После недолгого общения с Аллой Михайловной мне стало казаться, что различные искривления и неровности — первое, что профессор замечает в окружающих предметах.
"Я купила рыбу на рынке и должна была сварить уху, а потом сделать пирог, — рассказывает Зайдман. — Сварила рыбу, вытащила, начала отделять ее от кости, смотрю — у нее сколиоз. У рыбы сколиоз, вы представляете?! Я ее высушила и сделала макет, теперь она у меня в кабинете стоит на видном месте". Рыба в кабинете и правда стоит. Рядом со стареньким микроскопом. Правда, непрофессионалу не так легко разглядеть у нее патологии скелета.
Алла Зайдман начала заниматься наукой после того, как переехала из Ленинграда в Новосибирск в начале 60-х годов. Тогда новосибирский Академгородок, который сегодня стал известным научным центром, только образовывался.
Сейчас Алла Михайловна жалеет только о том, что Научно-исследовательский институт травматологии и ортопедии (НИИТО), который она выбрала местом работы, расположен далеко от Академгородка.
Война и "запрещенная" Анна Каренина
Детство Аллы Зайдман прошло в Белорусском городе Горки. Из этого периода она хорошо помнит запрет, касающийся "взрослых" книг в домашней библиотеке. Детям в ней была выделена отдельная полка. Однако этот единственный запрет Алле и ее подружке Нелле очень хотелось нарушить.
"Я помню, мы залезли во "взрослый" шкаф и вытащили "Анну Каренину", нам было очень интересно читать ее, но делали мы это тайком, приходилось куда-нибудь прятаться. Нам так не нравилась Анна Каренина, потому что она бросила [своего сына] Сережу, мы так плакали, когда описывалась сцена их свидания с Сережей (момент, где Анна Каренина встречается с Сережей после поездки в Италию). Для нас с Неллой это была боль, мы думали, как она могла бросить Сережу, ради чего?" — вспоминает Зайдман.
Тогда расставание родителей и детей казалось девочке просто невозможным. Однако совсем скоро оно произошло в ее собственной семье — началась война, отец ушел на фронт, а маму после оккупации города забрали в гестапо.
Ад и "настоящее спасение"
"Там, где мы жили, было много евреев. Помню, в школе у нас с подружкой Неллой спросили, какой мы национальности, и мы поняли, что забыли дома об этом спросить. И вот мы сидели на уроке и думали, какой мы национальности, кто же мы такие", — говорит Алла Михайловна.
Мама Аллы Елена Фейн, в замужестве Зайдман, действительно имела еврейские корни, однако своих биологических родителей не знала и воспитывалась в приемной семье. Ее приемная мама Аманда Александровна говорила на нескольких языках, по вечерам читала внукам Гейне в оригинале, работала директором школы и отличалась очень смелым характером.
"Она даже Ленина знала", — поясняет Алла Михайловна. Однако гораздо больше знакомства с вождем пролетариата бабушке Аллы пригодилось знание немецкого языка: она понимала речь немцев, в 1941 году захвативших Горки и организовавших там еврейское гетто, и довольно скоро узнала, что в городе планируются облавы и расстрелы. Бабушка решила организовать внукам побег.
Несмотря на оцепление, детей удалось вывести в находящуюся неподалеку деревню, где им удавалось скрываться почти год. "Когда мы впервые вошли в дом, хозяйка налила нам суп. Там были самые простые ингредиенты: какая-то картошка потолченная и много зелени. Какой это был вкусный суп, я ничего вкуснее в жизни не ела", — вспоминает Алла Михайловна.
Рядом с ней на столе остывает кофе в маленькой чашечке, а рядом на блюдце лежит ложечка и шоколадная конфета. А тогда, в войну, ее мечтой был маленький кусочек сахара.
А реальностью был барак концлагеря Дора-Миттельбау (подразделение Бухенвальда — прим. ТАСС), где десятилетняя Алла провела почти год.
"Брат ходил на работу, а я сидела в бараке с детьми. Почти каждый день нас вызывали в лабораторию, где мы теряли сознание, — рассказывает Зайдман. — Я не помню, что с нами делали, но, когда мы выходили оттуда, нас встречала немка-медсестра, которая с нами работала. Я думаю, что у нас брали кровь для солдат. Она давала нам каждому кусочек сахара, мы приносили этот кусочек к себе в барак, и каждый, кто там был, облизывал этот кусочек, никто не съел свой сахар в одиночку".
Забыть все это Алла Зайдман не может до сих пор и говорить об этом не любит. Женщина чуть оживлется, только когда вспоминает о том, как ее и брата как самых выносливых отобрали для отправки на сельхозработы в Германию. Так она оказалась у немецкого фермера Отто Бауэра, и это, говорит Зайдман, стало "настоящим спасением".
Бауэр воевал, был тяжело ранен и ненавидел Гитлера, поэтому часто жалел детей, отдавая им свой завтрак. "Я помню, как он говорил жене, что уже всех из гитлерюгенда забрали на фронт, теперь будут младенцев в коляске угонять", — вспоминает Зайдман.
Возвращение домой
Алла Зайдман вернулась в Горки подростком. Брата после допроса на границе с СССР отправили в армию, а ей позволили вернуться домой, где она наконец встретилась с мамой, которая удивительным образом спаслась от гестаповцев.
До окончания школы Алла прожила вместе с мамой в поселке Краснополье, где Елена Сергеевна, агроном по образованию, восстанавливала сельское хозяйство. Алла училась быстро, и не только из-за природных способностей — война заставила девочку, ходившую на занятия в пальто, перешитом из солдатской шинели, перескочить из третьего класса сразу в шестой, а потом и в девятый.
Учеба в Ленинградском медицинском институте Алле Михайловне далась уже тяжелее. Как-то раз во время занятий физкультурой в институтском спортзале студентка Зайдман упала в голодный обморок — напряженная учеба и маленькая стипендия сделали свое дело. Но сразу из медпункта девушка пошла в больницу — работала санитаркой в вечернюю смену.
Алла Михайловна хотела стать хирургом и в первые годы работы в НИИТО не занималась наукой, а стояла у операционного стола. Операции в институте в послевоенные десятилетия шли, не прекращаясь, одна за другой. Но к концу 60-х годов Аллу Михайловну стали все больше увлекать причины возникновения болезней, а не их лечение. К тому времени у нее уже была семья и трое детей.
"Мои дети всегда знали: маме не надо мешать, она пишет диссертацию, — вспоминает Алла Михайловна. — Муж как-то всегда с пониманием относился, он тоже был своего рода ученым, инженером. Я, когда писала докторскую, почти каждую ночь его будила, чтобы рассказать, что нового я узнала. Он потом для меня делал схемы на защиту для наглядности, сам, никогда я ничего от него не требовала. Просто в моей семье меня всегда понимали".
Откуда берется сколиоз
Научным руководителем Аллы Зайдман, а потом и соавтором книг по морфологии сколиоза был Яков Цивьян — один из крупнейших мировых специалистов в области лечения заболеваний позвоночника, имя которого сегодня носит НИИТО. Сложный в общении Цивьян часто был резок с подчиненными, но Зайдман никогда не боялась вступить с ним в спор.
"Однажды его ученик, один наш сотрудник из детского отделения по фамилии Гаврилов, перестал укладывать больных сколиозом детей в кроватки, что раньше считалось нонсенсом, потому что полагали, что постоянная нагрузка на позвоночник способствует искривлению, — рассказывает Алла Михайловна. — Гаврилов сказал, что дети со сколиозом должны бегать, чтобы укреплять мышцы. Яков Леонтьевич [Цивьян] был против, но я выступила в поддержку Гаврилова, потому что наши исследования показали, что его метод работает. Яков Леонтьевич тогда на меня рассердился, но ради больных я должна была сказать правду".
Их совместные книги в толстых зеленых обложках сейчас стоят в кабинете Аллы Михайловны. Основным направлением исследований для Зайдман стал сколиоз — искривление позвоночника, при котором даже незначительные смещения могут привести к ограничениям функций и дыхательной системы. Сколиоз часто встречается у детей, но причина его возникновения в 80% случаев не ясна.
"Почему возникает кривизна — никто не знает. Рост позвоночника осуществляться за счет пластинки внутри позвонков, — объясняет Зайдман. — Они имеют вогнутую и выпуклую сторону. При сколиозе клетки с вогнутой стороны пластинки мало дифференцированы, поэтому рост останавливается. Это процесс, который, как я выяснила позднее, обусловлен генетически, был впервые описан и лег в основу диссертации".
Однако Зайдман считает, что тема происхождения сколиоза в организме человека еще не исчерпана. В ее лаборатории на самом нижнем этаже ННИИТО, куда Алла Михайловна спускается с тростью в руках, проводятся эксперименты по введению гена, который отвечает за развитие сколиоза, эмбрионам цыплят.
"Это очень тонкая работа. Маленький эмбрион лежит на желтке и надо попасть в нервную трубку", — поясняет профессор.
Вылупившиеся птенцы рождаются с небольшим горбиком — это свидетельство того, что ген, поиском которого долгое время занималась команда Зайдман, исходящая из того, что сколиоз передается по наследству, обнаружен. Теперь необходимо найти способ заблокировать его, чтобы избежать искривления позвоночника еще на стадии эмбрионального развития организма.
Любимые пластинки
Профессор Зайдман, которая за время работы в НИИТО подготовила восемь докторов и 14 кандидатов наук, надеется, что ее исследования продолжат ученики. В институте ее знают все, и пока мы идем по длинным коридорам, с ней непрерывно здороваются сотрудники.
Однако новое поколение ученых отличается от ее сверстников, считает профессор: "Мы прошли жизнь, и мы ценили жизнь. Мы ценили не деньги. Когда мы приехали с мужем в Новосибирск, у нас ничего не было. Купили приемник и пластинки, любимые пластинки. Мы так жили, и наши друзья так жили. Те люди, с которыми я сейчас работаю, уже другие, чем-то поступиться им труднее".
Официально рабочий день Аллы Михайловны заканчивается в три часа дня, но она решила, что еще поработает сегодня. Самочувствие ей позволяет, и дома она бывает только по вечерам. Там ее никто не ждет, только любимые пластинки. Дети профессора Зайдман тоже сделали научную карьеру в медицине, сына недавно пригласили на работу в "Сколково".
"Недавно общалась с дочерью по скайпу, — рассказывает Алла Михайловна. — Она меня спрашивает, что ты делаешь, а ей отвечаю — работаю. Она говорит — и я тоже. Вот так и живем".
Полина Болдырева