Алексей Можин: создатель МВФ симпатизировал СССР

Международный валютный фонд (МВФ) встречает историческую дату: 70 лет назад, 1 марта 1947 года, он приступил к практической работе. О том, почему в эту организацию изначально не вошел СССР, но теперь в ней активно и полноправно участвует Россия, корреспонденту ТАСС рассказал российский исполнительный директор в МВФ, дуайен Совета директоров организации Алексей Можин.

— МВФ — организация системы ООН, создававшейся вместе с другими победителями во Второй мировой войне Советским Союзом. Но в нее мы тогда не вступили. Это была ошибка? Жалеем задним числом?

— Известно, что в Бреттон-Вудской конференции 1944 года участвовала советская делегация. По итогам конференции Советский Союз мог получить третью по размеру квоту в МВФ, если бы решил вступить в эту организацию. Но тогдашнее руководство страны приняло иное решение. Какой смысл теперь задним числом рассуждать, что могло бы быть иначе...

— А третью — после кого?

— После США и Великобритании.

— То есть у британцев экономика была больше нашей?

— Ну у них же тогда была целая Британская империя...

— А известно, почему мы все же не вступили?

— Детали неизвестны, во всяком случае мне. Известно, что советские участники конференции обращались к руководству страны с письмом, в котором рекомендовали вступить. Если не ошибаюсь, поддерживал эту идею и отец Виктора Владимировича Геращенко (бывший глава Госбанка СССР и Банка России. — Прим. ТАСС). Владимир Сергеевич Геращенко сам в Бреттон-Вудс (горный курорт в штате Нью-Гемпшир, США. — Прим. ТАСС) не ездил, но по сути руководил деятельностью советской делегации из Москвы. Он был финансист, но работал в МИД (в то время Наркоминдел. — Прим. ТАСС) и возглавлял соответствующий департамент...

Высшее руководство решило не вступать. Как всегда в подобных случаях, объяснения причин никто никому не давал. Якобы просто синим карандашом Молотов (Вячеслав Михайлович Молотов, на тот момент Народный комиссар иностранных дел СССР. — Прим. ТАСС) написал на докладной отрицательную резолюцию.

Но, конечно, причины понятны. Советский Союз совершенно не вписывался в правила деятельности этой организации. В первую очередь это касалось предоставления информации. Уставные требования Фонда на этот счет никак не могли устроить СССР того времени. Как известно, у нас, например, размер золотовалютных резервов считался гостайной, как и некоторые другие показатели развития советской экономики. У нас была тогда совершенно иная статистика. Мы не считали валовой внутренний продукт, главным показателем считался чистый материальный продукт, который не учитывал услуги и т. д. и т. п.

Думаю, принятое тогда решение в каком-то смысле можно считать и правильным. Если бы мы тогда и вступили, это, наверное, быстро привело бы к каким-то конфликтам, и в конечном счете Советский Союз, скорее всего, все равно вышел бы из этой организации...

— Вы говорите, уставные требования были для нас неприемлемы. Но ведь их разрабатывали главные участники конференции, прежде всего Гарри Декстер Уайт, руководитель американской делегации. А его считают чуть ли не советским шпионом. Я сам видел посвященные этому экспонаты в музее Агентства национальной безопасности США...

— Это очень интересная фигура. По сути дела, это человек, который чуть ли не единолично построил послевоенную мировую финансовую архитектуру, прежде всего если говорить о создании главных ее институтов — МВФ и Всемирного банка.

Он работал в Казначействе (Департаменте казначейства, Минфине США. — Прим. ТАСС) при министре Генри Моргентау. Но тот был, насколько я помню, специалистом по разведению плодовых деревьев, а в международных финансах совершенно не разбирался. Зато был другом президента (Франклина) Рузвельта.

Личная биография этого самого Уайта тоже очень интересна. Он был седьмым ребенком в бедной еврейской семье иммигрантов из Литвы. Но сумел получить образование и сделать карьеру.

Он никогда не состоял членом Компартии США, но имел много друзей среди коммунистов и был человеком достаточно левых взглядов. Собственно, как и вся администрация Рузвельта. Она ведь пришла к власти в условиях Великой депрессии, колоссальных трудностей в американской экономике, очень высокого уровня безработицы, краха на фондовой бирже. По сути дела, до начала войны американская экономика так и не вышла на прежний уровень.

— Это известная история. Но как же Уайт стал создателем МВФ?

— По рангу он был чиновником средней руки, но по сути оказался предоставлен самому себе, поскольку реального начальства над ним в то время не просматривалось. Хотя был, конечно, и Госдеп, который тоже пытался во все это влезать.

Главная задача, которую Уайт решал в Бреттон-Вудсе, сводилась к тому, чтобы обеспечить американские интересы в послевоенном устройстве мировой экономики. В первую очередь он добивался того, чтобы доллар стал главной мировой валютой, а британский фунт перестал играть эту роль...

По сути дела, это был подрыв всей Британской империи. Американцы этого добивались и в конечном счете добились. Главным противником Уайта на конференции был руководитель британской делегации, знаменитый экономист лорд (Джон Мейнард) Кейнс, который, между прочим, был женат на русской балерине Лидии Лопуховой (в английском написании — Лопоковой).

А итогом конференции стала полная победа США и создание так называемой Бреттон-Вудской системы, просуществовавшей до 15 августа 1971 года. Собственно, и вся история МВФ делится на два периода — до этой даты и после. Изначально курсы всех валют были привязаны к американскому доллару, пусть и с возможностью небольшой корректировки с согласия МВФ, а американский доллар свободно обменивался на золото. Эта система, придуманная Уайтом, и обеспечила ведущую роль доллара США в послевоенном устройстве мировой экономики.

Понятно, что это делалось не на пустом месте. Американская экономика была крупнейшей в мире. Это же было сразу после войны. Европа лежала в руинах, Япония в руинах...

— Да и Советский Союз, во всяком случае западная часть, тоже в руинах...

— Ну уж если говорить о Советском Союзе, то он был победителем Второй мировой и сумел и перед войной, и во время самой войны создать военную промышленность, которая не уступала германской. А та считалась до тех пор лучшей, самой передовой и чуть ли не непобедимой. Так что СССР — это особый случай.

За каких-то два десятка лет — от конца Гражданской войны до начала Великой Отечественной — Советский Союз осуществил колоссальную индустриализацию. По сути дела, крестьянская аграрная страна превратилась в мощную индустриальную и военную державу. Мы, конечно, знаем теперь, какими средствами все это достигалось. Но страна была закрытой, и внешний мир судил тогда о происходящем по результатам. И смотрел на эти результаты с изумлением.

Тот же Гарри Декстер Уайт с большим уважением относился к советским достижениям. Год-два назад американский исследователь Бен Стайл, с которым я, кстати, лично знаком, написал хорошую книгу "Битва в Бреттон-Вудсе". Так вот, по его словам, Уайт верил в теорию, которая называлась One World ("Единый мир" или "Мировое единство". — Прим. ТАСС).

Потом из этого выросла и теория конвергенции, и многое другое. Суть одна — в конечном счете мир придет к единству, когда методом проб и ошибок будет определена наиболее оптимальная экономическая система. И она будет представлять собой нечто среднее между капитализмом и социализмом.

Мы же уже говорили, что происходило в США в годы Великой депрессии. Чуть ли не каждый третий был безработным. И на этом фоне мир увидел невероятный рывок, прогресс Советского Союза, колоссальную индустриальную мощь...

— И Уайта это так впечатлило, что он стал советским агентом?

— На самом деле Эдгар Гувер, который без малого 40 лет возглавлял ФБР, первый раз написал президенту докладную о том, что Уайт является советским агентом, еще в 1942 году, за два года до Бреттон-Вудской конференции. Но тогда никто этому не поверил и никаких последствий это не имело.

По итогам конференции американцы хотели забрать себе Фонд, а европейцам отдать Всемирный банк как менее важную из организаций, по их представлениям. Предполагалось, что Уайт станет первым директором-распорядителем МВФ. Более того, он уже прошел утверждение в Сенате для этого назначения.

Но в последний момент очередная докладная о нем легла на стол уже новому президенту Гарри Трумэну. А это был уже не просто новый режим (в Вашингтоне. — Прим. ТАСС), но фактически и новый мир. В марте 1946 года Уинстон Черчилль произнес свою фултонскую речь. Начиналась холодная война.

Американцам пришлось выкручиваться из тяжелейшей ситуации. И выход они увидели в "рокировке". Первым директором-распорядителем МВФ стал бельгиец (Камиль Гутт. — Прим. ТАСС), Всемирный банк возглавил американец (Юджин Мейер. — Прим. ТАСС). Уайт же все-таки стал первым исполнительным директором МВФ от США, членом Совета директоров.

Потом в Америке начался разгул маккартизма. В конце концов Уайта вызвали в Конгресс на заседание печально известной комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. Несколько часов его допрашивали, потом он вернулся домой и ночью умер от сердечного приступа. И это человек, построивший мировую финансовую архитектуру, которая в значительной мере существует до сих пор.

А вторая серия обвинений в его адрес началась, когда в постсоветский период Россия раскрыла советские архивы. Там были обнаружены против него новые улики. Хотя по сути, конечно, никаким агентом, а тем более платным агентом, он не был. Он был абсолютно никому не подконтролен, действовал по своему усмотрению. Просто верил в свой "Единый мир" и воспринимал Советский Союз скорее как союзника в противостоянии с британцами. Ведь то, что ему позже вменялось, происходило в реалиях, существовавших еще до начала холодной войны.

Хотя правда и то, что нескольких настоящих советских агентов в Казначейство он привел. Еще из числа друзей своей юности, американских коммунистов. Как бы то ни было, теперь его бюст вместе с бюстом Кейнса стоит у нас в зале заседаний Совета директоров МВФ.

— Судьба, конечно, уникальная, но мы немного уклонились от основной темы. Вы говорили, что история МВФ делится на два периода...

— Совершенно верно. Сначала валюты всех участников МВФ фиксировались к американскому доллару, а доллар свободно обменивался на золото. Но 15 августа 1971 года президент США Ричард Никсон неожиданно в одностороннем порядке объявил, что с этого дня обмен на золото по фиксированной цене прекращается.

Почему он это сделал? Понятно, что система была нежизнеспособна. Европа и Япония росли тогда гораздо быстрее, чем Соединенные Штаты, у них происходило послевоенное восстановление экономики. И при системе фиксированных курсов Америка получала постоянно растущий дефицит в торговле, а у ее торговых партнеров накапливались большие запасы долларов.

И вся американская дипломатия в конце 1960-х годов была направлена на то, чтобы уговорить торговых партнеров не предъявлять эти доллары к обмену на золото. Хотя в какой-то момент президент Франции Шарль де Голль (а кто же еще?!) сказал: "Хватит!" — и потребовал обмена. И действительно, ему поменяли доллары на золото. Отправили целый корабль или два, я не знаю.

Это, кстати, немного напоминает и сегодняшнюю ситуацию с Китаем и его резервами. Вот что будет, если они эти резервы сбросят? История же имеет привычку повторяться, хотя и в разных формах...

— И что было после объявления Никсона?

— А то и было, что он сказал. Его министр финансов произнес после этого историческую фразу: The dollar is our currency but your problem ("Доллар — наша валюта, но ваша проблема").

Это, кстати, был необычный человек. Его звали Джон Конналли. В начале 1960-х он был демократическим губернатором штата Техас, крупнейшего нефтяного штата. В ноябре 1963 года он принимал в Далласе президента Джона Кеннеди: демократ-губернатор принимал демократа-президента. Находился с ним в машине, когда президент был убит. Сам получил при этом ранение, причем не пустяковое. А потом стал республиканцем и при Никсоне руководил Минфином. Руководствовался лозунгом America First ("Америка — прежде всего"), как сейчас бы сказали.

После его исторической фразы про доллар Бреттон-Вудская система благополучно скончалась, и мир перешел к системе плавающих курсов. Прямыми последствиями этого решения были обвал курса доллара (у всех же были огромные запасы, оказавшиеся вдруг никому не нужными) и колоссальный, многократный рост цен на нефть и другие сырьевые товары, потому что эти цены устанавливались в долларах.

Отсюда — энергетические кризисы 1970-х годов. Советский Союз тогда сразу начал вкладывать деньги в развитие нефтяной и газовой промышленности, строить трубопроводы и потом на этом зарабатывать. Вообще-то советская экономика должна была развалиться еще в начале 1970-х, но благодаря нефтяной игле Советский Союз продлил свое существование примерно на 20 лет.

Хотя потом это же его и подвело, потому что, когда в 1985 году, вскоре после прихода к власти Горбачева, цены на нефть все-таки рухнули, началась "обратка". Тогда саудовцы выбросили большое количество нефти на рынок. В итоге практически весь период правления Горбачева стал "агонией"...

— Ну вот мы и добрались до того момента, когда Россия все-таки вступила в МВФ. Как это произошло?

— Уже при Ельцине и его правительстве, ставшем позже известным как "правительство Гайдара", в аппарате правительства был создан отдел по взаимодействию с международными финансовыми организациями, а мне доверили этим отделом руководить. Вот этот отдел тогда и проводил переговоры с Фондом и Банком о вступлении России в эти организации.

Фактически это началось даже чуть раньше, чем Советский Союз распался, но незадолго до того. Беловежские соглашения датированы 8 декабря 1991 года, а мы уже принимали первые ознакомительные миссии Фонда, по-моему, в ноябре.

Потом начался достаточно долгий процесс. Надо было рассекретить золотовалютные резервы, сделать еще кучу всего другого. И вот с 1 июня 1992 года Россия стала членом МВФ...

— Получается, в этом году 25 лет будем отмечать. Ну и что, оправдались наши ожидания? На пользу нам пошло вступление или во вред?

— Ну конечно, на пользу. Россия стала полноценным участником мировой экономики, стала участвовать — пусть не сразу, постепенно наращивала свое участие — в определении правил игры в мировой экономике, а это исключительно важно.

Это такие несколько абстрактные категории, но есть и конкретные. Советский Союз закончил свое существование полным банкротом и крупным должником. Поэтому нам сразу потребовалась финансовая помощь.

Хотя, конечно, был и другой путь. Сказать, как большевики, что мы никому ничего не должны и платить не будем. Так, кстати, поступили все другие бывшие советские республики.

Ну да что об этом вспоминать. Если оглянуться на 1990-е годы, на первое десятилетие нашего сотрудничества с Фондом, то там есть два пласта. Один, всем видимый пласт, — это бесконечные программы под разными названиями, это количество денег, которые мы получали от МВФ, это условия, на которых мы эти деньги получали. Что там было правильно, что неправильно...

Ошибок, кстати, задним числом всегда можно много найти, я согласен. Но много было и правильных решений. Вот, например, унификация валютного курса. Ведь в Советском Союзе было бесконечное количество валютных курсов. Чуть ли не для каждого товара был свой. У нас, к сожалению, не быстро это получилось, но с 1 июля 1992 года мы эти курсы объединили...

— А невидимый пласт?

— Невидимый пласт — это то, что называется технической помощью Фонда.

В России не было Центрального банка, достойного так называться. Потому что Госбанк СССР действовал на основе совершенно других принципов, и люди, которые там работали, не имели никакого понятия, как управлять настоящим Центральным банком в условиях рыночной экономики. Теперь мы своим Центральным банком с полным правом гордимся. Но это приходилось создавать с нуля. И сотрудники МВФ приезжали к нам на целые годы, помогая налаживать то, что называется денежной политикой, банковским надзором и т. д.

Другой пример — у нас не было казначейской системы. Бюджетные средства хранились в коммерческих банках, к тому же новообразованных. Естественно, с колоссальными злоупотреблениями. Когда средства поступали на счета коммерческих банков и там зависали, задерживались, в условиях высокой инфляции те успевали их "прокручивать"... Бог знает, что там творилось...

Фонд сыграл решающую, ключевую роль в создании казначейской системы в России. И, если не ошибаюсь, только незадолго до кризиса 1998 года она у нас заработала. Это технически очень сложное дело, очень трудоемкое, но крайне важное. И опять же — сотрудники МВФ годами сидели в нашем Минфине и помогали, советовали...

Налоговая служба. В Советском Союзе не существовало современной Налоговой службы. Просто не существовало как таковой. Вы же помните, как все было: просто вычитали (налоги) у людей из зарплаты, а те зачастую и не знали толком, что с них берут и почему.

Здесь та же история. Фонд частично своих сотрудников посылал, частично нанимал экспертов. Помню, австралиец у нас очень сильный работал в Налоговой службе. Просто сидел и работал, года два или около того. То есть не на две недели в командировку приезжал.

Вот это все — невидимый миру пласт. И программы такого рода существуют до сих пор, хотя их уже не называют "технической помощью". Теперь это называется Capacity Building. Даже не знаю, как точно по-русски сказать, смысл — в развитии ключевых институтов управления экономикой.

Все это имеет отношение еще к одной деликатной теме, важной для понимания того, что из себя представляет МВФ. Вот как вы думаете, МВФ — политизированная организация?

— Конечно.

— Правильно, и это неизбежно. А почему? Да потому, что есть Совет директоров. То есть орган, где сидят представители политических властей разных стран. И руководствуются прямыми указаниями своих столиц. И сам я, кстати, тоже. За этим стоят их внешнеполитические интересы и еще бог знает что.

Но это Совет, а есть аппарат постоянных сотрудников МВФ, где-то 2,5–3 тыс. человек. И вот эти люди — технические специалисты, эксперты в разных областях макроэкономического управления. Когда они приезжают налаживать, скажем, казначейскую систему в России, то для них политическая сторона не существует. Они просто делают свое дело — с огромным энтузиазмом и самоотдачей. Вкладывают душу, я бы сказал.

Понятно, что для них это в какой-то мере и возможность карьерного роста. Но все-таки прежде всего — профессиональный вызов. Там, где нет ничего — шаром покати, — построить что-то, наладить, сделать, как надо...

— Хорошо, а теперь, четверть века спустя? Какие интересы для нас теперь на первом плане в отношениях с МВФ?

— У нас теперь совершенно другие отношения с МВФ. Если в конце 90-х Россия была крупнейшим должником Фонда, то начиная с 2000 года мы уже больше не брали кредитов МВФ. Давным-давно погасили все наши долги перед Фондом. Теперь мы его крупный кредитор. Предоставляемые нами средства используются для финансирования других программ, скажем, в Греции или Египте.

Конечно, мы и теперь проводим ежегодные консультации с МВФ по всем аспектам экономического положения в нашей стране и развития российской экономики. Фонд нам предлагает огромное количество рекомендаций в самых разных областях.

Сам МВФ сейчас сталкивается с новыми вызовами. Мы прекрасно видим и знаем, что экономическая и финансовая глобализация стала вызывать много протестов, что в ней есть выигравшие и проигравшие. Всем этим Фонд занимается, как и, например, оценкой последствий Brexit или прихода к власти новой американской администрации.

И нужно решать: продолжать ли настаивать, что глобализация выгодна для всех и является безусловным благом, или все же согласиться, что в прошлом не уделялось достаточного внимания каким-то негативным последствиям глобализации. Например, когда из той же Америки уходит промышленность в более "дешевые" страны и люди теряют работу, происходит "деиндустриализация" западных стран...

— И для нас важно, что все эти вопросы в Фонде обсуждаются при нашем участии и с учетом наших интересов. Правильно?

— Они обсуждаются с нашим участием и в МВФ, и в рамках "двадцатки" (ведущих мировых держав). Эти дискуссии идут во многом параллельно, по одним и тем же темам. Как нам обустроить мир, как правильно построить эту самую международную финансовую архитектуру, как ее корректировать и видоизменять...

Беседовал Андрей Шитов