Операция на письменном столе
Витя мечтал совсем о другом: в семь лет хотел быть юнгой — не подошел по возрасту. Потом фрезеровщиком — понравилось слово. Затем военным, но у него ошибочно нашли порок сердца. А потом заболела мать, Витя запомнил, что благодаря врачам она выздоровела, и это событие изменило все. В 1949 году он приехал в Архангельск с одним деревянным чемоданом и поступил в медицинский институт.
После окончания вуза по распределению попал в родную деревню Емецк.
— Тогда в больнице не было электричества и воды, оперировали под керосиновой лампой. Автоклавы нагревали на примусах, — вспоминает Виктор Рехачев. — Однажды мне пришлось оперировать на лесопункте, на обычном письменном столе под местной анестезией перфоративную язву (сквозное отверстие в стенке органа). Отвезти человека за 30–40 километров по заснеженной дороге до больницы было невозможно. Хорошо, что со мной была операционная сестра и инструменты. Она отутюжила простыни, ими накрыли сдвинутые столы. В таких условиях и работали.
В 80 лет Рехачев оперировал последний раз, решение это было самостоятельным и принципиальным — уступил место молодым хирургам. Хотя, говорит, руки не тряслись, мог бы оперировать и дальше. Сейчас, в 90, работает. Консультирует (а подходят к врачу даже на улице), читает лекции коллегам. На работу старается ходить пешком, лифтом не пользуется. В кабинете, кроме большого количества книг, портреты самых важных людей: учителей, друзей и жены Эммы.
— С будущей женой мы познакомились не на танцах, а на партийном собрании, мне было 28, ей 23 года, — совместная фотография лежит на столе под стеклом, Виктор медленно проводит по ней рукой.
Вместе прожили 62 года. Объездили полмира, были в Японии, Индии, Шри-Ланке, Африке. Но всегда тянуло скорее вернуться домой.
— Любопытно, как в зависимости от твоего местонахождения меняется и определение этого "домой". За границей хочется в Россию, в Москве — в Архангельск, а там — в родной Емецк. В деревне я прожил до 17 лет, а потом каждый год минимум два месяца отдыхаю в своем родном доме, — говорит Виктор.
Не любо — не слушай
Знаком был Рехачев с архангельским сказочником, этнографом и художником Степаном Писаховым.
Когда Виктор учился в институте, жил скромно — на стипендию. Иногда мог себе позволить сходить в столовую. Однажды, когда все столы в заведении оказались заняты, студент подсел к странному человеку.
— У него были длинные седые волосы, около ног суетились кошки, и он их угощал. Я подошел и спросил, можно ли сесть. "Садитесь, молодой человек".
Как сейчас помню, взял я тогда блины. Ел торопливо. Он на меня смотрел-смотрел и спрашивает: "Молодой человек, ты, часом, не студент?" Я ответил, что учусь в мединституте. Он начал расспрашивать меня и, как показалось, учить. Я доел и ушел, не очень довольный разговором, — вспоминает врач.
Позже Виктору объяснили, кого же он встретил в столовой: настоящего сказочника. Книг его студент тогда не читал.
— В следующий раз я специально подсел к Писахову. Он мне посоветовал больше наблюдать за миром и учиться у других людей, если чего-то не знаю, — вспоминает хирург.
В одной из поездок за границу на иностранном судне Виктору пришлось представлять свой город, такая была традиция. С собой была книга сказок Писахова. После выступления к Рехачеву подошел капитан и попросил подарить книгу, очень ему понравились северные сказки.
Художник "одной" картины
Есть у Рехачева свой экслибрис (уникальный знак, указывающий на принадлежность книги определенному лицу), нарисовал его художник Николай Кисляков. Заснеженная деревня, над ней ясное звездное небо и северное сияние, развернутая книга — как символ знания, справа от нее — древо жизни, слева — инструменты хирурга: скальпель и пинцет.
— Николай написал самую узнаваемую картину с молодым Ломоносовым. Говорил мне: "Вот, Виктор Павлович, моя судьба: все знают меня только по одной картине, а ведь это была дипломная работа в училище". Кстати, старик, изображенный идущим за будущим ученым, — отец самого художника.
Изображенная на экслибрисе деревня — не Емецк. Как ни старался художник, а нарисовал свою малую родину.
Рукодействие
— Хирург должен принимать решения быстро. Нельзя сказать: "Я подумаю об этом завтра".
Женщина попала под трактор, и ей раздавило часть голени и стопу. Перед Рехачевым был выбор: ампутация или попытка восстановить изуродованную ногу. Выбрал второе. Пациентка поправилась, осталась только небольшая хромота.
— Смелость хирурга не такая как, например, у военного или каскадера. Они рискуют своей жизнью. Оперирующий рискует жизнью своего пациента. Поэтому и говорят, что хирург умирает с каждым умершим больным. Постоянное напряжение, и психическое, и физическое, ненормированный рабочий день, бессонные ночи — не каждый выдержит такую работу, — говорит Рехачев.
Однажды на лесозаводе штабель досок упал на женщину. Вызов был экстренным, по весенней распутице доехать быстро невозможно, выделили вертолет. Долетели, единственной пригодной для посадки площадкой оказалось школьное футбольное поле. Там в это время играли дети, сесть вертолету они не дали — не поняли, что нужно отойти. Виктору и медсестре пришлось выпрыгивать со всеми инструментами.
— Хирургия — это наука, ремесло и искусство. Очень важен талант. Но его одного мало, нужно не выходить из операционной, постоянно дежурить, учиться. Профессор Орлов не зря говорил: "На седалищных буграх хирурги не произрастают", — считает Виктор.
Недавно Рехачеву дали награду "За верность профессии". Название Виктора развеселило. Спрашивает: "Может быть иначе?" В профессии он больше 60 лет.
— Хирургия еще называется "рукодействие". Кроме головы нужно, чтобы еще и руки работали. Нас всех можно научить играть на фортепьяно. Но у кого-то будет получаться только "Чижик-пыжик", а кто-то сможет играть как Рихтер. Есть на Севере поговорка: "Та же мучка, но не те же ручки". Так же и в хирургии, — говорит Рехачев.
Хирургия и душа
Но рукодействия и научного мышления мало, считает Рехачев, он добавляет еще одно — душевное обаяние хирурга, глубокую человеческую заботу о больном. И вспоминает отца отечественной хирургии Пирогова: "Все готовящиеся быть полезными гражданами должны сначала научиться быть людьми".
— Разве врач может руководствоваться и задаваться вопросом: "Что я буду иметь?" Прежде всего нужно думать о том, что ты можешь дать пациенту, — говорит Рехачев. Консультирует он всегда бесплатно. Если в чем-то не уверен, обращается к своим ученикам, вспоминая совет сказочника Писахова.
В кабинете за стеклом книжного шкафа стоит фотография. Пингвин прыгает с льдины, и в этот момент кажется, что он летит.
— Эту фотографию я привез из Норвегии. Очень она мне понравилась. Пингвины не передвигаются по воздуху, а этот пингвин "летит". Вот и в жизни бывают ситуации, когда человек делает то, что невозможно.
И остальные (за пингвином на фотографии наблюдают его сородичи) видят: раз он смог, то и мы сможем.
Вера Костамо