Певец упадка и возвышенных чувств. Лидеру "Сплина" Александру Васильеву исполняется 50
Александр Васильев
"Апрель 1985 года. Мы пришли на урок, а училка сказала, что урок отменяется, сейчас будем смотреть Пленум ЦК КПСС. И все такие: "Вау, отлично!" — контрольная отменилась, можно сидеть рисовать. И вдруг вышел Горбачев и в нескольких фразах сказал, что все, что было до этого, это полная фигня. Сейчас мы всё будем менять" — так три года назад Александр Васильев описал "последнее событие в стране, которое его порадовало".
Рок-музыкант говорил о первом выступлении Михаила Горбачева на посту главы государства и первом упоминании слова "перестройка" в официальных речах. 15-летний меломан Васильев воспринял старт "социально-экономических перемен" и необходимого стране "ускорения" как разрешение на рок-музыку: "Мы получили возможность играть открыто, не прячась. Я понял, что можно поехать за границу. А до этого думал, зачем учить английский, если все равно не выпустят?"
Через десять с лишним лет, в 1997 году, уже в ельцинской России, Михаил Горбачев снова оказался на телеэкранах — и снова под пристальным взором подростков. Бывший генсек снялся в рекламе американской сети пиццерий Pizza Hut. В это время Александр Васильев записывал песню "Орбит без сахара" и привыкал к роли флагмана нового русского рока. Английский язык он, впрочем, так и не выучил.
Песни-иллюзии
Васильев родился в Ленинграде в семье инженера и учительницы русского языка. Первые пять лет он провел на побережье Атлантического океана, в Западной Африке — его отец помогал местным строителям возводить порт, а мать преподавала в школе при советском посольстве. Поразительно, но никаких упоминаний об этом "экзотическом" периоде нет ни в одной песне Васильева, если, конечно, не принимать во внимание не раз использованные им образы тростника, кактусов и "растревоженных ульев".
В 11 лет он познакомился с советской рок-музыкой — записями "Машины времени" и "Воскресения", в 12 — попал на первый в жизни концерт, в 15 — увидел то самое выступление Горбачева о "новом курсе", в 18 — собрал собственную рок-группу "Митра". Среди прочих в нее вошел будущий создатель культовой "Масяни" Олег Куваев. Первый клип "Митры", нарисованный Куваевым черным фломастером на перевернутом аквариуме, спустя пару лет стал дебютным видео "Сплина".
Васильев мыслил сюжетами волшебных сказок и рыцарским кодексом чести, его герои выходили из бардовских напевов и выражались то двусмысленно, то высокопарно ("на виноградную лозу вода наводит дрожь").
Читайте также
Однажды мир прогнулся под них. Как главная музыка перестройки дожила до наших дней
Большинство песен для первого альбома "Пыльная быль" студент-авиатор Васильев сочинил в армии, а записал на домашний кассетный магнитофон в компании приятелей. Джазовые абсурдистские зарисовки про серебряные реки, сурдинку и разбитое пенсне сочетались с арт-роковыми балладами про жертв талого льда и страшный лес. "Странные оркестры бродят в голове моей", — пел тогда Васильев. "Былинные" песни отсылали к Гребенщикову, Макаревичу и Кормильцеву, с одной стороны, и поэтам-символистам — с другой. По звуку это был шлягерный "Наутилус Помпилиус" времен "Казановы" и "Я хочу быть с тобой": синтезаторы на месте гитар, саксофон в роли бэк-вокала и "модные" аранжировки.
Санкт-петербургское небо
Отдельная тема — Санкт-Петербург. Вместе с историческим названием город-призрак в песнях Васильева будто возвращал себе судьбу и утраченный голос. "Комната. Окна на площадь. Рваные флаги по ветру", — по-блоковски живописует революционный Петроград лидер "Сплина"; дальше будет про площадь, трамваи и свободу. Песни Васильева работали как оптические иллюзии с "остаточным изображением": он всматривался в современный ему город, отводил взгляд и продолжал видеть незримый силуэт прошлого.
Тема Питера останется сквозной для лидера "Сплина" и дальше: от белых ночей до разведенных мостов, от императора до блокады, от "Васильевский остров прекрасен, как жаба в манжетах" до "Мы похоронены на Невском проспекте". Васильева легко представить в ряду авторов "петербургского текста" и главных героев этого города-мифа: он, как и Гоголь, Достоевский или Салтыков-Щедрин, захвачен его мистической двойственностью и гибельной красотой. Его не преследует Медный всадник и не пугает Каменный гость, но от этого не легче: кругом ненастоящая "пластмассовая жизнь" и неизбежное ощущение, что "Бог устал нас любить".
"Мир подземных ходов, коридоров, зеркал, тупиков, поворотов, мостов, лабиринтов, висячих садов, улиц древнего города, где на ворота повешен замок" — вот он, Петербург Васильева и одновременно автопортрет автора.
Русский брит-поп
К концу 1998 года "Сплин" был на вершине славы, а Васильев на пике формы. Четвертый альбом группы ("Гранатовый") состоял сплошь из хитов, главными из которых стали "Выхода нет" и "Орбит без сахара". Реклама диска крутилась по ОРТ, продюсером группы стал бывший директор "Наутилус Помпилиус", впервые приехавшие в Россию The Rolling Stones взяли "Сплин" к себе на разогрев в "Лужники". Это было неслучайно: Васильев того периода — с бесконечными англицизмами в лирике, отсылками к классикам западного рока и самой рок-н-ролльной стрижкой "под горшок" — талантливее других придумывал и играл самую обаятельную русскую версию брит-попа на уровне родоначальников жанра вроде Oasis или Blur.
За своего Васильева быстро приняли Борис Гребенщиков, Юрий Шевчук и Константин Кинчев. В "Антропологии" Диброва "Сплин" появлялся едва не чаще всех. Из комплиментов отцов-основателей русского рока складывался закономерный вывод — наследник музыкального престола был найден.
Читайте также
Певица, что рисует дождь. Чем российская эстрада обязана Анжелике Варум
"Орбит без сахара" стала не просто гимном поколения — с нее можно вести отсчет российской истории "вирусных" промопесен. Прежде русский рок никогда не обращался к рекламе как источнику вдохновения и не конструировал спам-песни из слоганов, промоакций и джинглов. Васильев открыл ящик Пандоры: в 2000-х "Ляпис Трубецкой" спел "В левой руке — "Сникерс", в правой руке — "Марс", Верка Сердючка сострила в припеве про Dolce & Gabbana. За десять лет до "Трех полосок" Animal ДжаZ, за двадцать до "В мертвых найках" Фараона Васильев скрестил новую русскую музыку и поп-арт, авторский почерк и логотип, дневник и билборд. В 2016 году этот же трюк феерично провернул Сергей Шнуров с песней "Экспонат".
Депрессивная "Выхода нет", вышедшая за три месяца до дефолта 1998 года, оказалась самым подходящим саундтреком к грядущему концу света российской экономики.
От черновиков к самоповтору
БГ, Шевчук и Кинчев не зря относились к "Сплину" по-отечески. Васильев заново обживал поэтическое пространство, созданное "Аквариумом" и поколением "дворников и сторожей", отталкивался от их находок и опыта. А главное — никак не отрицал, а подчеркивал их влияние. Целиком об этом единственный сольный альбом Васильева "Черновики" — сборник ранних акустических вещей автора вперемешку с перепевками классиков от Высоцкого до Макаревича. После него на подобный акт творческого саморазоблачения никто из обоймы легенд русского рока так и не решился.
В начале 2000-х "Сплин" выпустил свои последние блокбастеры — альбомы "25-й кадр" ("Линия жизни" и "Мое сердце" оттуда) и "Новые люди". Всенародные хиты случались и позже ("Романс", "Сидели и курили"), но по-настоящему сильных и полнокровных дисков у Васильева и компании больше не выходило.
От оригинальных и вместе с тем понятных любому метафор и аккордов "Сплин" ушел в сторону неудачных экспериментов с формой: тяжелому одномерному року и графомании. Васильев взял за правило повторять почти каждую строчку в песне по пять раз, рассчитывая непонятно на что: то ли на усиление эффекта, то ли на заполнение смысловых пробелов. С другой стороны, в этом можно увидеть зачатки первой в истории русского рока гиф-поэзии — в последние десять лет Васильев последовательнее других превращал поэтическую строфу в спираль и буквально гонял музу по кругу. Более ироничного ответа на упреки в самоповторах, кажется, не найти: слушатель получал не просто похожие вещи, а дубликаты.
"Когда пройдет сто лет, и нас с тобой здесь нет", — пел Васильев на последнем альбоме "Сплина" "Встречная полоса", перечисляя, что еще исчезнет спустя век: границы, тайны и незанятые земли. Песни Васильева про самый первый снег и девочку с глазами из самого синего льда останутся наверняка.
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора. Использование материала допускается при условии соблюдения правил цитирования сайта tass.ru