"Меня успели спасти!"
В небольшой палате приспущены жалюзи, и солнечный свет, пробиваясь сквозь них, ровными полосками лежит на полу. На больничной кровати дремлет женщина — каштановые волосы зачесаны назад, голова чуть запрокинута на подушке, грудь опоясывают бинты и белый ортопедический корсет. Кажется, что дышит она осторожно, будто боится сделать глубокий вдох. Но вот в коридоре слышатся шаги, и в палату входит кардиохирург Дмитрий Назаров. Женщина открывает глаза, и на ее лице появляется мягкая улыбка, она даже пытается приподняться, но врач жестом останавливает ее: "Татьяна Григорьевна, у нас сегодня строгий постельный режим, потерпите!"
Два дня назад врачи Главного военного клинического госпиталя имени Н.Н. Бурденко сделали Татьяне Кулицкой аортокоронарное шунтирование. Дмитрий Назаров осматривает ее, спрашивает о жалобах, сообщает, что операция прошла хорошо, теперь надо настраиваться на восстановление, санаторное лечение, отдых.
Татьяна Григорьевна рассказывает, как врачи госпиталя настояли на операции и спасли ей жизнь, но в глазах все равно грусть — недавно умер любимый муж.
"Не успели мы с ним доехать до Бурденко, — инсульт случился. А здесь бы помогли! Вы не представляете, — Татьяна Кулицкая протягивает руку и слабо пожимает пальцы кардиолога, — какие здесь чудесные врачи, как со мной обращаются, как с вазой хрустальной! После операции было тяжело, но в реанимации такие доктора, что понимаешь — ничего плохого с тобой уже не случится. Даже нянечки приносят еду и спрашивают: "Будете кашку?" Не "кашу", а "кашку", понимаете, как с ребенком или мамой".
Муж Татьяны Кулицкой был военным, поэтому ближайшие члены его семьи имеют право лечиться в Главном военном госпитале имени Бурденко — одном из лучших медицинских центров в России даже после его кончины. По таким правилам здесь живут уже три века.
Alma-mater российской медицины
Военный госпиталь имени Бурденко — самое старое медицинское учреждение России. В 1707 году его основал царь Петр I, повелев "построить за рекою Яузою противу Немецкой слободы в пристойном месте гошпиталь для лечения болящих людей". Главным доктором Московского госпиталя стал Николай Ламбертович Бидлоо — сын амстердамского врача, выпускник Лейденского университета. Приглашенный в Россию в 1702 году, он в должности лейб‑медика сопровождал Петра I в военных походах.
Бидлоо открыл в новом госпитале первую в стране госпитальную школу, которая стала кузницей отечественных медицинских кадров. Бидлоо настаивал на клиническом подходе: молодые врачи обучались у постели больного. Результатом такой практики стало то, что смертность в госпитале была даже ниже, чем в известных европейских клиниках.
"Здесь лечили всех — и военных, и гражданских, но все же настоящим испытанием для госпиталя стали войны, — рассказывает экскурсовод музея госпиталя Марина Овчинникова. — Отечественная война 1812 года, Русско-турецкая, Русско-японская, Первая мировая и, конечно, Великая Отечественная — за три века здесь было вылечено более четырех миллионов россиян. Но попадали сюда и иностранцы, например, во время войны с Наполеоном у нас лечили пленных французов".
Имя выдающегося врача, главного хирурга Красной армии Николая Бурденко госпиталю присвоили в 1946 году.
Высокие технологии в операционной
Сегодня это многопрофильный медицинский центр, который оснащен самым современным оборудованием: благодаря технологиям и высочайшему профессиональному уровню врачей, значительную часть операций удается проводить щадящим малокровным способом.
Несколько лет назад в отделении нейрохирургии начали проводить операции по удалению опухолей ствола головного мозга, подбираясь к этому участку через носовое отверстие в черепе, хотя до этого пациент с таким диагнозом признавался неизлечимым — просто раньше получить доступ к стволу с помощью трепанации, не повредив мозг, было невозможно. Для операций на позвоночнике используют спинальный робот, который помогает хирургу оперировать с точностью до миллиметра, а для лечения тяжелых заболеваний сердца, например, тахикардии и мерцательной аритмии, — методы крио- или радиочастотной абляции, то есть воздействия на патологические участки органа излучением.
"Радиочастотную абляцию мы проводим по четыре-пять раз в день, — рассказывает заведующий отделением хирургического лечения аритмии Сергей Новичков. — Это высокотехнологичная, практически бескровная операция, которую мы делаем даже не применяя наркоз — достаточно местной анестезии. Перед операцией с помощью компьютера мы создаем 3D-модель сердца пациента и выделяем на ней зоны, которые надо "прижечь". Это крохотные точки, порой не больше миллиметра, но именно они вызывают мерцательную аритмию. Затем мы вводим тонкие катетеры через бедренную артерию пациента, внутрисердечный УЗИ-датчик и воздействуем на патологические очаги сердечной ткани. Все действия отображаются на нашей компьютерной модели".
Операция длится около одного-двух часов, все это время пациент находится в сознании и даже отвечает на вопросы врачей. После абляции пациента отпускают домой уже через пару дней — здоровым. Врачи госпиталя Бурденко отмечают, что сердечные аритмии не только зачастую крайне опасны и могут привести к внезапной смерти, но и значительно снижают качество жизни пациентов: они боятся, что приступ повторится, избегают даже легких нагрузок, отказываются от активного отдыха. И если раньше аритмии лечились только таблетками, то сейчас врачи избавляют пациентов от недуга на долгие годы.
Военная сдержанность
Больше всего военные врачи госпиталя не любят рассказывать о своих подвигах, а их немало почти у каждого, кто здесь работает. И речь не только об успешных операциях, которые они делают в стенах госпиталя. В отличие от гражданских врачей, военных могут в любой момент отправить в любую точку мира, если там идет война или если российским солдатам нужна медицинская помощь.
Большинство врачей госпиталя побывали в "горячих" точках.
"Осколочные ранения почти всегда затрагивают крупные сосуды, — объясняет кардиохирург Дмитрий Назаров, — поэтому нет возможности такого пациента куда-то в больницу везти, он просто не доживет, надо оперировать срочно. Часто бывает, что человека, как мы между собой говорим, стабилизируем, то есть делаем так, чтобы он мог пережить дорогу, а потом уже спецбортом отправляем в Москву, сюда, в наш госпиталь"
Военные врачи чаще многих гражданских видят смерть пациентов, но привыкнуть к этому, признается заместитель главного хирурга госпиталя им. Бурденко Дмитрий Назаров, все равно невозможно.
"Не играет особого значения, где это произошло, в полевом госпитале или здесь, где есть самое лучшее оборудование, — рассказывает врач. — За смертью пациента всегда следуют мучительные размышления о том, что ты мог сделать что-то еще, но не успел, о том, как ты сделал свою работу, правильно ли, а можно ли было сделать что-то еще, чтобы спасти? Но все врачи, которые тут работают, знали, на что шли".
"Большая сцена" военной медицины
Попасть на службу в Главный военный клинический госпиталь имени Н.Н. Бурденко для начинающего врача так же престижно, как танцору быть принятым в Большой театр. И путь к этой цели непрост: после окончания Военно-медицинской академии врач должен три года отслужить в военной части, потом — поступить в ординатуру и получить узкую медицинскую специальность, и только потом попробовать свои силы в госпитале. Многие кандидаты отсеиваются уже в первые месяцы работы — не справляются с напряженным графиком работы, жесткими требованиями, стажировками и аттестацииями, а еще — оказываются не готовы в любой момент выполнить приказ и лететь туда, где их ждут соотечественники. Ехать в командировку против воли никто не заставит, но те, кто остается здесь работать, никогда не отказываются.
Карина Салтыкова