Военврач Мария Юринская: ребятам из зоны СВО нужна не жалость, а поддержка и понимание

Мария Юринская — старший врач-инфекционист одного из подмосковных госпиталей Росгвардии. Писать стихи она начала еще в детстве, но со временем, как говорит сама Мария, вдохновение прошло. Вновь взяться за перо ее подтолкнула специальная военная операция, а точнее, один из ее героев. О жизненном и творческом пути подполковника медицинской службы — в материале ТАСС.   

Девушка из Можги 

Я родилась в Удмуртии, в маленьком селе Можга в 75 километрах от Ижевска. Главной достопримечательностью села времен моего детства была старинная церковь с замечательным иконостасом 1812 года. Точно такой же есть в одном из храмов Санкт-Петербурга. В остальном это было обычное удмуртское село, куда мои родители попали по распределению после окончания Ижевского сельхозинститута. Отец работал директором совхоза, мама — экономистом. 

Удмуртский край — один из красивейших, и я безумно люблю свою малую родину. До сих пор всей семьей ездим туда отдыхать и отлично проводим время, но тогда, в период моей юности, мне там было тесновато. К тому же в 15 лет я твердо решила, что стану врачом, и вскоре, получив одобрение родителей, отправилась в Ижевск поступать в 10-й медицинский класс одной из городских гимназий. Оттуда открывалась прямая дорога в медицинскую академию, куда я, будучи круглой отличницей, без особых проблем поступила.     

После четвертого курса я вернулась в Можгу на врачебную практику. Пока работала обычным доктором в местной больнице, мой старший брат закончил училище связи, и, глядя на него, я вдруг подумала: "А что, если я тоже надену погоны, стану военным врачом?" Тут еще старое доброе советское воспитание наложило свой отпечаток — с детства я привыкла думать, что офицер — это очень здорово и почетно. Еще военные были в нашем роду: оба деда воевали в Великую Отечественную, один, начав в Сталинграде, дошел до Вены, другой устоял на Курской дуге, а также по маминой линии два ее брата старшие офицеры. 

Вот и я решила продолжить династию. Окончив четыре курса Ижевской государственной медицинской академии, поехала в Нижний Новгород и поступила, пройдя строжайший отбор, на пятый курс Военно-медицинского института. Через три года уже была лейтенантом, да еще с красным дипломом врача общей практики.         

После вуза меня распределили в Ростов-на-Дону, в Северо-Кавказский округ Внутренних войск МВД РФ. Затем через несколько лет судьба забросила в столицу, где я прошла интернатуру по специальности "инфекционные болезни". 

Боевое крещение как военный врач я прошла во время командировок в Грозный. Только-только закончилась вторая чеченская. В республике действовал режим КТО (контртеррористической операции). Было неспокойно, постоянное ощущение опасности в воздухе. Это сегодня Грозный — светлый и красивый город, гордость республики, а тогда, я до сих пор это хорошо помню, нас окружали черные окна разрушенных зданий. Передвигаться приходилось на бронированной "Газели" с автоматчиками. В места проведения КТО я не выезжала, но и в медсанбате в инфекционном отделении работы было вдоволь. Бывало, привозили целые группы наших ребят, раненных в столкновениях с боевиками. 

Сейчас вот часто спрашивают: а на СВО поедешь? Прикажут — поеду. Мы ждем, мы готовы, но пока мы здесь, значит, так надо. 

На ковидных фронтах 

В начале 2020 года еще никто толком не знал, что это такое, что за инфекция такая страшная. Были надежды, что это пройдет мимо нас или не дойдет до нас. Еще мы не видели заболевших, но уже было ощущение надвигающейся пандемии. Всем женщинам-врачам с несовершеннолетними детьми, которые работали у нас в госпитале, было предложено перевестись в другие отделения. Но я как-то сразу решила, что не буду отсиживаться дома. Думала, все равно раз пандемия, то достанется всем, спрятаться не получится.      

И вот в марте пошли первые пациенты. Поначалу у нас не было знаний, как с этой болезнью бороться. Но постепенно приспособились ко всему, выкрутились. Так продолжалось два года: полмесяца ты в госпитале, две недели дома на обсервации, дальше пошли суточные дежурства сутки через сутки-двое. Со временем уже перестаешь следить, какой сегодня день недели, какое число… Сейчас, оглядываясь назад, вообще трудно понять, как это было возможно. Но так было надо, это служба.

До сих пор хорошо помню самого первого пациента, офицера, который попал к нам в самом начале пандемии с пневмонией и температурой под сорок. И вот мы, как учили в вузе, назначаем ему антибиотики и трое суток следим за состоянием. Не помогает…Меняем лекарство и наблюдаем еще 72 часа. И снова результата ноль. Так проходит недели полторы… а у него высокая температура так и держится. У бедняги уже нервы сдают, жаропонижающие не помогают, а облегчить его состояние у нас не получается.  

В институте преподаватели строго-настрого запрещали нам применять против пневмонии гормоны — глюкокортикостероиды. Но что-то подсказало мне, что это все же не совсем обычная пневмония, и мы решили попробовать начать гормональную терапию. И получилось, наш пациент начал поправляться. 

В те первые и самые трудные ковидные дни многие мои коллеги в других медучреждениях пришли к выводу, что без препаратов, подавляющих иммунитет, прогресса в лечении новой инфекции было не добиться.          

Чуть позже, когда стал распространяться штамм "дельта", к нам попал первый тяжелый пациент — полковник с лицом багрового цвета, который вдобавок к высокой температуре еще и задыхался, что называется, "легкие в труху". И вновь перед нами оказалось что-то новое и доселе неизведанное. В итоге мы с коллегами настояли на том, чтобы на базе нашего госпиталя развернули ковидную реанимацию, в которой боролись за каждого тяжелого пациента и в подавляющем большинстве случаев их выхаживали, спасали. 

Источник вдохновения 

Начало СВО я встретила в отпуске. Мы с мужем, тоже, кстати, военным врачом, и детьми отдыхали в Подмосковье. Когда вернулись в Москву, к нам в госпиталь из зоны проведения спецоперации уже стали поступать первые раненые. И вот, помню, доставили к нам снайпера — парня по имени Иван, практически моего ровесника, который впоследствии еще и оказался моим земляком. Лежал он у нас дней 20, и мы много о чем тогда успели поговорить. Об отношении к жизни, чести, долгу. И так запали в душу эти его простые и правильные, на мой взгляд, слова, что через некоторое время я посвятила Ивану свое первое после долгого перерыва стихотворение. Родилось оно как-то само собой, особо и придумывать ничего не пришлось. 

После того как мы Ваню подлечили, он уехал обратно в зону СВО, но всего через два месяца вернулся. К сожалению, в этот раз все уже было гораздо серьезнее — в результате обстрела потерял ногу. Я говорю: "Ну как так?" А он: "Да ничего, поцарапался, считай. Снова туда поеду, как только протез поставят". 

Иногда мне кажется, что эти ребята просто железные. Пусть даже внешне и совсем не похожие на богатырей. Но вот эта сила духа, невозмутимость, уверенность в себе, в России и в нашей победе… И вот я показала ему стихотворение, а он говорит: "Да, это все про меня. Только давай без жалости, она нам не нужна". И я с уверенностью могу сказать: ребятам из зоны СВО нужна не жалость, а поддержка и понимание. 

Со временем я заметила, что стихи стали вновь рождаться сами собой, как в детстве. Меня продолжают вдохновлять люди, настоящие герои, с которыми я волею судеб встречаюсь в госпитале. Часто они напоминают мне моего деда, прошедшего от Сталинграда до Вены, который так же спокойно рассказывал о тяжелых боях, тяготах военно-полевой жизни и так же искренне любил Родину. Стихи я читаю в основном своим самым близким людям — родителям и мужу. Коллеги на работе говорят: надо печататься, выпустить сборник, но я не стремлюсь к славе и известности. Может быть, когда-нибудь потом, уже после нашей победы в спецоперации, когда появится новое гражданское общество, в котором не будет места равнодушию, где все будут, как братья, за одно — за нашу сильную и независимую Россию. 

Подготовил Василий Кучушев