30 лет назад, 20 августа 1991 года, в СССР вышла книга супруги президента страны Раисы Горбачевой "Я надеюсь…". Автобиографический рассказ построен в форме ее диалогов с писателем Георгием Пряхиным, который с 1988 по 1990 год работал заместителем заведующего отделом ЦК КПСС, а затем — консультантом президента СССР Михаила Горбачева. Публикация осталась практически незамеченной из-за "августовского путча" 1991 года. Спустя 30 лет после выхода книги Георгий Пряхин рассказал о Раисе Максимовне, о работе с ней и об их поездках в Париж.
— 20 августа 1991 года в издательстве "Книга" вышел автобиографический рассказ Раисы Максимовны Горбачевой "Я надеюсь…". Именно в этот день семья Горбачевых была заблокирована Севастопольским полком войск КГБ СССР на объекте номер один "Заря", как формально называлась президентская дача в Форосе. На что надеялась Раиса Максимовна, создавая эту книгу?
— Книга задумывалась в конце 1990 года — начале 1991-го. Уже тогда нарастало негативное отношение и к Михаилу Горбачеву, и к его супруге. Раиса Максимовна хотела объясниться и по возможности защитить мужа.
Для нее это была последняя попытка высказаться. И быть услышанной. А то, что книга "Я надеюсь…" пошла по всему миру, — это ее грело. Я бы не сказал, что она этим упивалась, но ей действительно хотелось оставить свой след и быть понятой своим народом. Кстати, все деньги, которые она получила за нее, она передала институту, специализирующемуся на заболеваниях у детей крови, и в частности лейкемии. Институт детской гематологии и трансплантологии в Петербурге по праву носит имя Раисы Горбачевой.
Когда книга вышла в свет, чувствовалась некоторая нервозность. Я слышал о том, что и набор якобы даже рассыпали, но тем не менее издание появилось. Что касается меня, то никаких репрессий я не ощутил. Хотя точно знаю, что в моей машине стоял жучок-маячок. Впрочем, полагаю, что это было не только у меня.
— Вы можете рассказать о том, как пережили "августовский путч", предпринятый самопровозглашенным Государственным комитетом по чрезвычайному положению (ГКЧП), президент СССР и члены его семьи?
— На мой взгляд, Раиса Максимовна перенесла заточение в Форосе куда более болезненно, чем Михаил Горбачев и вся их семья. Может, потому что она была более уязвима, более честолюбива. Эти события буквально сокрушили ее — у Раисы Максимовны начала отниматься рука.
Мы встречались с ней после возвращения из Фороса, и, должен признать, она приехала оттуда совершенно больной, надломленной. Это была уже другая Горбачева.
— По вашему мнению, не запоздала ли книга о Горбачеве, фактах его биографии и личных переживаниях? К 1991 году Михаил Сергеевич уже шесть лет как был у власти.
— Раиса Максимовна очень многое сделала впервые. Первая из всех первых леди, так называемых цариц, вышла из тени своего мужа. Она первая рискнула поправлять своего мужа — это касалось, в частности, произношения, ударений в словах. Причем делала это и прилюдно. Горбачева первая стала не тенью, а личностью. И в этом, безусловно, огромная заслуга в первую очередь самого президента СССР, который позволил в России, в нашей полуазиатской стране, своей жене так, с раскованным достоинством, себя вести. И конечно, это акт самодостаточности самой Раисы Максимовны.
Как бы к ней ни относились тогда и сейчас, ей все же удалось прорваться к своему народу. И не столько книгой, сколько, увы, своей смертью. Она оплатила все своей смертью, своими мучениями. Сейчас, кстати, отношение к ней кардинальным образом меняется.
Никто из первых леди в Советском Союзе книг не писал. Более того, и сами руководители в большинстве своем воспоминаний не писали. Идея книги запоздала — здесь не поспоришь. Кстати, в книге Раисы Максимовны были заинтересованы разные издательства, в том числе и Эндрю Нюрнберг, который потом издавал книги Бориса Ельцина. Он приходил ко мне, предпринимал попытки перекупить книгу, но его усилия были не по адресу, я не имел права решать эти вопросы.
— Так отчего же книга вышла так поздно?
— Мне кажется, что задержка была, как говорится, детерминированная. Она была вызвана обстоятельствами. Горбачевы долго не решались на это. Не решались, во-первых, потому что это не было принято. Кроме того, честно скажу, что, когда я получил предложение участвовать в создании книги, я почувствовал, что Горбачев планирует уходить (с поста президента СССР — прим. ТАСС). Раиса Максимовна понимала, что, если она выпустит такую книгу, это может быть воспринято, что они сдаются. Кстати, идея книги принадлежала не мне — прекрасному человеку, Герою Советского Союза, главному редактору журнала "Новый мир" Владимиру Карпову.
Это его инициатива, и я эту идею, изложенную в письме, донес до Раисы Максимовны и до Михаила Сергеевича. Честно скажу, я очень настоятельно продвигал именно Карпова. Но Раиса Максимовна весьма настойчиво и недвусмысленно попросила меня быть редактором.
— А как возникла идея, что именно вы будете ее собеседником и фактически соавтором?
— В общем-то, самотеком. Дело в том, что я работал в аппарате, правда, недолго. Я и в ЦК недолго работал — некоторое время был заместителем заведующего идеологическим отделом…
— Два года?
— По-моему, даже меньше. И у меня было поручение, в том числе такое деликатное — в поездках за рубеж и по Советскому Союзу подстраховывать Раису Максимовну, готовить для нее справочные материалы. Она ведь была по-преподавательски словоохотлива.
Иногда нужно было сделать так, чтобы это было как можно уместнее. Это не самое сложное дело, но достаточно тонкое. Сопровождал Горбачеву и находился как бы в ее шлейфе. И у нас с ней сложились свои человеческие отношения, тем более что мы были земляки. Думаю, что отчасти и по этой причине выбор пал на меня. Кстати, в Ставрополе я иногда видел Горбачева на разных высоких собраниях, но Раису не встречал ни разу. Я работал тогда в краевой молодежной газете.
Однажды Раиса Максимовна и пригласила меня в ЦК на такой разговор. У нее был в ту пору помощник, очень хороший человек. Слава богу, он жив и сейчас.
— Виталий Гусенков?
— Совершенно верно. По-моему, в его кабинете она и обратилась ко мне: "Я настоятельно прошу вас стать моим соавтором". Слова прозвучали не в приказном тоне — это было пожелание, но пожелание внятное. После этого мне пришлось объясняться с Владимиром Карповым.
Над книгой мы с Раисой Максимовной работали зимой 1990 года. После своей служебной работы я приезжал на их дачу в Раздоры.
— Вы работали преимущественно на общественных началах?
— Поначалу да. Но когда книга уже была готова, со мной был подписан договор. Было это в Кремле, где едва ли подписывался когда-либо другой аналогичный договор. Разве что между Грозным и Курбским на совместное издание их знаменитой переписки. (Смеется.)
Согласно договору, моя фамилия оставалась, но было указано, что я официально отказываюсь от дальнейшего участия в переизданиях. Я об этом не жалею. У этой книги счастливая судьба, она издавалась во многих странах, причем не только при жизни Раисы, но и сейчас.
— Сколько вам удалось заработать, если не секрет?
— Цифру, наверное, не стоит называть. Скажу одно — по тем временам это была неплохая сумма в долларах. Когда впоследствии меня сняли со всех постов и пришлось даже кур заводить на даче, мы с супругой и семьей во многом и выживали на них. Эти деньги лежали в тумбочке, и ими распоряжалась моя жена. В семье их называли "Раисины деньги".
Я получил их через Всесоюзное агентство по авторским правам. Так что, как я и говорил, начало было общественное, но вознаграждение я получил, за что благодарен Раисе Максимовне.
— Автор перевода книги на английский британец Дэвид Флойд, вспоминая свою работу, говорил, что книга ему понравилась, но с оговоркой, что "там много Пряхина". Как было принято решение выбрать именно такой жанр беседы?
— Мне рассказал об этой реплике Флойда переводчик и нынешний соратник Михаила Горбачева Павел Палажченко. Знаете, я все-таки отношу себя к серьезным писателям. Наполнять "семейный альбом" глянцевыми историями — не писательское дело и даже не журналистское. Это не по мне.
Хотелось, чтобы издание стало в большей степени явлением литературным, нежели политическим или кулуарно-коплиментарным. Я написал вступление, потом одну главу, вторую. Горбачевой понравилось. Много лет спустя, когда Раисы Максимовны уже не было в живых, Михаил Сергеевич мне признался, что в цековских кругах тоже говорили, что для этой книги стоило подыскать другого человека. Это тоже намек на то, что "Пряхина слишком много". А еще Горбачев сказал: "Только сейчас я понял, какой правильный был сделан выбор жанра. И поэтому в том числе книга стала такой читаемой".
— Раиса Максимовна была требовательным заказчиком? Как строилась ваша работа? Бывали острые моменты?
— Я бы не сказал, что она была заказчицей.
— Собеседником?
— Не только. Когда мы беседовали, никакого обслуживающего персонала рядом не было. Она сама и чай приносила, и кофе, и печенье. А вот рюмку, кстати, ни разу не предложила. Я бы не сказал, что она была требовательная, — скорее скрупулезная.
Иногда мы сразу, с ходу писали, а порой я оставлял ей вопросы, к которым ей предстояло подготовиться. К следующей встрече она писала ответы, причем зачастую не в тетрадях, не на каких-то листах официальных, а порой и на салфетках, и на каких-то небольших страничках. Она делала записи, пока занималась домашними делами. У нее ведь были внуки, дочка. Писала она очень правильным, праведным слогом. Периодически мы сражались с ней за каждое слово. Чтобы было не по писаному, по-людски. Это не помешало мне однажды попросить ее: "Раиса Максимовна, пожалуйста, сохраните свои листки, чтобы потом никто не посмел сказать, что я полностью написал эту книгу".
И Горбачева хранила свои записи, но потом до меня дошли слухи, что они сжигали многие документы, письма, и вроде бы эти листы тоже попали в костер. Это печально, поскольку они могли стать материалами для переиздания книги Раисы Максимовны.
Она была предельно откровенна. В частности, я и знать не знал, например, о том, что у нее есть не очень благополучный брат...
— Человек пьющий.
— Выпивающий. Это она сама сказала. И честно выделила эту фразу. И для меня это было совершенно шокирующим откровением. Много после вокруг этого брата разговоров и наговоров было, что они его, дескать, в психушке заперли. Да, он многое пережил, но, может быть, Раиса Максимовна таким образом брата спасла. Он надолго пережил сестру. Она с болью говорила о нем, и в этот момент уж точно никак не красовалась. Это была горькая личная тема. Страшно русская — потому она и пошла на такую откровенность.
Раиса Максимовна показывала мне письма ей, например, от Бенуа. Она хранила обращения и от простых людей, некоторые из них мы использовали в книге.
Раиса Максимовна была как Терешкова, только в политике. Она открыла путь и Ирине Хакамаде, и даже, думаю, той же Валентине Матвиенко. Жизнь Раисы Максимовны — алгоритм, продиктованный не только каким-то тщеславием женским. Она воспринимала жизнь как миссию.
— Когда книга была готова, хотела ли Раиса Максимовна внести какие-то правки, коррективы, переписать отдельные фрагменты?
— Я, честно говоря, опасался этого. Тем более, когда случилась драма форосская, я переживал, что она начнет все менять. Но Раиса Максимовна по этому поводу не сказала ни слова. Возможно, она опасалась, что задержится издание книги, или, может, на тот момент у нее уже были другие терзания. Но она, безусловно, очень остро, тяжко перенесла эти события.
Раиса Максимовна всегда сопровождала Горбачева, а он сам, по-моему, весьма остро воспринимал наши тогдашние катастрофы, всегда туда стремился. Можно предположить, что посещение Раисой Максимовной Чернобыля и ее лейкемия взаимосвязаны. А Форос усугубил ее проблемы со здоровьем.
Книга вышла в двух ипостасях — одна лапидарная, и была чуть-чуть более торжественная, что ли, версия, которая вышла ограниченным тиражом. А издания на Западе осуществлялись без меня, этого я не касался.
— Презентации книги при жизни Раисы Максимовны не было?
— Да. Полноценная большая презентация состоялась в Горбачев-фонде, когда Раисы Максимовны уже не было. (18 сентября 2000 года в Горбачев-фонде состоялся вечер памяти, где участникам была представлена новая книга "Раиса. Воспоминания. Дневники. Интервью. Статьи. Телеграммы" — прим. ТАСС).
Это была презентация даже не этой конкретной книги, а второго издания. На мероприятии присутствовала Людмила Путина, тогда первая леди. Я вел эту встречу, хотя и был уже отставной козы барабанщиком. А в 1991 году никаких презентаций не было.
— Работая над книгой в резиденции президента СССР, вы ни разу не застали там Михаила Сергеевича?
— Мы работали в Раздорах, а не в Ново-Огарево. Действительно, Горбачев ни разу не присутствовал при этом. Пару раз, наверное, он звонил по каким-то делам Раисе Максимовне. При мне она мужу не звонила, никаких руководящих указаний не давала, как сочиняют некоторые, полагая, что она чуть ли не руководила Кремлем. Я ничего подобного не наблюдал абсолютно.
Бывал в их библиотеке. Помню раскрытую книгу — "Борис Годунов" Пушкина, ее читала Раиса Максимовна. Знаете, порой задним числом вспоминаешь какие-то детали и думаешь: может, и правда какая-то взаимосвязь была, предчувствия? Она четко ощущала дуновение беды и над страной, и над их семьей. Беда уже касалась ее волос.
Работу над книгой мы закончили перед Пасхой. И на прощание, в последний приезд, она подарила мне красивую вещицу — золоченое, с финифтью, в стиле Фаберже пасхальное яйцо. "Постарайтесь сохранить его, это подарок патриарха".
— Вы как-то упомянули, что сопровождали Горбачевых в поездках за рубеж и по Советскому Союзу. Может быть, вам запомнились какие-то эпизоды, связанные с Раисой Максимовной?
— Первое — она, конечно, невероятно готовилась к поездкам. Как школьница, как преподаватель к первому уроку. Помню, как перед посещением музея Прадо в Испании изучила все каталоги. Не подходя близко к полотнам, она уже называла картину и художника. И потом огладывалась на меня: правильно, неправильно? Она считала, что я, особенно в очках, знаю больше, чем она. На самом же деле я зачастую не ведал и того, что ей удалось накануне почерпнуть из каталогов.
Еще запомнилось, как во время встречи "Большой семерки" в Париже, в которой участвовал Горбачев, мы отправились в Буживаль...
— Это было в 1989 году?
— Да. У жен там была своя программа — их повезли на экскурсию в историческую резиденцию супруги Наполеона Жозефины. А разъезжаться почему-то все стали по отдельности. И мы с Раисой и ее помощником Виталием Гусенковым тоже уехали. Гусенков прекрасно говорит по-французски. Мы отправились в Буживаль, где жили Иван Тургенев и Полина Виардо. После экскурсии решили зайти в кафе. Там Раису Максимовну узнали, к ней подошла молодая женщина.
— Я так рада вас видеть, я вам очень благодарна. Дело в том, что мой муж зарабатывает на вашем муже, — заявила француженка.
— Каким образом? — вскинулась Раиса Максимовна.
— Он на него пишет карикатуры...
— Шаржи. Шаржи! — поправляет Гусенков.
Все рассмеялись, всем очень понравился этот момент.
Еще знаменательный эпизод произошел в Париже. Михаил Горбачев встречался с президентом Чехословакии Вацлавом Гавелом, и беседа как будто не задалась, президенты не могли прийти к согласию то ли по вопросам прав человека, то ли в экономических вопросах. После встречи Горбачев спускался с лестницы, и я оказался у него на пути. Он достаточно резко высказался о Гавеле, и Раиса Максимовна заметила: "Миша, не надо так говорить об этом человеке".
Последнее, что могу я рассказать, это опять же связано с Парижем, улицей Гренель, где находилась резиденция посла СССР во Франции. Раису Максимовну во время поездок по Франции сопровождала одна и та же молодая охранница Изабель. У них сложились какие-то свои отношения, и однажды Изабель отвела Раису в сторонку и что-то ей сказала — по-английски.
Когда мы писали книгу, Раиса Максимовна вспомнила этот момент. По ее словам, Изабель ей шепнула: "Мадам, по долгу службы я вижу много высоких особ. Я переживаю за вас... Вас предадут. Многие люди из тех, кто сейчас окружают вас, улыбаются вам, вас предадут и отвернутся от вас..." Раиса Максимовна мне это рассказала, я не преминул в книгу вставить. Но она потом все же смягчила этот фрагмент в книге.
Конечно, мне запомнилось и прощание с Раисой Максимовной. Проводить ее пришла огромная толпа людей, среди которых было большинство женщин. Которые раньше ее особенно недолюбливали.
— После 1991 года вы с Раисой Максимовной практически не общались?
— Мы встречались на каких-то праздниках, днях рождения Горбачева. Но деловые отношения нас не связывали, я в те времена совсем другими делами занимался. В какой-то момент Раиса предприняла попытку написать еще одну книгу — про тех, кто их сдал. Два или три кусочка из этой неслучившейся книги были напечатаны в газете "Трибуна", у Толи Юркова. А вскоре состояние Раисы Максимовны стало стремительно ухудшаться. Когда она болела, я был в Германии по своим заботам и постоянно следил за сообщениями о состоянии ее здоровья. Был там по своим делам, в другом городке.
— Не в Мюнстере?
—Нет, хотя после и в нем побывал. С Горбачевыми был на тот момент помощник, прекрасный знаток немецкого языка Карен Карагезьян. Многие люди тогда показали себя очень достойно по отношению к чете Горбачевых: это и Карагезьян, и Палажченко, и охранники, которые были с ними до последнего. В общем, для многих это была своего рода проверка на вшивость. Надо признать: Михаил Сергеевич — достойный вдовец. А это в России большая редкость. И большой человечный урок.
— Во время нашей встречи вы рассказали о женщине, которая пожелала, чтобы вы вместе написали книгу о ней. А получали ли вы аналогичные предложения от именитых соотечественников?
— Пожалуй, нет. Но я редактировал, например, книгу английского журналиста и писателя Джонатана Айткена о Нурсултане Назарбаеве.
— Я знаю, что вы участвовали и в так называемых отхожих промыслах — написании речей наших руководителей.
— Это да. Благодаря этим промыслам и оказался потом на телевидении. Меня пригласили в Волынское писать речь Черненко для встречи с рабочими завода "Серп и молот". Я оказался там очень востребованным по одной причине: у Черненко была эмфизема легких, и он мог говорить только короткими фразами. А я проявился крупным специалистом по коротким предложениям. Помните: краткость — сестра таланта. Я всегда добавляю: сестра есть — брата нету… Познакомился с работниками машиностроительного отдела ЦК, мы стали общаться, и они узнали, что у меня четверо детей, а зарплата весьма скромная. И вот в Волынское приезжает Владимир Севрук, который находился на второй ступеньке сверху в иерархии идеологического отдела ЦК. А "ребята" на него наседают:
— Твой парень сидит в "Комсомолке". Неужели у тебя нет места поприличнее, с хорошей зарплатой?
— Да есть, конечно, но он туда не пойдет.
— А куда? — встреваю.
— Политобозревателем на Гостелерадио. Все отказываются или не подходят.
Ну я и рискнул: была не была!
А там и правда зарплата на порядок выше. Так, благодаря участию "машиностроителей", я и получил новую работу.
— Возвращаясь к работе над речами генсеков, расскажите, пожалуйста: Черненко на читки приезжал?
— Нет, в этот раз у него такой возможности уже не было. Но на заводе он побывал. К слову, Черненко, на мой взгляд, не такая плоская фигура, как многим представлялось. Во всяком случае, никакого "имущественного следа" за ним нет. Скажем, он был генеральным секретарем, а его сын работал помощником Ермаша в Госкино. А ведь Черненко при желании мог найти для него куда более теплое место, но не сделал этого.
— Когда короткий период правления Черненко завершился, вы начали работу с Михаилом Сергеевичем?
— Нет, не сразу. Но со временем я вновь оказался и в Волынском, а потом и в Серебряном Бору, тоже — на "правописании".
— Как строилась ваша работа?
— Непосредственно с Горбачевым раза два общался, и это был не рабочий момент, а скорее своеобразная приемка. Работал там с Наилем Биккениным, этаким цековским старейшиной и мудрецом, Егором Гайдаром, Славой Никоновым. Все было очень демократично. Спорили, горланили.
— Горбачев давал какие-то основные тезисы для речей своим непосредственным помощникам?
— Да. Там бывал и член политбюро Вадим Медведев, Владимир Долгих, Валентин Фалин, отраслевые секретари. Я в свое время помогал "на общественных началах" члену политбюро, первому заместителю председателя Совета Министров СССР Гейдару Алиеву. Это было во время посещения Барнаула, где он должен был выступать на вручении ордена Ленина Алтайскому краю. И Алиев попросил меня написать абзац про русский народ, про его историческую роль в подъеме страны. Это был его очень серьезный личный посыл — неплохо бы помнить о нем сегодня и в Азербайджане, и в России.
— А с Горбачевым как все складывалось?
— С Горбачевым отношения и потом продолжались, и продолжаются сейчас. В настоящее время, правда, встречи по известным причинам все реже. А так — мы иногда приходили и приходим к нему: я, Александр Дегтярев — историк, мой друг — ученый-экономист Олег Ожерельев.
Помню его 85-летие. Я к нему подхожу, он в "Европейском" один гостей встречает. Тогда он и проронил: "У меня такое впечатление, что я сейчас живу за себя и за Раису..." Сейчас на встречи особо не зовут: не до того, наверное.
— Ходили сплетни, что Раиса Максимовна Горбачева одевалась у модельеров с мировым именем, а на украшения тратила деньги из государственного бюджета…
— Одевалась она стильно, по фигуре, но, особенно по нынешним временам, вовсе не вычурно. Алмазов и бриллиантов я не видел.
— Бижутерия?
— Скорее, да. А шилась в Доме моделей на Кузнецком Мосту. Была демократична во всем. Что называется, из народа — помнит, почем фунт лиха.
Когда Горбачев выступал в Стэнфорде, его супруге поступило предложение съездить в Сан-Франциско. Нам выделили охранника, машины, мы поехали. У меня машина попроще, у Раисы Максимовны — подороже. Первый магазин, в который нас привел бушевский охранник, был винно-водочный. Продавщица, увидев Раису Максимовну, аж под прилавок упала. Раиса Максимовна попыталась привести ее в чувство: "У вас "Московская" водка есть?" — "Есть, есть!"
Потом подошли к трамвайной остановке, а там трамваи все яркие, расписанные, у нас-то тогда все было серое. Из трамвая выскакивает вагоновожатая — то ли мулатка, то ли темнокожая — с совершенно экзотическими волосами. Они познакомились, разговорились. Раиса Максимовна похвалила ее прическу, а та счастливо отвечает, тараторит: "Я тебе сейчас покажу своего парикмахера, может, он и тебе прическу сделает". Горбачева от души рассмеялась.
Что бы ни плели сейчас, она умела находить язык с простым народом. Но почему-то чаще — с тем, который там, а не здесь... Тут своя драма, и, боюсь, не только Раисы Максимовны, но в какой-то степени и "простого" народа тоже. Нельзя демонизировать одну только Горбачеву и все сводить к этому. Ведь все шло по нарастающей, сложились неблагоприятные экономические обстоятельства. Вообще, не стоит никого демонизировать. И никогда. Все усугубляли объективные и субъективные экономические и геополитические процессы деградации. В частности, сговор саудитов и американцев по обрушению нефти… Много чего было, но отчего-то все абсолютизируется в кейсах в одном лице.
— Я думаю, что и Горбачев, и Раиса Максимовна, может быть, если и не по поступкам своим, а по масштабу личности опередили время.
— Не могу с этим не согласиться. По идее, Михаилу Сергеевичу Горбачеву надо было приходить к руководству страной после того же Григория Романова (несостоявшегося преемника Андропова). Знаешь почему? Страной тогда еще должен был управлять фронтовик — человек, способный принимать резкие решения.