В минувшем июле повышенное внимание привлекла статья президента России "Об историческом единстве русских и украинцев". Разделяя главные тезисы Владимира Путина, изложенные в его тексте, хотелось бы внести некоторые уточнения. Среди размышлений об историческом прошлом России и Украины президент, касаясь темы границ бывших республик СССР, приводит слова Анатолия Собчака, одного из наиболее известных политиков конца прошлого века, или, говоря словами Владимира Путина, "одного из самых ярких политических деятелей новой России".
Процитируем приведенную в статье президента ссылку на мнение первого несоветского мэра Петербурга по поводу постсоветских границ. "Как высокопрофессиональный юрист, — пишет Владимир Путин о Собчаке, — он считал, что любое решение должно быть легитимно, и потому в 1992 году высказал следующее мнение: республики — учредители Союза, после того как они сами же аннулировали Договор 1922 года, должны вернуться в те границы, в которых они вступили в состав Союза".
Не сомневаюсь, что Анатолий Собчак был опытным и высокопрофессиональным юристом, но историю границ союзных республик он явно знал недостаточно. Ведь столетие назад эти линии на картах формировались в условиях Гражданской войны, во многом спонтанно, по воле случая. Вообще, для периода 1917–1921 годов термин "легитимность" можно применять только в целях сарказма — особенно если речь идет о землях современной Украины, где чуть более века назад власти и границы менялись многократно и даже хаотично.
Поэтому сразу после образования Советского Союза, еще в 20-е годы минувшего века, Москва и Киев принялись эти во многом случайные рубежи административно кроить и уточнять. Но во времена СССР межреспубликанские границы значили не многим больше межрайонных, история их зарождения и первых изменений оставалась вне интересов советских историков. Неудивительно, что Анатолий Собчак, как и большинство граждан распадавшегося СССР — впрочем, как и современной России, — мало знали и знают эту часть нашего прошлого. Итак, попробуем кратко рассказать, как же зародились российско-украинские границы и как почти столетие назад город Таганрог предвосхитил судьбу Крыма.
Украинские границы от Керенского
Сегодня бытует мнение, что Ленин "заложил бомбу" под СССР, создав в нем отдельные республики с правом выхода. В Российской империи подобных "бомб" не было, что, однако, никак не помешало ее развалу с первых же дней падения монархии. Царя свергли в Петербурге в конце февраля 1917 года, а через считаные дни, к середине марта, в Киеве уже возникла Центральная рада, вполне открыто претендовавшая на роль правительства "самостийной" Украины.
Напомним, что в юридическом пространстве Российской империи никакой Украины не существовало с XVIII века. По обоим берегам Днепра были обычные губернии — т.е. никаких ленинских "бомб". Однако, как видим, рвануло даже быстрее, чем при распаде СССР. Уже к лету 1917 года заседавшая в Киеве Центральная рада была весомым политическим фактором, с которым приходилось считаться всем министрам Временного правительства (которые, что характерно, как и Ельцин с Собчаком, тоже считали себя "деятелями новой России").
Первым, кто в XX веке подписал официальный документ о границах между "новой Россией" и Украиной, стал Александр Керенский. 4 августа 1917 года он утвердил "Временную инструкцию Генеральному секретариату Временного правительства на Украине". Пункт 2 этой инструкции определял границы Украины в составе всего пяти губерний: Киевской, Волынской, Подольской, Полтавской и Черниговской. Однако он же признавал, что границы полномочий киевской Центральной рады "могут быть распространяемы и на другие губернии или части их, в случаях, если образованные в сих губерниях земские учреждения выскажутся за желательность такого распространения".
Для августа 1917 года это был де-факто аналог Беловежского соглашения, оформлявший и углублявший распад некогда единого — и даже унитарного! — государства. Уже в ноябре того же года, пользуясь очередной сменой власти в Петрограде, киевская Центральная рада заявила претензии на земли "частей Курщины, Холмщины, Воронежчины, так и смежных губерний, и областей, где большинство населения украинское". Если "Курщина" и "Воронежчина" — это территориальные претензии к России, то "Холмщина" — это уже аналогичные потуги к соседям с Запада: речь о ныне польском городе Хелм и его окрестностях.
Правительство Ленина к киевской Центральной раде относилось враждебно и всячески пыталось ограничить ее территориальное влияние. Именно поэтому в пику "самостийному" Киеву в Харькове на исходе декабря 1917 года была провозглашена своя, просоветская, Украина — Украинская Народная Республика Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов, будущая УССР. Одновременно в январе 1918 года в том же Харькове — в отличие от Киева подконтрольном не "самостийным", а советским полупартизанским отрядам — провозгласили Донецкую Республику Советов, претендовавшую на земли исторической Новороссии по обе стороны Днепра, от Кривого Рога до Луганска. Все это было не просто идейной реализацией теоретического "права наций на самоопределение", но и вполне практичной попыткой в условиях кризиса и Гражданской войны перехватить дискурс у националистов и сепаратистов.
Украинские границы от кайзера
Политическое и военное влияние большевиков Ленина тогда было явно сильнее, чем у Центральной рады. Но киевские "самостийники" на тот момент уже имели могучего покровителя с Запада — две империи, Австро-Венгерскую и германский Второй рейх. Россия, за девять месяцев пережившая две революции, справиться с таким противником не могла. Уже к лету 1918 года австрийские и немецкие войска — а де-юре Центральная рада — контролировали всю территорию современной Украины, а также массу прилегающих земель современной Российской Федерации, включая Крым, Ростов-на-Дону и пр.
В части уездов Курской и Воронежской губерний тогда под защитой германских штыков была создана киевская администрация. Официальная Москва (правительство Ленина к тому времени уже переехало туда из города на Неве) в сентябре 1918 года направила в Берлин протест с уведомлением, что данная "территория является российской, оккупированной украинским государством".
Немцы, уже тогда имевшие виды на черноземы Украины, такие протесты игнорировали. Однако через два месяца, в ноябре 1918 года, уже германская революция свергла кайзера, Берлину стало не до восточных территорий. В том же ноябре большевики сразу, в пику существовавшей в Киеве "Украинской державе" гетмана Скоропадского (с таким сарказмом описанной Булгаковым в "Белой гвардии"), создали Временное правительство Советской Украины. Сначала это правительство заседало в Курске, а с января 1919 года, по мере успешного наступления красных отрядов, переместилось в Харьков.
Без немецких штыков киевская "держава" гетмана Скоропадского моментально развалилась. Однако именно Скоропадский (стремительно натянувший вышиванку бывший генерал царской армии) первым заявил претензии Украины на ту часть Бессарабии, что с советских времен и поныне находится под властью Киева, — Хотин, Аккерман и Измаил в устье Дуная. Претензии на эти территории заявлялись в адрес Румынии, которая в ходе Первой мировой войны была сначала союзником Антанты и противником Германии, но весной 1918 года подписала с немцами свой сепаратный мирный договор. Немцы тогда не возражали против оккупации румынами части земель Бессарабской губернии бывшей Российской империи, но разрешали своей киевской марионетке дипломатически покусывать Бухарест.
Советская Москва территориальные потуги как румын, так и гетмана Скоропадского на Бессарабию официально не признавала (просоветские отряды тогда были единственными, кто пытался оказывать сопротивление румынам на Днестре и Дунае). Однако, создавая в противовес "самостийным" гетманам и петлюровским атаманам подконтрольную советской власти свою Украину, большевики в 1918–1919 годах сами не понимали, где находятся границы этой республики. Они были туманны на севере и на юге, на востоке и на западе.
Первые советские границы
Любопытно, что в начале 1919 года часть Воронежской губернии, ранее оккупированная немцами и оформленная прогерманским Киевом в качестве своей, некоторое время числилась за Советской Украиной. Однако уже через пару месяцев этот кусок земли официально вернули в состав Советской России.
Всего за год, с декабря 1918 по декабрь 1919-го, власть в Киеве менялась минимум пять раз. На остальных землях Новороссии и Украины было не лучше — власть немцев и гетмана, власть петлюровцев, власть белых и красных, власть Махно и ряда фактически не зависимых ни от кого, кроме своих банд, атаманов... За 1919 год большую часть Украины шесть месяцев контролировали красные и пять месяцев белые, линия фронтов трижды пробегала через всю страну от Киева и Харькова к берегам Азовского моря и обратно.
Но именно в том лихом году прошли первые официальные переговоры Советской Украины и Советской России о том, где же между двумя союзными республиками проходят их границы. До создания Советского Союза оставалось еще три года, но военно-политический союз двух большевистских республик был оформлен вполне официально уже тогда.
В Москве с 25 февраля 1919 года работало специальное "Межведомственное совещание по вопросу о выделении Гомельской губернии и установлении границ с Украиной". Присутствие ныне белорусского города Гомель пусть не удивляет — на тот момент он был официальной частью Советской России. Большевики вполне логично считали, что основой границ двух республик должны стать старые границы губерний Российской империи, но с поправками, учитывающими этническую и экономическую ситуацию.
Кстати, вопрос о Крыме между советскими союзными республиками тогда даже не ставился — в эпоху Ленина российская принадлежность полуострова считалась аксиомой, вне всяких сомнений и дискуссий. Поэтому бывшую Таврическую губернию разделили по Перекопу: все, что севернее, — это Советская Украина, а сам полуостров — это Россия.
В Россию тогда передали и часть северных уездов Черниговской губернии, зато представители Советской Украины заявили претензии на Белгород. Но их оспорил Давид Гопнер, представлявший Советскую Россию в том "Межведомственном совещании" о границах и, кстати, уроженец Херсона. В 1918 году бывший бухгалтер и большевик с дореволюционным стажем Гопнер возглавлял Украинский отдел Наркомата (министерства) иностранных дел РСФСР и даже успел побывать советским консулом в Харькове при "державе" гетмана Скоропадского — именно поэтому уроженец Херсона очень не любил всю украинскую "самостийщину" во всех ее проявлениях, хоть антисоветских, хоть советских.
"В экономическом отношении Белгородский уезд, как богатый хлебный центр, имеет большое значение лишь для Великороссии, оставаясь незначительным для Украины," — заявил в 1919 году херсонский бухгалтер Гопнер и тем навсегда сохранил Белгород в составе России.
Впрочем, в том году Москве, Харькову и Киеву быстро стало не до определения границ — знать, где пролегают фронты и где громыхают бои, оказалось куда актуальнее, чем умозрительно чертить административные линии на картах. К вопросу разграничения между советскими республиками большевики вернутся лишь в следующем, 1920 году. И тут свою руку лично приложит товарищ Сталин.
"Единый Донбасс" от Сталина
Будущий вождь СССР был не только наркомом по делам национальностей аж с самого момента Октябрьской революции 1917 года, но и занимал ряд ключевых постов в ходе Гражданской войны. Одним из таких был пост председателя Украинского совета Трудовой армии — к началу 1920 года, на пике войны и экономического развала, эта специфическая армия, под началом Сталина восстанавливавшая угольные шахты и заводы Донбасса, оказалась ключевой в промышленности Советской страны.
Именно как председатель Укрсовета Трудармии 15 марта 1920 года Сталин подписал постановление об образовании Донецкой губернии в составе Советской Украины. Глава Трудовой армии попытался собрать в единую административно-территориальную единицу весь без исключения экономической комплекс Донбасса. Поэтому новую губернию с центром в Луганске сшили из кусков трех дореволюционных: из частей Харьковской и Екатеринославской губерний, а также из западных земель Области Войска Донского.
Вот так, решением Сталина, в состав Советской Украины попал ныне российский город Таганрог с обширным клином земель к северу от него, включая изрядный кусок современной Ростовской области с городами Шахты (тогда Александровск-Грушевский) и Каменск-Шахтинский. Хотя, по статистике тех лет, 70% сельского населения этих земель разговаривало на украинских наречиях, но большинство местных коммунистов встретили решение о присоединении к Украине в штыки. Возражали даже не потому, что были принципиально против неизвестной им "республики", сколько потому, что привыкли ориентироваться не на Луганск, а на куда более крупный и развитый в ту эпоху Ростов-на-Дону. И до обеих революций и после "Ростов-папа" по праву считался экономическим мегаполисом, раз в пять превосходя по населению провинциальный в сравнении с ним Луганск.
В итоге весной-летом 1920 года из Таганрога шли жалобы в центральные органы власти, например такая:
Окружная партконференция возмущена неразберихой, творящейся вокруг вопроса о границах Донецкой губернии… Луганск предписывает Таганрогу подчиняться ему. Ростов-на-Дону на это телеграфирует Таганрогу, что границы остались прежние. Часть Таганрогского округа уже занята Донецкой губернией, где представители Луганска грозят представителям Таганрога арестом вооруженной силой. Партийная конференция убедительно просит прекратить безобразия…
Впрочем, все эти конфликты остались в рамках административно-чиновничьих споров и жалоб. Реально же заняться русско-украинской границей советская власть смогла только по окончании Гражданской войны, сразу после преодоления голода и самой вопиющей экономической разрухи.
2 июля 1924 года, через полтора года после официального создания СССР, в Харькове, тогда официально столице Украинской ССР, получили телеграмму из Кремля с настоятельной просьбой "срочно выслать экономические, этнографические, географические и иные материалы по установлению границ между УССР и РСФСР". В Москве для решения пограничного вопроса тогда создали особую комиссию и, что любопытно, арбитром в русско-украинском споре назначили белоруса — Александра Червякова, на тот момент главу правительства Белорусской ССР.
Украина до Грузии
Николай Скрипник, нарком юстиции и генеральный прокурор Советской Украины, тогда высказывался о "приобщении" к УССР даже Кубани и существовавшей на тот момент Черноморской области. Хотя те регионы действительно в немалой части заселяли потомки запорожских казаков, но эти мечты остались сугубо теоретическими — слишком уж экзотически выглядела бы карта, где Крым российский, зато Украина граничит аж с грузинской тогда Абхазией.
Поэтому в июле 1924 года из столицы УССР в Кремль поступили куда более умеренные предложения о коррекции границ, подготовленные профессором Багалеем, бывшим ректором Императорского Харьковского университета. Советская Украина претендовала на часть земель Курской и Воронежской губерний, населенных, как полагал харьковский профессор, "преимущественно украинским населением".
Речь шла о территории с населением почти 2 млн человек, и харьковскому коллеге возражал доцент недавно созданного Воронежского университета Сергей Введенский, доказывавший, что хотя в местных степях немало украинских переселенцев XVIII века, но еще со времен независимого Рязанского княжества
территория Воронежской губернии всецело входила в состав коренных областей, освоенных великорусским племенем, и никогда не представляла собой нейтральной, никому не принадлежащей или спорной полосы между двумя какими-либо этнографическими единицами…
Любопытно, что, несмотря на прямые возражения из Кремля, часть дискуссий о границах в 1924–1925 годах выплеснулась на страницы центральной и местной прессы. Не остался в стороне от спора и Донбасс — пока Советская Украина претендовала на изрядный кусок воронежских черноземов, Советская Россия в лице Ростова-на-Дону доказывала, что никак не может обойтись без Таганрога. Уже 11 июля 1924 года Политбюро ЦК РКП(б), высший ареопаг правящей Коммунистической партии, посчитал "желательным" вернуть Таганрог и город Шахты из УССР в РСФСР.
Как на самом верху обсуждалось и принималось такое решение — неизвестно, современные историки добрались в архивах лишь до самого решения, но не до подготовительных материалов. Напомним, что лето 1924 года — это первые месяцы после смерти Ленина, краткий миг, когда высшая власть балансировала среди тройки соперничающих лидеров — Сталина, Зиновьева и Троцкого. Двое последних, кстати, были родом с украинских земель, но весьма недолюбливали "буржуазных" националистов и всяческих "самостийников" — и у Зиновьева, и у Троцкого имелись родственники, пострадавшие на Украине от рук петлюровцев и националистических банд в ходе еврейских погромов.
Кроме того, возвращение Таганрога в состав России могло быть и шпилькой против Сталина, напоминанием от товарищей-соперников о его поспешной ошибке 1920 года. Но повторим: деталей мы не знаем. До сих пор никто из академических исследователей подробно этот вопрос в архивах не изучал, а 99% далеких от истории людей вообще не подозревают, что Таганрог когда-то был украинским.
"Русский национальный район"
Кстати, в самом Донбассе решение высших властей о передаче Таганрога в Россию вызвало умеренное сопротивление. Но без какого-либо националистического акцента — протестовали против раздела единого территориально-экономического комплекса. В августе 1924 года газета "Кочегарка", главное СМИ в Донецком бассейне той эпохи, опубликовала (естественно, на русском языке) целую серию статей и местных резолюций под общим заголовком: "За единый Донбасс. Против отторжения Шахтинского и Таганрогского округов".
Доводы приводились именно и исключительно экономические:
Партийная ячейка рудника №1 считает подобное отделение с точки зрения хозяйственного нецелесообразным. Оно разрывает на части единое целое Донбасс… Отделение Шахтинского и Таганрогского округов неправильно, ибо этим самым распыляются революционные силы Донбасса. Промышленность раздробляется и на дает возможности создать единое экономическое хозяйство…
В Кремле, однако, эти возражения не приняли. К лету 1925 года Таганрог, Шахты и окрестности (по площади это примерно треть Крыма) официально и окончательно передали из УССР в РСФСР. Тогда же из Советской России в состав Советской Украины перешел бывший Путивльский уезд Курской губернии. Древний город Путивль — именно там плачет Ярославна в "Слове о полку Игореве" — в границах своего уезда глубоким клином, почти на сотню верст, врезался на запад между прежними Черниговской и Харьковской губерниями. В чисто административных целях этот клин срезали, передав его в состав УССР.
Русского и украинского населения вокруг Путивля было почти поровну, и до Великой Отечественной войны эта часть Черниговской области официально считалась "русским национальным районом", одним из 22 "национальных районов УССР" (среди которых были русские, немецкие, еврейские, польский и даже три греческих). Всего на территории Украины в ту эпоху русских автономных районов, своеобразных национально-культурных автономий, насчитывалось семь — три в Харьковской, два в Донецкой и по одному в Черниговской и Днепропетровской областях.
В том же 1925 году — выражаясь языком той эпохи, в ходе "выравнивания границ с соседними братскими пролетарскими республиками" — из Украины в Белорусскую ССР передали ряд территорий на севере Волынской губернии. Сегодня это граница Житомирской и Гомельской областей, граница двух соседних государств. Но тогда, почти век назад, эти линии на картах между Россией, Украиной и Белоруссией значили не больше, чем современные административные границы между районами и областями. Едва ли тогда кто-то рассчитывал, что вместо дорожных указателей и ритуальных стел на этих умозрительных линиях появятся пограничники, разделяющие отдельные государства, — и, что ужаснее, враждующие государства.