Донбасса. "Вот такая моя жизнь: не очень хорошая, но обычная. Ничего чрезвычайного", — говорит Елена Тимофеевна.

Я слушаю и думаю, что, чтобы в старости оказаться на улице, а потом в приюте, большинству действительно не нужно было ничего чрезвычайного. Просто так получилось.

Как помочь "Дому друзей" и его проектам

Бэлла Волкова