В последние недели обстановка вокруг северокорейской ракетно-ядерной проблемы вновь накаляется. КНДР в конце ноября запустила баллистическую ракету, способную достичь континентальной части США, Вашингтон и Сеул провели в Южной Корее крупнейшие в истории учения ВВС, а на Западе все громче звучат голоса, призывающие к силовому решению политического кризиса. Пхеньян в ответ заявил, что не желает войны, но и не намерен предпринимать попытки ее избежать.
На пути к ДМЗ
Корреспондент ТАСС отправился в разделяющую Корейский полуостров на две части демилитаризованную зону (ДМЗ), пролегающую по 38-й параллели, чтобы лично ознакомиться с обстановкой в этом районе, где враждующие стороны отделяют друг от друга всего несколько километров, а местами — считаные метры.
Попасть в демилитаризованную зону журналистам в последнее время стало сложнее. Южнокорейские военные отклонили или проигнорировали несколько направленных им начиная с сентября запросов, в основном ссылаясь на опасность пребывания в этом районе из-за напряженной обстановки или проведение в этом районе учений. После событий 13 ноября, когда солдат армии КНДР перебежал на Юг, получив несколько пуль в спину от сослуживцев, был полностью закрыт доступ в самую известную часть ДМЗ — пункт Пханмунджом, где и произошла стрельба.
Отправляясь на границу с КНДР, еще на стадии получения разрешения необходимо подписать обязательство не разглашать ставшие известными в ходе поездки военные секреты и не снимать фото и видео в местах, где это запрещено. Еще одна бумага содержит отказ от претензий к южнокорейскому и американскому командованию в случае своего ранения или гибели в результате действий противника. Несмотря на то что случаев нападения на журналистов в ДМЗ за все 64 года ее существования зафиксировано не было, определенный осадок после подписания таких документов остается.
К самому близкому от Сеула участку демилитаризованной зоны в районе города Пхаджу ведет многополосное шоссе. О близости границы напоминает разве что тянущийся вдоль трассы сетчатый забор, опутанный колючей проволокой, и периодически мелькающие военные укрепления. По мере приближения к границе автомобилей становится все меньше, и вскоре появляются знаки, предупреждающие о конце дороги. На самом деле она не заканчивается, а просто перекрыта военными. После проверки документов и разрешения на проезд в ДМЗ можно ехать дальше.
"Деревня объединения"
Мой первый пункт назначения — Тхонъильчон, что переводится с корейского как "Деревня объединения". На первый взгляд, этот небольшой населенный пункт ничем не отличается от множества ему подобных, разбросанных по всей стране, — небольшие домики, церковь, школа и здание администрации. Однако отличий здесь множество.
Деревня была основана в начале 70-х годов прошлого века, и сейчас там проживает чуть более сотни семей — в основном пожилые люди. Интересно, что изначально жители отбирались и утверждались властями: считалось, что на границе с Севером имеют право постоянно проживать лишь идеологически устойчивые, патриотично настроенные люди. Да и в наши дни существует лишь один способ поселиться в деревне Тхонъильчон: доказать, что в этом районе когда-то проживали ваши родственники.
Жизнь в этом населенном пункте полна неудобств: он находится в зоне с особым пропускным режимом, поэтому сельчане вынуждены постоянно носить с собой документы и предъявлять их на въезде и выезде из поселка. Для того чтобы пригласить в гости родственников и друзей, необходимо оформлять специальное приглашение. После 11 часов вечера действует комендантский час, поэтому на улицу выходить нельзя. В периоды межкорейских обострений сельчане отправляются на работу под охраной военных.
Однако это с лихвой компенсируется многочисленными поблажками и преференциями: местные жители не платят налоги, получают различные дотации и выплаты, освобождаются от призыва в армию. Кроме того, в этом районе отличная экологическая обстановка, что связано с отсутствием в округе крупных производств. Живут здесь в основном сельским хозяйством — местные фрукты, овощи, рис, соя и женьшень продаются под маркой "продукты из ДМЗ" и в силу своей "экологичности" стоят значительно дороже, чем такая же продукция из других районов. Особенно ценится местная соя, которая славится по всей Южной Корее своим, как утверждают знатоки, изысканным вкусом. Промышляют тут также охотой и рыбалкой: на четырехкилометровой нейтральной полосе водится множество животных и птиц, а река Имджин изобилует рыбой.
Деревня представляет собой две улицы и находящуюся в центре площадь со зданием администрации и музеем. Первое, что бросается в глаза, — на улицах поселка практически нет людей. Хотя, возможно, это было связано с погодой — во время поездки стоял нетипичный для Кореи мороз в минус 15 градусов, который в сочетании с высокой влажностью и ветром ощущался как минус 30.
Беседы с местными жителями
Наконец мне повезло — я увидел идущую вдоль дороги старушку с палочкой. Я подошел к ней, и мы разговорились. Женщина представилась как местная жительница Пан Нэ Ок. Ей недавно исполнилось 92 года, и она живет в Тхонъильчоне с момента основания в 1973 году.
Я сказал о том, что сейчас отношения двух корейских государств испытывают худший за десятилетия кризис, и спросил, ощущается ли эта напряженность в приграничном поселке.
"Нет, тут все спокойно. Никакой напряженности мы не чувствуем, все так же, как и обычно. Северная Корея нам не мешает. Все занимаются своими делами, работают, отдыхают," — ответила Пан Нэ Ок.
Женщина рассказала, что родилась на севере полуострова и оказалась на Юге лишь во время Корейской войны. До конфликта она жила неподалеку, в соседнем уезде, который сейчас находится на территории КНДР.
"Конечно, мне очень повезло, что я оказалась на Юге. Останься я там, не думаю, что дожила бы до своих лет," — сказала она, махнув рукой в сторону границы.
Мы попрощались, и я направился в начальную школу, здание которой — одна из местных доминант. Со мной любезно согласилась поговорить заместитель директора учебного заведения Ким Хи Сук.
"Нет, мы не чувствуем какого-либо кризиса из-за действий Северной Кореи, и он совершенно точно никак не влияет на работу нашей школы. Учеба тут идет точно так же, как в заведениях других районов," — рассказала она.
По словам замдиректора, в школе учится 54 ребенка. Большинство из них живут в соседних населенных пунктах в окрестностях города Пхаджу. Сама женщина также приезжает сюда из Пхаджу каждый рабочий день.
"Я здесь тружусь уже три года. Вообще я всегда мечтала работать именно тут, я считаю, это благородная и благодарная работа. Ведь среди педагогов находится не так много желающих учить детей в сельской местности — это не очень престижно, да и карьеру особо не сделаешь," — отметила она.
В числе плюсов в Тхонъильчоне она назвала хорошую экологию, спокойную и размеренную жизнь и отсутствие большой нагрузки на работе. Близость же к КНДР, по ее словам, никого не пугает — за долгие годы люди привыкли к порой непредсказуемому и экстравагантному поведению Пхеньяна, и все его ядерные испытания и пуски ракет воспринимаются местными жителями как фоновый шум, на который мало кто обращает внимание. Гораздо больше граждан Южной Кореи заботит проблема безработицы и замедление темпов экономического роста в своей стране.
Проволока, сетка и бункер
Как бы то ни было, от близости к КНДР полностью отрешиться не получается. То в одном месте, то в другом промелькнет забор с навитыми на него кольцами колючей проволоки, то камуфляжная сетка, скрывающая под собой военный грузовик. И наконец, в самом центре поселка находятся два бомбоубежища, в которых в случае обстрела должны будут укрыться местные жители.
Один из бункеров, выстроенный недавно, закрыт на электронный замок, а в старый объект может беспрепятственно попасть любой желающий: в нем даже нет двери. Внутри царит полная темнота. Светя по сторонам вспышкой мобильного телефона, у меня получилось разглядеть относительно небольшое помещение, способное вместить от силы человек 100.
После более пристального изучения стало понятно, что местные власти попытались превратить бомбоубежище в некий арт-объект, но пока не очень преуспели в этом. Одна из стен украшена муляжами авиабомб, изготовленными из папье-маше, другая задрапирована камуфляжной сеткой с вплетенными в нее игрушечными автоматами М-16.
На выходе из бомбоубежища я столкнулся с мужчиной лет шестидесяти в распахнутой телогрейке, источающим сладковатый аромат корейской водки сожду в сочетании с тонким ароматом маринованного чеснока.
"Добро пожаловать в Тхонъильчон", — сказал он, отвесив размашистый поклон и поинтересовавшись, откуда я родом.
"О, русские у нас тут нечасто бывают, в основном все американцы. А правда, что у вас в России водку пьют ведрами?" — спросил мужчина.
Услышав ответ, что по сравнению с южнокорейцами россиян вообще можно назвать трезвенниками, мужчина приосанился.
В ходе завязавшегося разговора выяснилось, что подвыпивший мужчина — фермер, зарабатывающий на жизнь продажей яблок и хурмы из своего сада.
Еле отбившись от назойливых приглашений присоединиться к алкогольным возлияниям, я поспешно покинул гостеприимную деревню. Следующая точка на моем навигаторе — пункт наблюдения "Тора", откуда открывается отличный панорамный вид на КНДР.
"Тора"
Первое, что я увидел там, — южнокорейских солдат, радостно фотографировавшихся с картонным генералом на фоне раскрашенного под камуфляж здания. Видимо, это бойцы из других районов Южной Кореи, приехавшие на экскурсию в самый известный район ДМЗ. Завершив фотосессию, они исчезли в недрах туристического автобуса, который через минуту скрылся за поворотом.
Лозунг под увешанной гроздьями сосулек крышей наблюдательного пункта гласил: "Конец разделения, начало объединения!"
"Тора" — павильон, способный вместить до 500 посетителей. В нем находятся сувенирные лавки и актовый зал, где туристам рассказывают о том, какие объекты можно разглядеть на Севере.
Рядом, на улице, установлено множество мощных биноклей, в которые в ясную погоду можно увидеть Кэсонский индустриальный комплекс, бывший в свое время одним из немногих успешных примеров межкорейского экономического сотрудничества. Там на южнокорейских предприятиях трудились более 50 тыс. рабочих из КНДР. В 2016 году комплекс был закрыт по инициативе Сеула в знак протеста против проведения Пхеньяном ядерного испытания и пуска ракеты-носителя.
С тех пор заводы стоят, но в южнокорейские СМИ периодически просачиваются неподтвержденные слухи о том, что якобы власти КНДР тайком запустили там производство и на принадлежащих бывшим южнокорейским партнерам мощностях производят одежду и домашнюю утварь.
Через окуляры бинокля сквозь белесую зимнюю дымку видны лишь растворяющиеся в воздушной перспективе очертания зданий. Понять, что там происходит, невозможно.
Зато образцово-показательная деревня Кичжондон — как на ладони. Это единственный населенный пункт в КНДР, который виден невооруженным глазом с территории Юга.
Потемкинская деревня
Согласно северокорейским данным, в поселке проживают 200 семей, объединившиеся в колхоз. Там есть ясли, детский сад, две школы и больница.
Однако, как утверждают южнокорейские военные, это потемкинская деревня, служащая исключительно пропагандистским целям. Построена она была в 1950-х годах после окончания Корейской войны и должна была демонстрировать южнокорейцам преимущества социалистического строя. Так, уже в 50-х годах в нее было проведено электричество — небывалая роскошь для сельской местности по тем временам, многоэтажные дома были раскрашены в яркие цвета, а поля вокруг обрабатывали тракторы.
Южнокорейцы утверждают, что вообще в Кичжондоне нет постоянных жителей. Дома там якобы представляют собой пустые коробки без внутренней отделки, а свет в них загорается вечерами словно по расписанию — в одно и то же время и в одних и тех же "квартирах". Кроме того, визуальные наблюдения показали, что в деревне нет ни стариков, ни детей — только молодые мужчины и женщины. Южане полагают, что роли "колхозников" исполняют военнослужащие Корейской народной армии (КНА).
Сквозь бинокль Кичжондон выглядит необжитым. За оконными рамами не видно ни мебели, ни людей, ни цветков на подоконниках — лишь серые бетонные стены. На пустынных улицах нет ни машин, ни единой живой души. Лишь на краю запыленного рисового поля виднеются четыре замершие человеческие фигуры. Что они делают там в такой мороз? Одна из фигурок начинает топтаться на месте, попутно делая махи руками, пытаясь согреться.
Я вспомнил, как впервые в жизни побывал в демилитаризованной зоне. Это было в 2005 году, я тогда был корреспондентом ТАСС в КНДР. Сопровождавший меня в приграничном районе моложавый и подтянутый полковник КНА тогда рассказывал, как счастливо живут обитатели Кичжондона и что завистливые южнокорейцы выстроили на своей стороне потемкинскую деревню, в которой на самом деле никто не живет.
Вообще, я давно сделал вывод, что ДМЗ с каждой стороны обросла своим фольклором, причем что северяне, что южане трактуют то или иное событие или явление, вымышленное или реальное, в свою пользу.
Опять же, будучи на северокорейской стороне, я слышал от сопровождающих историю о том, как однажды по недоразумению дверь в домике для переговоров в пункте Пханмунджом осталась открытой. И злобные южнокорейские солдаты якобы схватили зазевавшегося бойца КНА, пытаясь утащить его на свою сторону границы. Но тому удалось отбиться при помощи своего напарника.
Спустя ровно десять лет я услышал ту же историю, но со сменой ролей, от сопровождающего журналистов полковника южнокорейской армии: в его версии северяне пытались утянуть к себе южнокорейского солдата-ротозея, которого спас сослуживец.
Мои размышления прервала рявкнувшая из установленного неподалеку динамика громкая музыка: играла южнокорейская мальчиковая поп-группа BTS. Пару минут мои уши привыкали к излияниям женоподобных мальчиков на тему несчастной любви, перемежаемым причитаниями на английском. На стороне КНДР тоже включились мощные динамики. Разобрать, что говорит диктор, практически невозможно из-за звучащей на южной стороне музыки, но специфическая мелодика речи не оставляет сомнений: это северокорейцы завели свою пропагандистскую машину.
"Это продолжается уже больше года, — рассказывает мне дежурящий на площадке с биноклями южнокорейский военный. — На протяжении почти пятнадцати лет действовала договоренность сторон об отказе от пропаганды с помощью громкоговорителей, но после того, как из-за северокорейских провокаций обстановка накалилась, динамики снова были пущены в ход. Во время вражеских передач мы включаем музыку, чтобы не слышать, о чем там говорится, так же делают и они со своей стороны".
По его словам, северяне в пропагандистских передачах в основном восхваляют свое руководство и социальный строй, критикуют политику США и южнокорейского правительства. Южане со своей стороны включают для северян последние новости, касающиеся КНДР, рассказывают об успехах южнокорейского капиталистического хозяйства и ставят популярную музыку в стиле K-рop.
Неподалеку остановились парень и девушка европейской внешности. Я подошел к ним и представился.
"Скажите, а вам не страшно находиться на границе с Северной Кореей? И вообще в Южной Корее? Считается, что сейчас это опасное место, в любой момент может начаться война," — спросил я их.
Молодые люди оказались канадцами, путешествующими по Азии. На юг Корейского полуострова они заглянули специально для того, чтобы побывать в ДМЗ, поскольку, по их словам, в остальном в Южной Корее "ничего особо примечательного нет".
"Определенный адреналин, конечно чувствуется, — говорит Жан-Фредерик Буше. — Это не из-за какой-то особой опасности, мне кажется, тут все довольно спокойно. Просто я впервые нахожусь в таком месте, рядом со страшной и ужасной Северной Кореей, про которую сейчас все так много говорят. Но я все-таки думаю, что никакой войны не будет. Какой бы ни был невежда Трамп, он должен понимать, что война станет настоящей катастрофой. А Пхеньян сам первый вряд ли будет нападать на кого-то".
На этом мы попрощались. От жуткой какофонии, несущейся с обеих сторон границы, вскоре начинает болеть голова. Сделав напоследок несколько кадров, я покинул демилитаризованную зону с твердым намерением вернуться сюда снова. Ведь здесь остается еще очень много интересного, о чем стоит рассказать: загадочный туннель номер два, железнодорожная станция с рельсами, ведущими в никуда, мистический "мост невозвращения" и жертвенник для душ северокорейцев.
В целом поездка в ДМЗ оставляет позитивное впечатление: царящее здесь спокойствие не видится обманчивым миражом и, кажется, не может просто так развеяться по прихоти заморских политиков. Поэтому остается лишь надеяться, что политический конфликт на Корейском полуострове не превратится в одночасье в "море огня", как того обещает северокорейская пропаганда.
Станислав Варивода