Рособрнадзор выступил с очередной эпохальной инициативой. Видимо, решив, что проблемы с ЕГЭ остались в прошлом, ведомство решило заняться высшим образованием, а именно: борьбой с коррупцией и повышением объективности оценки знаний студентов при проведении текущих экзаменационных сессий и итоговых государственных аттестаций.
Предлагаемая Рособрнадзором схема выглядит следующим образом.
Профессор или доцент по-прежнему читают курс или проводят практические занятия. Пока еще нам это доверяют (надолго ли - покажет время). Но вот по окончании курса, когда должен начаться прием экзамена по прочитанному материалу, на сцену выходит некий "независимый эксперт", представляющий работодателя, профессиональную ассоциацию или просто "независимый", который и оценивает полученные студентом знания.
Поскольку эксперт на лекциях присутствовать, скорее всего, не будет и может проявить чрезмерную самодеятельность (неожиданно вспомнив, например, лекции своего профессора 30-летней давности), где-то рядом должны находиться представители студенческого самоуправления, чтобы в нужный момент сказать эксперту: "Стоп. Мы этого не проходили. Ваш вопрос некорректен". Как быть, если эксперт, напротив, не спросит что-то очень важное, на что обращал внимание современный лектор, авторы проекта умалчивают. Возможно, рассчитывают на сознательность все тех же представителей студенческого самоуправления, обязанных сигнализировать об этом эксперту.
Возникает впечатление, что идеологи реформы не понимают разницу между средним образованием и высшей школой
В общем, функции преподавания и функции оценки знаний должны быть разделены, после чего в нашей системе высшего образования исчезнет коррупция, появится долгожданная объективность и наступит благодать.
Что сказать по этому поводу? Выскажу три соображения, опираясь на собственный опыт действующего университетского профессора.
Во-первых, возникает впечатление, что идеологи реформы не понимают разницу между средним образованием и высшей школой. Не буду обсуждать ЕГЭ. Хотя тот факт, что Московский университет вынужден сегодня вводить на многих факультетах обязательные для российских студентов курсы по русскому языку, поскольку они после школы не умеют связно излагать свои мысли, анализировать, писать и т. п., говорит о многом. Ситуация немыслимая еще несколько лет назад и прямо связанная с отказом от сочинения и переходом к ЕГЭ. Но я сейчас не об этом.
При всем моем глубочайшем уважении к средней школе, творческому потенциалу учителей и их профессии, сами получаемые школьные знания должны быть универсальны и, если угодно, стандартизированы. В этом, собственно, их ценность. Алфавит, таблица умножения, правила русского языка, периодическая система элементов Д. И. Менделеева - это набор знаний, которые должен получить каждый ученик.
Они понятны, легко проверяемы, универсальны и в большинстве случаев не допускают вариантов, создавая некий национальный интеллектуальный дискурс, культурный фон, общий понятийный язык. Именно поэтому столь остро встал вопрос о едином учебнике истории. Ситуация, при которой один ученик прекрасно знает, что произошло в России в 1917 году, а другой не имеет об этом ни малейшего представления, поскольку его школьный учитель оказался фанатично влюблен в историю Португалии, недопустима.
Но высшая школа построена на совершенно иных принципах. Во главу угла здесь поставлена уникальность знаний и их специальный характер. Здесь как раз совершенно нормальна ситуация, когда какой-нибудь единственный в России серьезный специалист по истории Португалии читает соответствующий курс на истфаке, причем часто очень небольшой группе студентов, создавая научную школу. Задачей государства является не проверка качества преподавания этой самой истории Португалии. Кто способен это сделать, если научное сообщество присвоило профессору или доценту степень кандидата, доктора наук, признав его, допустим, лучшим в России специалистом в соответствующей области знаний? Задачей государства является совершенно иное - обеспечение востребованности студентов, получивших уникальные знания, и помощь в случае необходимости профессору в сохранении научно-педагогической школы.
Высшая школа построена на совершенно иных принципах. Во главу угла здесь поставлена уникальность знаний и их специальный характер
Более того, вся современная образовательная политика в сфере высшей школы направлена на то, чтобы стимулировать появление уникальных научных школ. Нам говорят: исследуйте, пишите, публикуйте работы в России и за рубежом, добивайтесь высокого уровня цитируемости, получайте Нобелевские премии и медали Филдса. Иначе говоря, перестаньте быть ремесленниками и доказывайте свою уникальность. Это не у всех получается, но таков вектор развития. В рамках этого вектора идеальным примером является лауреат Нобелевской премии, читающий курс физики или какой-нибудь спецкурс на условном физфаке условного университета. Понятно, что читать он должен на определенном уровне. Должен и понять на экзамене, кто из студентов освоил материал и до каких пределов, кто талантлив, а кто нет, кому лучше вообще закончить с физикой высших достижений и заняться чем-то другим. Экзамен - это ведь еще и обратная связь, позволяющая в каких-то ситуациях понять свои педагогические просчеты, где-то упростить изложение, где-то его усилить.
Но вместо всего этого появляется "независимый эксперт" вездесущего Рособрнадзора с портфелем под мышкой и говорит: "Спасибо, коллега. А теперь я объективно проверю, что вы тут начитали". Мне, конечно, жаль в описанной ситуации несчастного эксперта, поскольку в нормальном вузе аудитория над ним вдоволь поиздевается. Но вопрос ведь в другом: как можно одновременно вводить две противоположные модели высшей школы, одна из которых направлена на развитие, а другая - на стандартизацию и примитивизацию университетских знаний, где каждый без проблем проверяет каждого?
Мне могут возразить, что далеко не во всех российских вузах читают лауреаты нобелевских премий. Знаю. Но, во-первых, методика Рособрнадзора будет применяться как раз ко всем, не разбирая, где Нобелевский лауреат и уникальная школа, а где заштатный вуз или откровенное мошенничество в сфере образования. Пострадают-то лучшие, худшим все равно, так как ничему, кроме таблицы умножения, они все равно не научат, а таблица умножения - это праздник для "независимых экспертов". Она хорошо знакома, не требует сверхусилий при проверке и т. п.
Во-вторых, пример с Нобелевскими лауреатами - это, разумеется, гипербола, рассчитанная в основном на читателя, далекого от системы высшего образования. Но для специалистов она не столь уж оторвана от истины. Любая выпускающая кафедра любого вуза (инженерного, гуманитарного, юридического и т. п.) рассматривается в качестве уникального научно-образовательного коллектива, способного, например, выступать в качестве ведущей организации при защите кандидатских и докторских диссертаций, то есть признаваемого государством в качестве "широко известного своими достижениями в соответствующей отрасли науки" (Положение о порядке присуждения ученых степеней). Если та или иная кафедра и работающие на ней специалисты данного критерию не соответствуют, то вуз вместе с кафедрой надо просто закрывать. Только и всего.
Во-вторых, на уровне итоговой государственной аттестации идеи Рособрнадзора в той или иной степени уже реализуются, причем очень давно. Так, на нашем факультете (юридическом. - ИТАР-ТАСС) в МГУ председателями государственной аттестационной комиссии (ГАК) с незапамятных времен являются именно приглашенные независимые специалисты. Допустим, крупные ученые из профильных НИИ, известные практики и т. п. В последнее время реализуется инициатива о введении в состав ГАК представителей работодателей, то есть практикующих адвокатов, судей, прокуроров, которые должны участвовать в работе комиссии, принимать итоговые экзамены. Идея прекрасная. Но реализуется она с трудом, даже когда речь идет о частичном формировании комиссий из числа внешних экспертов. Почему?
Любой, знакомый с работой ГАК, знает, что это примерно два месяца ежедневных заседаний, требующих полноценной отдачи. Даже среди штатных университетских преподавателей - желающих немного, так как в течение этих двух месяцев надо еще преподавать, заниматься наукой, писать, участвовать в работе конференций и круглых столов, ездить в командировки, выступать оппонентом по защите диссертаций, а с работой в ГАК все это мало совместимо. Но преподавателей можно обязать, допустим, в порядке очередности.
Но где найти адвокатов, судей, прокуроров, причем из числа лучших, чтобы они отказались от своих ежедневных обязанностей и взяли "двухмесячные каникулы" для работы в ГАК? Разве им нечем заняться? Да и работодатель ориентирован прежде всего на решение своих повседневных задач, а не на помощь вузам. Про бизнес и говорить нечего. Двухмесячное командирование в ГАК ценного сотрудника для многих равносильно если не банкротству, то по крайней мере серьезным убыткам.
Вот и приходится ломать каждый год голову, с кем из практиков договориться, чтобы он пожертвовал двумя месяцами своей профессиональной деятельности, да еще нашел понимание у начальства. Не думаю, что у инженеров, журналистов или физиков ситуация проще, чем у нас, юристов.
Экзамен - это ведь еще и обратная связь, позволяющая в каких-то ситуациях понять свои педагогические просчеты, где-то упростить изложение, где-то его усилить
Теперь представим себе, что все это умножается в разы. Теперь надо находить не несколько практиков для разбавления ими ГАК, а едва ли не сотни "независимых экспертов", чтобы они обеспечивали каждую сессию. И это только на нашем факультете. А в масштабах страны? Это реально? Или в Рособрнадзоре предполагают остановить в стране деловую активность и всех бросить на прием экзаменов?
В-третьих, предлагаемая Рособрнадзором мера направлена на борьбу с коррупцией. Отлично. Тогда возникает весьма деликатный вопрос: должен ли "независимый эксперт" действовать на общественных началах или за вознаграждение и каков в последнем случае должен быть размер этого вознаграждения?
Первый вариант (на общественных началах) идеален. Но где найти эту армию альтруистов? Обозначенная выше проблема корпуса экспертов при таком подходе только обостряется и становится фактически неразрешимой.
Тогда второй вариант, исходя из того, что любой труд должен оплачиваться, причем достойно, поскольку "бесплатный сыр…".
Предположим, у российского бюджета есть масса лишних денег, которые он готов направить на реализацию инициативы Рособрнадзора. Замечательно. Но тогда возникнут серьезные денежные потоки, а вместе с ними все вытекающие коррупционные факторы, то есть откаты, распилы и прочие нам хорошо знакомые прелести. Какое отношение это имеет к борьбе с коррупцией и объективной оценке студенческих знаний?
Теперь последнее. Я действительно понимаю, что во многих вузах проблема коррупции существует, в том числе при приеме текущих экзаменов.
Но нельзя решать эту проблему за счет уничтожения логики высшего образования и его откровенной примитивизации, мешающей, прежде всего, добросовестным вузам и преподавателям, искренне желающим поделиться со студентами всей глубиной своих знаний, которыми они владеют в качестве признанных специалистов в той или иной области, и оценить, кто из студентов этими знаниями овладел. Никто не лишает Рособрнадзор возможности собирать всеми допустимыми проверочными методами необходимую информацию в индивидуальном порядке и добиваться закрытия недобросовестных вузов, привлечения к уголовной ответственности преподавателей, преступивших уголовный закон, и т. п. Именно в этом суть деятельности в сфере надзора за образованием, а не в дискредитации профессорско-преподавательского корпуса как такового.
{history:241:'Новости по теме':'left':'100'}