Другой берег
— А это правда, что у вас тут коровы плавают? — спрашиваю у лодочника, который везет нас к Петру Заборщикову на другой берег, с Успенской на Никольскую сторону реки Варзуга, названные так по именам стоящих там храмов.
— Конечно! А где им еще пастись? Видите остров в середине реки? Там самая сочная трава, к ней и плывут. Только сейчас уже холодно становится, на реку их реже гоняют, вымя берегут, — улыбается парень.
Зовут его Алексей Черсунов, и он не только лодочник, но и начальник переправы, а по совместительству еще и сельский электрик.
На песчаном диком берегу — глазам не верим — современная автобусная остановка, внутри расписание движения и номер телефона Алексея. Оказывается, он единственный, кто возит односельчан и гостей Варзуги на противоположную сторону реки, своих — за 10 рублей, гостей — за 30. Расчет — по валидатору.
Высокие технологии есть, а вот моста через реку здесь никогда не было, поэтому у местных почти в каждом доме своя лодка.
— А вы наверняка к Заборщикову, его достопримечательности смотреть? — спрашивает Алексей, ведя нас к деревянной лодке. — Он у нас знаменитость! Еще один музей сейчас готовит к открытию.
Ширина реки в месте переправы — чуть больше 200 метров, под мотором домчали за пару минут. Левый берег Варзуги высокий, крутой, вдоль кромки — огороды, дома, многим из них давно больше века, чуть дальше — сосновый лес. Нам навстречу легкой, бодрой походкой спешит мужчина в спортивной куртке, бейсболке — сразу и не скажешь, что немолод:
— Как добрались-то к нам, на край света? Ну, идем смотреть наши места!
Заборщиков гостей встречать привык, да и есть чем похвастать. Только о себе рассказывать он не любит, а вот о жизни поморской может говорить часами.
Не детское детство
Пете Заборщикову еще и десяти лет не было, когда в дом, где он жил вместе с мамой, сестрой и двумя братьями, принесли похоронку. Отец Прокопий Григорьевич не дожил до Победы меньше месяца, погиб на фронте в Югославии в апреле 1945-го.
— Мы с братом прибежали домой, мама сидит на полу, плачет и сказала такие слова: "У вас больше нет отца". До сих пор даже разговаривать не могу, когда вспоминаю это, детская рана осталась на всю жизнь, — вспоминает Петр Прокопьевич, остановившись по пути у мемориала, который создал вместе с односельчанами.
Перед войной в Варзуге жили более 700 человек, 162 ушли на фронт в Великую Отечественную, 75 из них не вернулись. В память о погибших к 20-летию Победы установили на левом берегу обелиск и мраморные плиты, на которых сначала высекли только фамилии и инициалы.
Затем один из ветеранов, Федор Чурилов, предложил увековечить память в лицах, началась работа, и к 60-летию Победы на левом берегу возник мемориал. Еще спустя пять лет рядом с фотографиями погибших бойцов появились портреты солдатских вдов.
— Конечно, спустя столько лет они смотрятся рядом с вечно молодыми мужьями как матери. Но мы здесь считаем, что они тоже совершили подвиг, сберегли детей, сохранили дома и достойны почтения. Они заменили детям еще и отцов, — еле сдерживает дрожь в голосе Петр Прокопьевич. — Родители, матери — это наши корни. С этим живем.
Варзуга-село и "Всходы коммунизма"
В 2019 году Варзуге исполнилось 600 лет. Самое раннее упоминание о поселении содержится в летописи 1419 года, и говорится в ней о Карельском погосте на реке Варзуге. От Мурманска до села 500 километров, а весь Терский район тянется с запада на восток вдоль побережья Кандалакшского залива и Белого моря на 320 километров, занимая самую южную часть полуострова.
— В 1896 году, по историческим документам, в Варзуге проживали 396 мужчин и 426 женщин — большое село. А если взять соседние еще — Кузрека, Кузомень, Порья Губа — более 3500 человек проживало. И все они вели промысел семги. От трески, камбалы и селедки богатым не будешь, а семга высоко всегда ценилась, жили за счет промысла. Доставляли отсюда ценную рыбу и на царский стол!
После революции 1917 года на Мурмане установилась советская власть, а в марте 1920 года село стало центром Варзугского сельского совета рабочих, крестьянских, красноармейских и рыбацких депутатов. В мае 1930-го на общем собрании местные жители — сразу 200 человек — решили объединиться в колхоз, который назвали "Всходы коммунизма". Помимо рыбного промысла стали сельским хозяйством заниматься, выращивать овощи в теплицах, завели стадо коров.
Колхоз и сейчас сохранил свое название, оставшись главным местом работы сельчан. До сих пор действует коровья ферма, колхоз имеет статус рыболовецкого и входит в Союз рыболовецких колхозов Мурманской области, имеет пять промысловых и три транспортных судна, на которых заняты 300 человек.
— Мой однофамилец Дмитрий Афанасьевич Заборщиков предложил такое название — "Всходы коммунизма". В тот период жили люди тоже, они думали, мечтали, надеялись, любили… Ждали лучшей жизни, верили. Как можно изменить вдруг имя? Зачем? Я не сторонник переименовывать.
Зачем коммунисту Заборщикову церкви спасать?
Варзуга славится и храмами: их здесь четыре, по два на каждой стороне реки. На Никольской — церкви Николая Чудотворца и Петропавловская, на Успенской — Афанасьевская и главная достопримечательность Варзуги — деревянная шатровая Успенская церковь, возведенная в 1674 году без единого гвоздя. Вот за эти святыни и борется всю жизнь Петр Заборщиков.
— Уже вырыт был котлован в 30 метрах от храма Успенского под ресторан. Конечно, тогда, в перестройку, некоторые люди говорили, что пора уже убрать отсюда церковь. Да вы что, говорю, с ума сошли? Да, пришлось броситься под трактор, потому что другого выхода не было. Тракторист, конечно, опешил, остановился. Чиновники недовольны были. Настолько это мерзко было… Это преступление настоящее. Как еще объяснить, что надо хранить свои корни, беречь память, ведь люди строили эту красоту. Об этом потом написали в газете, — с жаром объясняет Петр Прокопьевич.
Так ему удалось остановить стройку и сохранить еще почти на четверть века древний архитектурный облик старинного поморского села. Сейчас храмы опять под угрозой — на Никольской стороне вот-вот рухнет не видевшая реставраций церковь Петра и Павла, от времени провалилась крыша, еще одну зиму деревянный храм, построенный в 1864 году, может и не пережить.
"Эта церковь была самой певческой, намоленной и любимой приходом. С началом репрессий в 1937 году службы в ней совершать было запрещено. С началом войны в здании расположили столовую для военнослужащих, обслуживающих Варзужский военный аэродром. После войны в храме был склад для продуктов. Петропавловская церковь стала второй церковью села Варзуга (после Успенской), где в 1999 году были возобновлены богослужения", — написано в книге епископа Митрофана "Варзуга. Жемчужина Кольского Севера" (2013).
Летом 2020 года из министерства культуры Мурманской области за 500 километров от Мурманска приезжали в Варзугу специально, чтобы поздравить Петра Заборщикова с юбилеем, обещали помочь с ремонтом храма, выполнить комплекс противоаварийных работ до 1 ноября 2020 года.
Более 650 тыс. рублей выделено на эти цели из областного бюджета. В 2021 году планируют начать разработку проектно-сметной документации на реставрацию объекта культурного наследия и экспертизу. Получается, Заборщиков уже второй раз старинный храм в родном селе спасает. Но вот ведь парадокс — сам он на службы в церкви не ходит.
— Я не приучен сызмальства ходить в церковь, — мягко объясняет Петр Прокопьевич, будто извиняясь. — И сейчас для меня это неискренне будет. Я — член КПСС, поддерживаю коммунистов и сегодня. В их программе много общего с православием: не убей, не укради… Случалось, конечно, всякое, но это остается нашей историей.
"Что за предмет и чего в нем не хватает?"
Подходим к большому дому с резным крыльцом — внутри, уже знаем, Музей поморской культуры и быта, который Петр Прокопьевич Заборщиков открыл в 2009 году и с тех пор постоянно пополняет экспонатами. Их здесь, наверное, уже больше тысячи. Сам хозяин, говорит, никогда не считал.
Дом построил в 1904 году местный крестьянин Иван Кагачев. Потом в нем долго была начальная школа. Зайти внутрь просто так нельзя: сначала надо загадку разгадать.
— Посмотрите-ка внимательно на резьбу крыльца. Догадаетесь, что за предмет изображен под перилами и чего в нем не хватает? — хитро прищурившись, говорит основатель и смотритель музея; орнамент на крыльце он придумал и вырубил сам.
Пригляделись, а в звеньях орнамента — очертания самовара, только без сапога. Спрашиваем хозяина: "А если бы не угадали, так и не пустили бы?" Только улыбается в ответ.
Заборщиков хороший рассказчик, умеет заинтересовать, организовать вокруг себя людей, но если надо — бывает и тверд не хуже стали. Работать он начинал плотником в колхозе, в армии сапером служил, потом окончил Центральную спортивную школу под Москвой, работал учителем физкультуры в соседней Умбе, создал и возглавлял детскую спортивную школу, получил звание мастера спорта по лыжным гонкам, в 1963 году выиграв гонку сильнейших в Свердловске. Потом служил в рыбинспекции, после ушел секретарем парторганизации в колхоз, а затем целых 11 лет сам был председателем "Всходов коммунизма".
— Я всегда говорю, что по профессии я прежде всего строитель-реставратор, потому что с молодости мне повезло с мастером-наставником. Строили ГЭС, я встретил мастера золотые руки Василия Ивановича. Довелось и бригадиром плотницкой бригады быть в колхозе, — вспоминает Заборщиков.
Когда бывший председатель колхоза на старости лет принялся восстанавливать церкви и строить музеи, над ним сначала посмеивались.
— Многие удивлялись — зачем тебе музей? — улыбается Петр Прокопьевич, разводя натруженные руки. — Как зачем? Люди придут, дети, пусть знают, как жили их предки. А для меня жизнь продолжается в новом поколении.
Еще один дом, который Заборщикову удалось сберечь почти в первозданном виде, — это старая поморская изба, последний дом в Варзуге, где внутри сохранилось все, как было при хозяевах: лавки, воронцы — полки из целого бревна, капитально приделанные к потолку, две русские печи, деревянные самодельные кровати. Сохранились двор, хлев, повети — на них держали небольшой запас сена для скота. Дом построил в 1905 году крестьянин Емельян Стройков.
— А как построен! — восхищается Заборщиков, — срублен, как в старину рубили. Угол в "чашку" рублен, сейчас уже никто так не строит, — говорит и нежно поглаживает, словно коня, почерневший от времени угол дома.
Местные о Заборщикове говорят, что он строит истово, почти без отдыха, с вызывающим даже по местным меркам бескорыстием. Выделенное ему колхозом небольшое пособие тратит на помощников, когда не может справиться в одиночку, а сам живет только на пенсию. В музее всех желающих принимает, но от денег отказывается, говорит, "это не мое, общественное. Почти все экспонаты мне приносили бесплатно".
Петр Прокопьевич уже закончил строительство третьего музея — на этот раз экспозиция посвящена истории колхоза "Всходы коммунизма", на днях состоялось торжественное открытие.
Варзуга-река: семга и жемчужница — неразлейвода
Секрет долгой жизни села спрятан в быстрых водах реки Варзуги. Петр Заборщиков, полагаясь на выводы ученых, убежден, что она одна такая осталась на планете. Для науки — кладезь, для людей — кормилица. Не только семгой знаменита река, но и жемчугом.
— Ну вот, казалось бы, какая связь между рыбой и ракушкой? Самая прямая. Осенью, примерно в одно и то же время, сентябрь-октябрь, семга идет на нерест в реку, а ракушка-жемчужница откладывает личинки. Они попадают в межжаберные крышки рыбе, когда та зарывает в ямку на дне реки свое будущее потомство, икринки. И живут эти личинки там, налоги не платят, до тех пор, пока не становятся самостоятельными, тогда они уходят и зарываются в дно реки и живут там еще несколько лет, пока станут взрослыми. Эта ракушка долгожитель, почти 100 лет ее век, — рассказывает помор.
Получается, что взрослая рыба семга для жемчужницы служит инкубатором, а ракушка для рыбы — природным фильтром. Только в кристально чистой воде выживает малек семги. По данным исследований ученых московского Института биологии развития им. Н.К. Кольцова РАН, которые они провели еще в 1992 году, в реке Варзуга обитало 140 миллионов особей ракушки-жемчужницы.
— Ученые тогда доказали всему миру, что эта экосистема существует тысячи лет. Поморы знали: там, где есть жемчуг, в избытке любит заходить семга. Они поняли, что рыба и ракушка зависят друг от друга, — продолжает Заборщиков.
В старые времена, в XV веке, было в Варзуге морских тоней 60 и речных 20. Тоня — это рыболовный участок, где рыбу ловят неводом. В 1935 году у колхоза "Всходы коммунизма" было 68 морских тоней и 12 речных. За 400 лет ничего не изменилось! Уловы остались те же, поморы умели хранить семгу.
Поморы знали, когда ловить можно, а когда нет, знали, какие снасти использовать, чтобы не навредить природе. Макет поморского невода есть в числе экспонатов музея. Эта хитрая конструкция со стенками-крыльями и лабиринтом рассчитана на природные повадки лосося, который всегда возвращается из моря на нерест в свою реку.
При подходе к родным берегам стада семги прижимаются к береговой линии — тут-то их и встречают ставные сети. Натыкаясь на препятствие (крыло), рыба начинает его обходить, попадает в ловушки — и все, остается только "перебрать" невод.
— В течение веков это богатство бережно хранилось. И за какие-то три десятка лет мы умудрились все это растерять! — с горечью делится Петр Прокопьевич. — Наш рыболовецкий колхоз "Всходы коммунизма" 30 лет назад выловил 170 тонн семги за сезон и пропустил более 90 тысяч рыб на нерест. В 2017 году колхоз выловил менее одной тонны — 300 особей! Отсюда следует, что из моря в Варзугу зашло так мало рыбы, что наше стадо оказалось почти загублено. Я местный житель, я всю жизнь прожил здесь, и я вижу, что пришла беда. Дикую семгу надо спасать.
Сейчас промышленный лов семги запрещен, добывают только на тонях. Семужья рыбалка на реке возможна только по лицензии с 15 мая по 15 июля, затем реку закрывают до 1 сентября, чтобы дать "покатнику" — молодняку лосося — спуститься в море, рассказали в колхозе. А с 1 сентября до конца октября снова принимают рыбаков.
Поморы говорят, что сроки лицензионного лова совпадают с временем нереста семги. Этого поступка государства они до сих пор понять не могут и очень обижаются, что голос их не слышат.
— Раньше, в советское время, река вообще долго закрыта была для туристов, уловы стали быстро увеличиваться, и последний богатый улов в Варзуге был в 1987 году. В конце 80-х, когда перестройка началась, реку открыли. Снова пошел вал туристов, со всей страны приезжали на Варзугу на сплав, не разбирая, где на реке места нерестилища, рыбы стало заметно меньше. Хорошо, что сейчас сплав опять запретили, но с браконьерами пока беда, — вздыхает наш варзужский гид.
Сейчас в Мурманской области идет создание национального парка "Терский берег", "ядром" которого предполагается сделать Варзугу. По мнению экологов, именно режим нацпарка позволит сохранить традиционные промыслы, отсекая от них браконьеров и истребляющий бизнес.
Присядем на дорожку…
Пока мы ходили по старым поморским избам, рассматривали экспонаты, разговаривали, спорили, по улице поползли сумерки. Пришлось срочно собираться в обратный путь. И только прощаясь, Петр Прокопьевич неожиданно откровенно признался, что не хотел бы для себя другой судьбы. Да, может и чудак, но жизнь всю отдал Варзуге и не жалеет ни о чем.
Здесь, на Терском берегу встретил свою любовь, девушку-фельдшера из Архангельска, прожили душа в душу почти полвека, чуть-чуть до золотой свадьбы не дотянули. Несколько лет назад Венеры Мефодьевны не стало. Сын живет на Украине, преподает труды в школе, дочь — оптик в Полярных Зорях. А Петр Прокопьевич остался в родной Варзуге наедине с делом всей своей жизни.
— Самое главное в жизни — это любовь. Любовь к родине, к матери, к семье, к природе, к женщине… Любовь в самом широком смысле слова. Я очень люблю Варзугу, это моя родина. И никогда, ни за что, ни за какие деньги я не променяю ее. И конечно, я делал свое дело и буду делать. Ну что жалеть о прошлом. Оно ведь уже было, и повторять мне лично не хочется. Это бессмысленно, а вот учиться и идти вперед никогда не поздно, учиться нужно всю жизнь! — тепло улыбается на прощание настоящий хранитель Варзуги Петр Заборщиков.
Единственное, что его печалит, — преемников у Петра Заборщикова в Варзуге нет. Он, похоже, последний из варзужан, кто знает, зачем нужно помнить и хранить традиции предков — чтобы не прерывалась связь поколений.
Эльвира Серга