Двадцать лет назад, с 1999 по 2003-й, Россия принимала участие в миротворческой операции по поддержанию мира на Балканах, а точнее в Косовском крае. Наши десантники после окончания бомбардировок Югославии натовскими войсками во главе с США в июне 1999 года совершили марш-бросок из Боснии на главный косовский аэродром Слатину, чтобы предотвратить его захват войсками Североатлантического альянса, что стало самой большой сенсацией конца прошлого века.
В штаб-квартире НАТО, видимо, почему-то считали, что российская армия по сравнению с советской ни на что уже не способна, а тут такой афронт. Сутки, пока колонна из наших бронетранспортеров пересекала почти всю бывшую Югославию, 600 с лишним километров, о чем знали и в Вашингтоне, и в Брюсселе, они ничего не могли предпринять, чтобы остановить наших десантников или раньше них занять стратегически важный для всех Балкан аэродром. Весь мир снова увидел, что и после победы в Великой Отечественной войне равных нашим воинам не было и нет. Не существует таких задач, которые не смогли бы решить российские десантники. Это хорошо поняли и на Потомаке, и на Темзе, и на Одере, и на Сене, в других столицах Запада и Востока.
Мне здорово повезло — я, как военный журналист, прилетел на слатинский аэродром в Косово с первыми батальонами 76-й Псковской дивизии ВДВ, когда наши солдаты и офицеры начали занимать свои места проведения миротворческих операций в американской, немецкой и французских зонах ответственности. Основные силы "голубых касок" — около трех тысяч человек из Пскова, Рязани и Иванова, а также боевая и вспомогательная техника, транспортные вертолеты и вертолеты огневой поддержки, строительные и хозяйственные материалы, прочее армейское имущество прибыли в Косово чуть позже — тоже по воздуху, а еще морем и железной дорогой. Через греческие порты Салоники и Катерини, югославскую станцию Лесковац.
Потом я побывал в Косове еще и еще раз. Последний — накануне нового, 2003 года, когда уже стало ясно, что наши миротворцы вскоре покинут Балканы. В Москве поняли, что политика западных стран, в основном США и других входящих в НАТО, ведет не к налаживанию добрососедских отношений между враждующими народами, а наоборот — к их разобщению, к отрыву священной для сербов косовской земли от самой Сербии. И не захотели, чтобы авторитетом России, ее миротворцами прикрывалось и маскировалось это преступление против бывшей Югославии.
Тем не менее те три с половиной года, пока миротворцы РФ находились в Косове, оставили в моем блокноте и памяти, как, наверное, не только у меня, очень яркие впечатления о тех будничных поступках и подвигах, которые совершали наши солдаты и офицеры во имя мира на Балканах.
Русский флаг и Красный Крест как символ надежды
Аэродром на Слатине в двадцати километрах от Приштины и российский военный госпиталь в городке Косово Поле были двумя самыми яркими символами российского присутствия в международном миротворческом контингенте, размещенном в Косовском крае (КФОР).
И если первый нес на себе как бы стратегическую роль, подчеркивал степень русского влияния на Балканах — без нашего разрешения здесь не мог сесть или взлететь ни один военный самолет, — то второму принадлежала чисто гуманитарная и конкретная миссия — он спасал от смертельных ранений и болезней людей. Как собственных солдат и офицеров, так и военнослужащих международных миротворческих сил, чиновников ООН и ОБСЕ, а также местных жителей — сербов, албанцев, цыган… Всех без разбора, без различия национальностей и вероисповедания — тех, кто нуждался в помощи. Он был как символ добра и надежды.
Это было неожиданно и для меня тоже. В последнюю предновогоднюю командировку 2002 года меня и еще двух коллег поселили в этом госпитале. В балканскую сырую и промозглую зиму там было гораздо теплее, чем в палатках миротворцев, где мы жили в прошлые прилеты.
— Почему вы лечите всех, а не только наших солдат, — спросил я у начальника госпиталя полковника Михаила Фоминых. — Это ведь наш госпиталь, а не всеобщий?
— А как иначе, — ответил мне офицер. — Ведь над нашим зданием рядом с флагом России развевается флаг Международного комитета Красного Креста. А это обязывает...
56-я мина — бесплатная
Немецкий санитарный вертолет приземлился возле нашего госпиталя под вечер. Прилетел он издалека — из Шайинковаца, что в секторе "Юг", под Призренью, из зоны ответственности бундесвера. На борту — тяжело раненный зимбабвиец Джон Фитшан, сапер из международной неправительственной организации Minetech. Он занимался разминированием горного хребта Коритник на границе с Албанией. И хотя на чернокожем парне была мощная амуниция — защитный комбинезон, бронежилет, каска с бронестеклом, закрывающим все лицо и подбородок… это-то стекло здорово его и подвело.
Мина, вылетевшая из-под ног, стала 56-й в послужном списке африканского сапера. Она разорвалась как раз на уровне лица, и ее осколки врезали точно по бронестеклу. Что это была за мина — русская или итальянская, никто не понял, в горах такого "добра" хватает. Почему не выдержало закаленное стекло — тоже. Но факт остается фактом — все, что не смогла остановить защита — стальную стружку, стеклянную дробь, мельчайшие кусочки горной породы, — влетело Фитшану в глаза.
Немцы, хотя их полевой госпиталь (не в пример российскому) оборудован по последнему слову медицинской техники, не решились его оперировать — только провели первичную обработку ран. Потом вызвали вертолет и — в Косово Поле, к русским. Были наслышаны: там работает лучший в этих краях офтальмолог — кандидат медицинских наук из Московского военного госпиталя имени Бурденко подполковник Сергей Игнатьев. Если кто и сможет помочь зимбабвийцу, то только он, решили они.
Правда, "злые языки" в российском госпитале сказали мне, что немцы просто не хотели брать на себя ответственность — не дай бог, что случится с чернокожим сапером на операционном столе, останется слепым — хлопот потом не оберешься. Да и в суд в случае чего еще могут потащить. А тут — русские, они парни рисковые, пусть тянут одеяло на себя, доказывают свой авторитет в военно-полевой хирургии. К тому же еще и денег заработают — сутки пребывания на стационарной больничной койке гражданских специалистов из международных организаций, работающих под эгидой ООН, стоило здесь 175 долларов, консультация врача — 45, плюс цена лекарств, перевязочного материала…
Но денег на зимбабвийце русские не заработали. Как рассказывал мне потом сам подполковник Игнатьев, перед тем как положить африканца на операцию, ему сделали анализ крови на СПИД. И хотя эта процедура обязательна здесь для всех, кто поступал на лечение, к уроженцам Черного континента относятся в таких случаях с особым вниманием. Оказалось, что сапер действительно страдает этой привычной для его родины болезнью. Но ясно это стало уже тогда, когда пациент лежал под наркозом, на операционном столе.
Свою работу российский офтальмолог и его коллеги прерывать не стали. Достали из глаз африканца все, что "подарила" ему та самая памятная 56-я мина. Зашили раны, подлечили роговицу…
На второй день после операции Джон Фитшан уже начал различать пальцы на своих руках, на четвертый день зрение на его левом глазу составляло 0,2 от нормы. На правом — 0,1. Он уже мог самостоятельно умываться, бриться, есть, передвигаться по палате… Его посещали коллеги из Minetесh, такие же чернокожие парни и девушки, как он. А на пятый день госпитальное начальство по предложению лечащего врача выписало зимбабвийца назад, в немецкий госпиталь, откуда его и доставили в Косово Поле.
СПИД нам не нужен. Зона риска, как и наркоманы, тоже ни к чему. Сплошная головная боль — отдельная палата, посуда, постоянная стерилизация всего и вся… А без горячей воды это всегда очень сложно
В русском госпитале так торопились поскорее выписать африканца, что даже не выставили ему счет за лечение. Было много споров, делать это или нет. Вроде человек из неправительственной, общественной организации, откуда у нее лишние доллары? А с другой стороны, работают они под эгидой ООН, значит, та должна за них платить. Но в конце концов решили — не в деньгах счастье. Главное, что никто СПИД не подхватил. А это — уже подарок судьбы.
Авторитет на деньги не купишь
К деньгам в русском госпитале относились не сказать чтобы без пиетета, но и без подобострастия. Хорошо это или плохо, трудно сказать однозначно.
Тот же доктор Игнатьев, о котором в международном воинском контингенте ходили легенды — его врачебное мастерство даже упоминал в своем докладе главный хирург КФОР полковник Юрген Блатцзингер, — в разговоре со мной о них ни разу не вспомнил. Рассказывал в основном о своей практике. Как лечил (естественно, бесплатно) крохотного восьмимесячного албанского мальчика Альбина Хоти, у которого обнаружилась "голубая склера", катаракта обоих глаз. Потом его родители добивались через отделение Международного комитета Красного Креста в Приштине возможности выехать в Москву, пройти дополнительный курс лечения в Морозовской детской больнице.
Обратите внимание. Это — албанцы. И не в Берлин или Лондон рвались — в Москву. Значит, доверяют нам. И это доверие, поверьте, многого стоит
Показывал мне он и герб шведского миротворческого батальона, подарок подполковника Серена Фригга. Лечил его от "болезни сухих глаз". Скандинавы сильно страдают от нее — климат у них дома мягкий, влажный, а здесь на Балканах — сухой. Часто ни с того ни с сего конъюнктивит появляется, воспаление слизистой оболочки. Где лечить? Едут к русским, хотя роскошных госпиталей здесь еще три: американский — в Бонстиле, французский — в Митровице и немецкий — в Призрени. Медицинское оборудование там, как рассказывали мне наши врачи, — супер. По последнему слову техники, в том числе и компьютерные томографы, где все внутренности человека могут просканировать от макушки до пяток.
У нас в то время такой был только в Москве, в госпитале имени Бурденко. А в госпитале Косова Поля самый новый аппарат — офтальмоскоп 1991 года издания. И, конечно, о таких вещах, как одноразовые скальпели, простыни, белье, нашим врачам-миротворцам тогда только мечтать приходилось. У нас — сухожировой шкаф, где все это после стирки и стерилизации прожаривалось и шло в работу по новому кругу.
Нам бы их оборудование плюс наши головы и руки — цены бы нам не было
Но это был 2001 год — в стране, пережившей две войны на Северном Кавказе, только-только начавшей восстанавливаться после разрушительного десятилетия рухнувшего Советского Союза, много чего не хватало. И, конечно, в полевой госпиталь в Косово было послано то, что лежало на складах еще с 50-х годов ХХ века. Но оборудование госпиталя было не главным — главным стало то, что послали сюда самых опытных и профессионально подготовленных специалистов.
В нашем госпитале, рассказывали мне, работали семь кандидатов медицинских наук, один доктор — такого не было в Косовском крае нигде. Кроме того, практически все они, как и подполковник Игнатьев, прошли Чечню, многие — Афганистан. В том числе и медицинские сестры. До командировки в Югославию они трудились в Военно-медицинской академии имени Кирова, в крупнейших столичных госпиталях Бурденко и Вишневского, в подмосковном Хлебникове, в Самаре и Воронеже… Руки и головы у них действительно — золотые.
За то время, пока здесь находились русские врачи, они оказали помощь 15 376 гражданам и военнослужащим КФОР. Приняли 195 родов… Именем гинеколога подполковника Геннадия Рябинина названы десятки местных мальчишек, которым он помог появиться на свет. И что интересно, как сербских, так и албанских. Редкий день проходил в госпитале, чтобы там не делали по одной-две хирургические операции. Я прожил там неделю и видел сам: каждое утро, а часто и ночью к дверям подъезжали машины, откуда на носилках заносили в операционную очередного пациента. К ним бежали, обгоняя дежурного хирурга, сестры с капельницами в руках…
— Почему вы едете именно к русским? — спросил я как-то у одного пожилого албанца, который курил на морозе около госпитальных дверей, ждал, когда прооперируют перитонит у его жены.
— Здесь спасают, — ответил мне он.
Жену его действительно спасли. Хотя это было очень непросто. Начальник хирургического отделения подполковник Вячеслав Малахов сказал, что случай был крайне запущенный. Пять-десять минут опоздания, и ничего сделать уже было бы невозможно.
Забота о спасателях — дело самих спасателей
А сейчас несколько слов о грустном или о горьком. Как пилюля.
Дело в том, что в замечательном российском госпитале, где уже спасли сотни человеческих жизней, не хватало не только самого передового медицинского оборудования, но и обыкновенных лекарств. Например, обезболивающих — анальгетиков, новокаина, но-шпы, баралгина и прочего. Даже капель в нос.
Мне рассказывали, как, отправляясь в отпуск, госпитальные офицеры везли назад чемоданы лекарств. Последний раз это делал полковник Ришат Акбаев. Закупил его на 5 тыс. рублей собственных денег и пытался загрузить тяжеленую сумку в грузовой самолет, улетавший на Приштину.
Чкаловская таможня категорически воспротивилась перевозке такого груза. Разрешено перемещать через границу только один экземпляр одного вида лекарства. Бутылочку йода или зеленки. Да и то при наличии всех необходимых документов.
Необходимые сопроводительные документы у доктора Акбаева были. В том числе и заверенная необходимыми подписями и печатями справка о том, что лекарства предназначены для военного госпиталя, а не на продажу. Но все равно — "нельзя". Пришлось улаживать проблему незарегистрированным "штрафом" в размере ста американских "гринов". Получилось.
Конечно, все это можно списать на чиновничью волокиту, на обычные человеческие слабости, стремление урвать свою "копейку" с людей, работающих за рубежом. А можно вспомнить и о том, что к концу 2002 года в Москве решили сворачивать нашу миротворческую миссию в Косове и вкладываться в обеспечение наших объектов дополнительными деньгами, современным оборудованием и техникой уже не имело никакого смысла. Стало совершенно ясно, что нашим авторитетом на Балканах, нашим флагом и нашими воинами США и НАТО пытаются прикрыть и замаскировать свою политическую и военную практику, направленную на разобщение балканских народов, чтобы ими было легче манипулировать и править.
Россия в этом пагубном деле участвовать не стала. И 5 мая 2003 года президент Владимир Путин принял решение о выводе российского миротворческого контингента с территории бывшей Югославии.
Good bay, Балканы!
О роли российских миротворцев на Балканах спорят и говорят уже больше двадцати лет. Они действительно показали себя там с самой наилучшей стороны — Россия может ими гордиться. А что дало российской армии пребывание в центре Европы, фактически "в полном окружении" натовскими войсками? Какой опыт они приобрели? Какие выводы могут сделать для себя? Ответы на эти вопросы неоднозначны. Здесь, наверное, не место и не время о них говорить. Подчеркну только несколько моментов.
Многие православные святыни Косова и Метохии, как и древние монастыри в Гречиницах и Девичах, были спасены и защищены от поругания именно российскими миротворцами. Они охраняли от бандитов в зонах своей ответственности сербские села и дома, впрочем, не только сербские, но и албанские тоже, возили в школу и из школы детей, разминировали леса, поля и луга, патрулировали дороги, оказывали другую гуманитарную помощь жителям края. А через российский военный госпиталь в Косовом Поле, работавший под флагом Международной комитета Красного Креста, прошло несколько тысяч пациентов. В том числе и военнослужащие НАТО. Он по праву считался лучшим медицинским учреждением в КФОР…
Нельзя не оценить и пользу того опыта, который получила наша армия, ее командиры и даже простые солдаты, от взаимодействия с воинами стран НАТО и не только с ними. Наши миротворцы (их число доходило до трех тысяч "штыков") работали вместе плечом к плечу не только с американцами, немцами и французами, но также с англичанами, итальянцами, испанцами и шведами, с военнослужащими других государств. Они познакомились с тем, как живут и служат воины других цивилизованных стран, и это, без сомнения, оказало серьезное влияние на ход военной реформы в России, как и на решение о создании в стране преимущественно контрактной армии…
В миротворческих частях России на Балканах служили исключительно одни контрактники. Они получали по тысяче долларов в месяц, и за все эти годы, как сказал мне последний командующий Российским воинским контингентом в Косове генерал-майор Николай Кривенцов, там произошло считаное число серьезных нарушений воинской дисциплины (около тридцати). Для самой российской армии, где в те годы высокой дисциплиной похвастаться могла далеко не каждая воинская часть, это было достижением. И "истинная цена настоящего профессионального солдата и сержанта", без сомнения, была определена российским руководством именно там. Правда, решение о переходе к комплектованию воинских частей и соединений преимущественно контрактниками пришло в нашу армию гораздо позже.
И еще. Русские войска покинули Балканы. Очень многие люди как в Сербии, так и в России восприняли это известие с сожалением. Но, как сказал мудрец, не жалей о том хорошем, что ушло из твоей жизни, будь благодарен ему за то, что оно было. Уверен, несмотря ни на что, наших солдат-миротворцев будут вспоминать и вспоминают на землях бывшей Югославии только добром. Сегодняшние отношения между Москвой и Белградом это доказывают со всей очевидностью.
Косово — Москва, 1999–2003 год