Александр Галицкий: по натуре я фаталист

Основатель венчурного фонда Almaz Capital Partners — в спецпроекте "Первые лица бизнеса"

Автор
Андрей Ванденко
Часть 1
О водителе, гитарах, отце, выборе, "звездных войнах" и трансформации

— Говорят, кто не рискует, тот не пьет шампанское. Это о венчурных инвесторах, Александр?

— Шампанское употребляю, но к любимым напиткам не отношу. Из легкого алкоголя предпочитаю рислинг. В юности и студенчестве считал его самым противным вином — кислятиной. Лишь со временем понял, что есть и другой рислинг. Франция, Германия, Австрия производят очень неплохой.

Но красные вина я тоже люблю. Как говорится, был бы повод, чтобы поднять бокал.

— Закрытие сделки наверняка отмечаете?

— Команда нашего фонда разбросана по миру, люди сидят в самых разных местах, вместе собираемся дважды в год. Тогда и празднуем все, что накопилось за это время.

— Где встречаетесь?

— Да по-разному. Например, на острове Ольхон на Байкале, в Лас-Вегасе, Сан-Франциско, Лондоне, Италии, Португалии… Выбираем места, чтобы нормально провести время всей командой. И пообщаться, и поработать, и отдохнуть. Точнее, выбирали.

К сожалению, о поездках пока приходится говорить в прошедшем времени: пандемия внесла коррективы.

— Сколько человек в Almaz Capital?

Сейчас — 14. Не очень много. Основная база — Калифорния. Обычно там происходит так называемый exit из наших портфельных компаний, но главное даже не в этом. Именно в Силиконовой долине есть спрос на нашу работу. Так сложилось в мире, что потребление инноваций, по крайней мере в области информационных технологий, наиболее востребовано там. Доля США в этом процессе весьма значительна. Особенно в первые три года после появления какой-то новой технологии.

В Штатах все построено на конкуренции даже традиционных бизнесов через внедрение инновационных подходов или покупку компаний, ими обладающих.

Европейцы решения принимают медленно, боятся, не рискуют, взвешивают: вдруг новый проект не выживет? В Америке мыслят иначе: а если он выстрелит и в течение первых трех лет принесет колоссальное преимущество по сравнению с конкурентами?

Поэтому наш основной офис, связанный с анализом спроса и предложения, — там, в Калифорнии. А еще люди есть в Лондоне, Берлине, Варшаве, Киеве и здесь, в Москве.

До пандемии примерно треть времени я проводил в Америке. В России, думаю, четверть, остальное — в Европе и Азии. Можно сказать, еще год назад фактически жил в самолете. Три-четыре перелета в неделю были нормой.

— У вас свой борт?

— Нет. Личный джет не столь важен для меня с точки зрения удобства. Легко обхожусь без него, острой потребности не испытываю. Если называть вещи своими именами, не люблю понты. Вот и вся история.

Давно ввел в обиход определенные привычки. К примеру, принципиально езжу без водителя. Обычно за рулем внедорожника BMW Х5 с затемненными стеклами. Из-за этого регулярно бывают забавные случаи. Когда подъезжаю к подмосковному загородному дому кого-нибудь из знакомых, охрана или прислуга по привычке распахивает заднюю дверь в расчете увидеть там пассажира, потом с недоумением смотрит на меня, мол, а гость-то где? Иногда шучу: "Хмм… Неужели потерял по дороге?"

Лишь для каких-то официальных приемов беру машину с водителем. Чтобы избегать двусмысленностей.

Мне действительно проще ездить самому. Нормальный европейско-американский подход. В России на ситуацию смотрят несколько иначе. Была смешная история. Приехал на встречу в офис, откуда меня забрали на следующие переговоры на другой машине. Потом вернулся за своим автомобилем и… не нашел его. Удивился: вроде припарковался в правильном месте, ничего не нарушил, а авто эвакуировали на штрафстоянку… Оказалось, товарищ решил надо мной подшутить. Сказал: "Нечего жмотиться на шофера..."

Понимаете, персональные водители появились в моей жизни очень рано. Я был еще совсем молод, но по рангу мне полагался служебный транспорт. Отказаться не мог, терпел невольное соседство и наблюдал за своего рода бездельем водителя: он целыми днями сидел и ждал, пока шеф выйдет.

У меня был ненормированный рабочий день по 12–14 часов. У "личника" вроде тоже. Правда, я вкалывал с утра до вечера, постоянно чем-то занимался, участвовал в совещаниях, вел переговоры, а водитель откидывал кресло в салоне машины и спал. Его функции — отвезти шефа из точки А в точку Б. В чем смысл этой процедуры? Помню, все водители были гораздо старше меня и жаловались на переработки. Понятно, человек отвлекается от семьи и дома, но эта ситуация всегда меня очень раздражала. Когда стал работать за рубежом, увидел, что владельцы крупных бизнесов, миллиардеры совершенно спокойно приезжают на работу за рулем. Обычная практика.

Ваш браузер не поддерживает видео

— А как произошла ваша трансформация физика-теоретика в международного инвестора?

— Это жизнь. Она преобразовывает нас, ставя перед выбором. Но сначала она переформатировала меня в международного технологического предпринимателя, а уже потом в инвестора.

Думаю, на стартовом этапе многое предопределило то, что, окончив с золотой медалью среднюю школу в Житомире, я решил ехать на учебу в Москву, поступать в Физтех. С формальной точки зрения в юности у меня все складывалось легко и просто. Хотя, если копнуть, всякие любопытные истории всплывают.

— Например?

— Классе в восьмом мы с ребятами наладили производство электрогитар. Это был жуткий дефицит в ту пору. Не купить! Сначала собрали для себя, создали, как тогда говорили, ВИА — вокально-инструментальный ансамбль. Потом запустили процесс изготовления пары десятков инструментов, пока нас не остановили.

— Кто?

— Те, кому по долгу службы положено.

— А вы продавали гитары?

— Конечно! Даже перестали думать про наш ВИА. Пробовали, экспериментировали…

Что-то изготавливали на местной музыкальной фабрике, радиоэлектронику делали сами. Муж моей сестры работал в Днепропетровске на заводе "Южмаш". Я попросил его по чертежам выточить недостающие для десяти комплектов детали из металла, а он сделал их из титана. "Южмаш" — предприятие оборонное, там ракеты собирали…

Еще я сглупил и поставил в радиоэфир "Восточную песню" для любимой девушки Светы. Ее в свое время исполнял Валерий Ободзинский.

Льет ли теплый дождь,

Падает ли снег —

Я в подъезде против дома

Твоего стою…

Разумеется, разрешения на самостоятельное вещание нам никто не давал, это было запрещено…

Словом, получилось не очень хорошо.  К нам домой пришли, забрали всю аппаратуру, включая гитары.

— Ваш отец же был председателем крупного колхоза, уважаемым человеком.

— Папа, конечно, вмешался. Эту историю не предали огласке. Но она, подозреваю, стоила ему звания Героя Социалистического Труда… К тому моменту отец успел получить кучу государственных наград. Но "Золотой Звезды" так и не дождался, его дважды вычеркивали из списков. Причин могло быть много. Наверное, в душе отец испытывал обиду, но никогда об этом не говорил вслух.

Он был очень успешным и инициативным руководителем. К примеру, под его началом придумали новый сорт яблочного вина и наладили выпуск "Золотой осени", добившись высочайшего качества, — в дополнение ко всяким консервам и джемам. Достаточно сказать, что продукцию колхоза поставляли к столу членов ЦК Компартии Украины.

Когда объемы стали расти, отец построил стеклозавод для производства тары. Он всю жизнь трудился, постоянно затевал новые проекты, жить не мог без дела — теплицы для овощей, цветов и грибов, также свой мясокомбинат…

В 80 лет занялся строительством костела. Папа был католиком по вероисповеданию. Потратил на стройку много сил и времени. Очень хотел, чтобы получился общественный проект. Поначалу отец возражал, чтобы я жертвовал больше остальных. Поэтому я помогал наравне со всеми и подключился на финальном этапе, когда в 2014-м у общины закончились деньги...

Рад, что мы успели все завершить, папа доделал последний проект и полгода посещал действующий костел.

Отца не стало в начале 2017-го, ему было уже 89 лет…

— Предпринимательская жилка от него?

— Наверное, что-то унаследовал…

А мама работала учителем, преподавала украинскую и русскую литературу. Но я никогда не занимался в ее школе, чтобы избежать обвинений в предвзятости и особых условиях. Это было наше семейное правило.

— Почему вы решили ехать учиться в Москву, а не в Киев, который находится гораздо ближе?

— Вообще-то я собирался стать журналистом, мечтал увидеть мир, побывать за пределами Советского Союза. На мой взгляд, писал неплохие тексты, выигрывал школьные олимпиады по литературе. Например, сочинил романтическую историю на украинском языке о том, что роса — слезы солнца. Рассказ так и назывался — "Сльози сонця". Его опубликовали в областной газете.

Словом, на журналистику я нацеливался всерьез. А потом как-то прихожу домой и вижу разложенные на столе передовицы — от "Правды" и "Известий" до районки. Папа говорит: "Читай". Я удивился: "Зачем?" Тогда все открывали газеты с последней страницы — с новостей спорта, дальнего зарубежья, телепрограммы и погоды.

А папа продолжил: "Вот об этом — выступлениях Брежнева, показателях сбора урожая, решениях Пленума ЦК КПСС, сынок, ты будешь писать ближайшие лет 10–15. После этого тебе, возможно, разрешат про спорт и дальнее зарубежье…"

Сказанное подействовало на меня отрезвляюще. Отец шаг за шагом подвел к тому, что я родился в городе, где и Сергей Павлович Королев. Мол, увлекаешься техникой, имеешь склонность к точным наукам, соберешь еще что-нибудь поинтереснее гитар.

Поэтому после школы я поехал в Москву и подал документы в Физтех. Правда, в анкете написал, что из семьи служащих, хотя мог указать, что из колхозников. В итоге мне чуть-чуть не хватило до проходного балла. Социальное происхождение не зачли. Расстроился, помню, сильно. Решил: вот отслужу в армии и опять приеду поступать туда же.

Собираясь в Москву, не учел важное обстоятельство: экзамены принимали на русском языке, а я-то учился в украинской школе, и дома мы всегда общались на мове. Кажется, будто языки близки, но есть нюансы, часть математических и физических терминов звучат иначе, сразу перестроиться и уловить смысл сложно.

Кроме того, я не указал в документах, что серьезно занимался плаванием, выполнил норматив мастера спорта на дистанции 200 метров вольным стилем. Поскромничал, а это был дополнительный козырь...

В общем, пролетел мимо Физтеха. Не попав туда, уже хотел возвращаться в Житомир, но решил навестить одноклассницу, поступавшую в Московский институт электронной техники в Зеленограде. Приехал, и так мне там понравилось! Город будущего. Мама одноклассницы преподавала математику в Житомирском политехническом институте, знала уровень моей подготовки и стала убеждать не терять годы на службу в армии, а нести документы в МИЭТ, куда набранных в Физтехе баллов хватало. Я послушался совета и в дальнейшем не пожалел об этом.

Первое время продолжал думать по-украински и даже конспекты вел на мове. Но потом адаптировался, хотя на Украину, конечно, тянуло.

— И сейчас?

— А как иначе? Родина!

— Давно были?

— В Житомире более года назад. Там живет моя сестра и близкая родня. В Киев по делам наведываюсь чаще.

— Пускают без проблем? На границе не интересуются, чей Крым?

— Ни разу никто об этом не спрашивал.

— А если зададут вопрос?

— Отвечу. Мне скрывать нечего. В царское время Крым принадлежал Российскому государству. Но в состав Османской империи он входил еще дольше. Какой смысл вспоминать прошлое? Надо ориентироваться на подписанные и действующие сейчас международные обязательства. Их необходимо выполнять.

— Разобрались. Возвращаемся к теме превращения советского человека в бизнесмена.

— После окончания учебы в МИЭТе я пришел работать в НИИ микроприборов, который входил в научно-производственное объединение ЭЛАС. За этим ничего не выражающим названием стояла суровая оборонка. По сути, я попал на передний край гонки вооружений. Мы занимались космическими системами и комплексами, строили их на основе последних достижений микроэлектроники.

НПО "ЭЛАС" руководил легендарный генеральный конструктор Геннадий Яковлевич Гуськов, еще в 1951 году получивший Сталинскую премию за создание первого радара наземного базирования, а после полета Гагарина ставший Героем Соцтруда за систему космической связи. Вся телеметрия была на нем. Гуськов сделал и первый компьютер, который в 1972 году улетел на спутнике на околоземную орбиту. Опередил американцев.

Он придумал и подвижную ранцевую связь с использованием его же космических ретрансляторов на основе ААФР (активных антенно-фазированных решеток), с помощью которой можно было из любой точки планеты поговорить с кем угодно. Когда в 1972 году Никсон прилетал в Москву, он похвастался перед Брежневым такой опцией, а через пару лет уже Брежнев демонстрировал Никсону аналогичную связь советского производства.

Потом Геннадий Яковлевич создал первый спутник оптико-электронной разведки.

На этом этапе моя карьера в ЭЛАСе и началась. На работу меня взял Владимир Брюнин, разглядев еще на четвертом курсе института. Так я занялся софтом для спутника дистанционного зондирования Земли.

Геннадий Гуськов мне доверял и в 1987-м назначил ответственным в ЭЛАСе за компьютерные системы и программное обеспечение спутников. Думаю, моложе меня в советской оборонной промышленности главных конструкторов в тот момент не было. В 32-то года от роду!

— А спутники — военные?

— Конечно. Космическая система для наблюдения за стратегическим противником. Благодаря этому еще в начале 1980-х годов я в подробностях изучил карту Сан-Диего.

— Почему именно его?

Там база Тихоокеанского флота США. Подводные лодки стоят. Мы часто их снимали. Во всех деталях. Когда 12–13 лет спустя я впервые попал в этот город, свободно обходился в нем без навигатора. Ни разу не заблудился!

​​​​— Это был ваш первый визит в Штаты?

— Нет, прилетал туда несколькими годами ранее. В марте 1991 года академик Сагдеев, который, как известно, был женат на внучке президента Эйзенхауэра, организовал советско-американскую научно-техническую выставку космических достижений. СССР с распростертой душой отправил в США лучшие разработки. Так, мы потащили ранцевую станцию, другие показали макет ядерного движка, "Луноход"…

В Штаты-то экспонаты ввезли, а потом не могли забрать. По американским законам вывозить что-либо из страны можно лишь по официальному разрешению властей.

— Всех "пущать", никого не "выпущать"?

— Примерно так. В отличие от России, где политика строится на запрете и ввоза, и вывоза. В США в этом смысле более разумная система.

После долгих переговоров нам вернули экспонаты, они потом хранились где-то в советском посольстве в Вашингтоне. История закончилась благополучно, но определенный опыт мы получили, поняли, что надо вести себя аккуратнее…

Вскоре, в апреле 1991-го, по настоянию Гуськова меня включили в очередную поездку в США. Мы в ЭЛАСе занимались "ответом" на американскую инициативу "звездных войн". Американцы предложили организовать семинар в Вашингтоне по борьбе с космическим мусором и прочесть лекции в университетах. Звали шефа, но он лететь отказался, сказал: "Запишите Сашку, он молодой, ему интересно". К тому же руководство Sun Microsystems еще в марте пригласило меня посетить их компанию в Силиконовой долине.

Я очень хотел туда попасть, это была мечта любого инженера!

Тогда прямые рейсы из Вашингтона в Сан-Франциско еще не ввели. Программа визита в столицу США завершилась, и дальше я полетел один с пересадкой в Денвере. Приземлились, и тут объявление: "Мистер Галицкий, вас ждут на трапе самолета". Помню, подумал: "Вот гады! Наверняка вашингтонские церэушники не пускают. Не увижу долину!"

Нормальная реакция советского человека, везде подозревающего подвох. Оказалось, мне хотели вручить факс от организаторов семинара с пожеланиями успешного полета.

В Сан-Франциско меня встречал астронавт Рассел Швайкарт, который на Apollo 9 летал к Луне и выходил в открытый космос. У него тогда возникла идея совместно сделать низкоорбитальную систему связи, а это моя тема, я ей занимался. Мы дружим с Расселом до сих пор.

Посещение долины и Sun Microsystems (в 90-е годы это была самая яркая компания!) произвело на меня сильное впечатление. Водили по лабораториям, все показывали, ничего не скрывали, хотя могли бы шифроваться. Было много встреч, часть собеседников я уже знал заочно, читал их работы. Некоторые стали моими друзьями — Скотт Макнили, Эрик Шмидт, Джон Гейдж и, конечно, Джефф Баер, впоследствии мой партнер в Almaz Capital Partners.

Все выглядело настоящей фантастикой по тем временам!

— Вам заплатили за лекции в Вашингтоне?

— Это не подразумевалось. Организаторы и так взяли на себя все расходы. А Sun превзошел любые ожидания. В гостинице меня поселили в супер-пупер-номере, в каких я никогда не жил. Даже с джакузи! Мексиканец, работник отеля, хотел объяснить, как пользоваться агрегатом, но я гордо отверг помощь, мол, сам разберусь. Начал нажимать на кнопки, включил какой-то режим, со всех сторон потекла вода, забила фонтанчиками, я не знал, как остановить это действо…

Как говорится, и смех и грех.

Но, конечно, не это главное, что я увидел в Силиконовой долине. Тогда и предположить не мог, что моя жизнь столь радикально изменится. Потом я стал летать в США в среднем пять-шесть раз в год. Но в 1991-м все было в новинку. Тогда и в дальнейшем я встретился и пообщался со многими интересными людьми — Биллом Гейтсом, Джоном Чемберсом, Джеймсом Гослингом, Брюсом Шнайером, Уитфилдом Диффи... Всех не перечислишь.

Помню, в 1994 году познакомился с генералом Абрахамсоном, который прежде возглавлял в Пентагоне программу "звездных войн". Поскольку я числился в списке нашего "антиответа", американцы специально пригласили меня на разговор. Видимо, Абрахамсон захотел пообщаться с человеком с другой стороны баррикад. Показывал свои достижения… Надо сказать, по некоторым направлениям мы опережали Штаты очень серьезно

— Как вас выпускали из СССР, Александр? Вы знали секреты родины и наверняка имели серьезные ограничения при контакте с иностранцами.

— Все верно. У меня был самый высокий допуск — так называемая "особая важность". По другой классификации — "первая". "Совершенно секретно" стоит ниже.

Но не забывайте, это закат Советского Союза, система ослабила хватку. В конце 80-х годов уже создавали совместные предприятия. Я сам подписывал документы для регистрации нескольких таких СП.

А первый мой выезд за границу состоялся в 1990 году в Финляндию. Через Министерство электронной промышленности СССР мне сделали синий, служебный паспорт. Приехал получать, а документ не отдают. В буквальном смысле! Замминистра, курировавший международные дела, исподлобья взглянул в мою сторону и хмуро заявил, что восемь раз был в Финляндии и ничего интересного там не увидел.

По молодости я не лез за словом в карман и с ходу ответил: "Знаете, а мне хватит одной поездки, чтобы разобраться, надо ездить туда или нет". Ясное дело, начальник сильно обиделся, выставил из кабинета. Я позвонил шефу, описал ситуацию. Гуськов говорит: "Никуда не уходи из приемной, жди". Действительно, через короткое время этот замминистра позвал к себе каких-то подчиненных, потом вышел ко мне и бросил паспорт. Еще и прошипел сквозь зубы: "Думаешь, с таким боссом сможешь все решить? Припомню еще тебе!" Я промолчал, взял паспорт и ушел.

— А на Лубянку для инструктажа вызывали?

— По этому поводу — нет. У нас был свой так называемый первый отдел, где работали спецслужбисты. Но повторяю, империя рушилась, прежние правила переставали действовать.

Историю с паспортом мне припомнили в 1998 году, когда подошло время менять документ на новый. Я вернулся из командировки в США и собирался переезжать в Европу, где уже стартовала моя новая компания. Прилетел в Москву за паспортом, думал, быстро оформлю и опять уеду, но не тут-то было. Мне отказались его выдать!

— Мотивация какая?

— В связи с прежними допусками по секретности. Очнулись спустя почти десять лет…

В итоге полгода, пока решался вопрос с бумагами, я руководил бизнесом дистанционно. Можно сказать, первый опыт удаленки. Выехать из страны не мог, поэтому инвесторы и мои сотрудники прилетали ко мне, мы встречались в Шереметьево.

Часть 2
О продаже родины, путче, опросе с пристрастием, зонтике и русском менталитете

— При желании вы ведь могли продать родину с потрохами?

— За десять-то лет? Конечно. Тысячу раз!

— Вам предлагали?

— Нет. Видимо, мое поведение не предполагало подобных обращений.

Перед каждой поездкой в Штаты проводился строгий инструктаж, но и без этих наставлений я действовал правильно, поскольку не собирался ничего никому сливать. Да и в Америке не дураки сидели, смотрели, кто и как проявляет себя с первого шага. Делали выводы, стоит ли начинать разговор о "сотрудничестве"…

— После возвращения в Москву из загранкомандировок вы писали отчеты о поездках?

— Да, но не на Лубянку. Вернувшись из Силиконовой долины, даже подготовил аналитическую записку в ЦК КПСС. Мы обсуждали эту тему на Старой площади 12 августа 1991 года. Участвовали мой шеф Гуськов, секретарь ЦК Бакланов, отвечавший за оборонку, управделами ЦК Кручина...

Помню, подняли по рюмке коньяка и договорились, что в сентябре начнется серьезная работа над моим планом.

— А через неделю грянул ГКЧП, Бакланов оказался в числе путчистов, Кручина выбросился из окна…

— Конечно, подобного никто не мог предвидеть. Все договоренности рухнули.

— В чем заключалось ваше предложение, Александр?

— Силиконовая долина потрясла меня интернациональностью. Увидел офисы Siemens Nixdorf, Toshiba, Philips, Sony, Alcatel, Nokia, Hyundai, Samsung… Компании представляли весь мир. И ни одного русского названия! В то время в СССР приезжали представители многих иностранных компаний и частные предприниматели, пытались наладить взаимовыгодное сотрудничество, но партнерские отношения почему-то не складывались. Проблема была, возможно, в менталитете людей или в переоценке наших технологий.

Вот я и предложил простую схему: советские компании стартуют в Калифорнии с отечественными разработками и специалистами, получают на первом этапе какие-то бюджетные средства, а дальше начинают уже самостоятельно привлекать инвестиции от иностранцев. Если дело раскачать, оно принесет прибыль и можно будет вернуть деньги в казну. Не сомневался, что проект должен стать успешным.

Но ГКЧП смешал все карты…

Когда произошел путч, я ехал в поезде из Новосибирска в Бийск. На Телецком озере планировалась конференция по сигнальным процессорам. Даже новости о событиях в Москве удавалось узнавать с трудом. Интернет уже был, а мобильная связь и сотовые телефоны — нет. Чтобы позвонить в столицу, приходилось идти куда-то на почту. По телевизору же крутили "Лебединое озеро"…

К счастью, эта заваруха продолжалась недолго, но идея проекта в Силиконовой долине заглохла.

Уже тогда я понимал, что замысел сам по себе ничего не стоит, важна его реализация. Красивых идей может быть множество, но кто-то должен воплотить их в жизнь, иначе они умрут, не родившись. Через какое-то время осознал еще одну истину: совместное предприятие никогда не бывает успешным

— Почему?

— У создателей неизбежно возникает конфликт интересов. Оглянитесь вокруг, посмотрите, много ли видите удачных примеров СП. Sony Ericsson хотели создать лучший мобильный телефон. Где он, где предприятие? Оно развалилось.

Автоконцерны объединялись — это правда, но все равно продолжали функционировать как отдельные структуры, конкурирующие в рамках холдинга.

Когда отдельные компании приступают к совместному производству чего-то материального, какого-нибудь софта, они начинают соперничать за доминирование. Обычно все заканчивается либо развалом, либо поглощением слабого более сильным.

— Тем не менее вы создали компанию ЭЛВИС+, которая стала сотрудничать с американской Sun Microsystems. Кстати, что за название такое странное вы выбрали?

— К королю рок-н-ролла Пресли оно имело опосредованное отношение. Элвис мне, конечно, нравился, но все было прозаичнее: это аббревиатура — "Электронно-вычислительные информационные системы".

Что касается кооперации с Sun, эта компания в то время выступала законодателем мод в области информационных технологий и интернета. Именно ей мир благодарен за внедрение интернет-технологий в нашу жизнь и в бизнес: язык Java, Firewall, VPN, RISC-архитектура, интернет-сети и так далее. Они бросили вызов Microsoft и многим другим, были основателями той культуры, которую Эрик Шмидт позже удачно внедрил в Google. Ее учредителями стали четыре человека, фактически мои ровесники. Мы воспринимали мир во многом схоже, ценя не столько материальную выгоду, сколько технологические прорывы. Как человек, выросший в СССР, я ничего не понимал в бизнесе, но знал, что с точки зрения решения системных задач в Советском Союзе — при всей его неправильной плановой экономике — разработки велись грамотно и качественно.

Уже говорил, что с середины 1980-х годов я готовил наш ответ "звездным войнам". Мы разрабатывали разные системы, в том числе для передачи и обмена информацией между спутниками-разведчиками.

Это была действующая модель, и еще в октябре 1990 года мы показали американцам, как IP-пакеты, иными словами, блоки данных, ходят через космос. Те выпали в осадок. Окончательно их сразила 22-слойная полиамидная плата размером с пачку сигарет, которую в какой-то момент я небрежно достал из кармана. Подобные платы не делал никто в мире!

В том далеком 1990-м команда американцев во главе с сооснователем Sun Биллом Джоем попросила разрешения приехать к нам на производство. Помню, я позвонил Геннадию Гуськову, объяснил, мол, так и так. Он ответил: "Пусть смотрят". Без согласования с компетентными органами мы приняли у себя на закрытом предприятии иностранцев…

— Как у вас было с английским языком?

— В анкетах этот уровень деликатно назывался "читаю и перевожу со словарем". Я мог поддержать элементарный разговор, но не общаться профессионально.

Конечно, это очень мешало. Тем не менее я начал работать с Sun. В октябре 1991 года мне прислали из Америки 20 высокопроизводительных станций с процессорами SPARC. Каждая стоила более 20 тысяч долларов. Я не мог зарегистрировать компьютеры в ЭЛАС, поскольку получил их как бы для личного пользования. И продать тоже не имел права. Надоумил бывший коллега, ставший к тому времени кооператором: "Не мучайся, Сашка! Стартани собственную компанию".

Так появился ЭЛВИС+, куда станции Sun вошли в качестве начального капитала. Потом мы получили заказ на разработку прототипа современного Wi-Fi в виде карточки, которую надо было вставлять в компьютер. Сделали его в 1993 году, а название Wi-Fi появилось позже.

— А что за история с вашим допросом на украинском языке?

— Все-таки не с допросом, а с закрытыми слушаниями…

Понятное дело, американские спецслужбы меня досконально изучали, проверяли, собирали досье. Я же работал с весьма деликатными темами. Когда началось сотрудничество с Sun Microsystems, забеспокоились даже сенаторы-"ястребы": "Как? Финансирование русских проектов?"

Для Sun это была первая в их истории инвестиция, и сразу — в российскую компанию. Они собирались выплатить миллион долларов за десять процентов акций ЭЛВИС+.

Решение принималось в кабинетах на Капитолийском холме. Наши оппоненты проделывали всякие подлые штуки. Например, заявили, что я участвовал в создании систем доставки ядерного оружия для неназванных стран Ближнего Востока. Подразумевались Иран, Сирия…

Действительно, Академия наук СССР контактировала с зарубежными коллегами, а ЭЛАС часто нанимал ведущие академические институты для выполнения работ в наших интересах. Мы вместе решали различные задачи. Скажем, при помощи радиолокационных снимков сделали первую карту Венеры. Строили и локаторы для ведения наблюдения, и электронные системы, но к поставкам вооружений это не имело отношения.

Словом, меня вызвали на интервью в Вашингтон. Со мной приехали два представителя Sun, в том числе юрист. История по-своему стремная, поскольку на входе забрали паспорт и я остался без документов. Собралась большая комиссия с участием сенаторов и представителей спецслужб. Вопросы сыпались самые неожиданные, какие только могли придумать. Так, сразу поинтересовались, что я делал в Китае? Но я никогда там не был! Говорят: "А по нашим сведениям, были. С кем встречались, какие темы обсуждали?" Ну и так далее.

Закончилось тем, что дали на подпись бумагу, где значилось, что я и созданные мною компании ни при каких обстоятельствах не станут работать на врагов Соединенных Штатов Америки. Я сделал приписку, что, будучи гражданином Российской Федерации, оставляю за собой право трудиться на свою родину, если наши страны перейдут в стадию официальной вражды

Добавил к печатному тексту, вписал от руки.

Документ остался у американцев, очень сожалею, что по неопытности не сохранил артефакт.

— Здесь эта бумага вам не аукалась?

— Понимаете, когда нужен повод, его найдут. И касается это не только России, но и любой страны мира. Не сомневайтесь: если кто-то влиятельный захочет испортить человеку жизнь, сделает это легко. Однозначно!

Подписывая соглашение с американцами, я поинтересовался: "Как узнать, кто ваши враги?" И каждые две недели стал получать из Sun Microsystems письмо со списком компаний, включенных Госдепом в число запрещенных…

— С отечественным криминалитетом встречаться приходилось, Александр?

— Получал "деловые" предложения… Признаться, всегда избегал засветки в российских СМИ, опасаясь привлекать внимание неадекватных личностей, которые рассуждали примерно так: ага, он успешен, значит, с него можно что-то поиметь. Но мы не для того зарабатывали деньги, чтобы с легкостью ими делиться…

Однажды позвонили от человека, который в будущем вырос в известного олигарха. Без обиняков заявили: "Готовы предоставить зонтик за четверть вашей компании". Я ответил, мол, на улице отличная погода...

Потом представитель одной из спецслужб возил меня в лес. Якобы для серьезного разговора. Вдвоем мы, сжираемые комарами, выпили литр джина, после чего поехали ко мне домой, где осушили еще бутылку водки. Никогда в жизни я столько не пил! Пьяный гость нес какой-то бред о совместном бизнесе, угрожал моей дочери…

Я понимал, что нужно принимать меры, и через знакомых обратился к влиятельному человеку. Объяснил, что меня прессуют не по делу. На этом все на время замерло. Вплоть до 1997 года, когда мы сделали первый VPN для Windows, предварительно взломав NDIS-драйверы в Microsoft. Опять поднялась большая волна в американском истеблишменте, пошли публикации, мол, русские могли утащить секреты в Sun Microsystems.

В России тоже неожиданно запустили историю со стороны уже нашего ФАПСИ, начали перепечатывать истории обо мне из США, писать, мол, скоро появится новый миллиардер. А к богатым у нас во все времена относились примерно одинаково.

Дошло до открытия дела...

— Уголовного?

— Ограничились проверкой, создали серьезную комиссию, в которой участвовали высокие генералы. Не буду называть фамилии, они и сейчас на слуху… В то время мне и заблокировали получение нового паспорта. Правда, потом проверяющие обнаружили, что с момента старта ЭЛВИС+ я не взял ни одного госзаказа, не получил ни рубля из бюджета, и, видимо, рассудили, что "закрывать" меня будет не совсем правильно...

— Желания свалить не возникло?

— Нет. Хотя в Америке настойчиво предлагали остаться, давали вид на жительство. Но я не стал оформлять грин-карту, поскольку почему-то считал, что должен прожить свой век с одним паспортом. Особенно после того, как меня предупредили: перед каждым выездом из США я должен буду приходить и сообщать, куда и зачем направляюсь, а мне выдадут рекомендации, можно ли туда ехать. Я ответил, что не для того много-много лет прожил в одной системе, чтобы угодить в другую, которая тоже будет ограничивать мою свободу. Нет, спасибо!

Хотя и потом, когда я вернулся с семьей в Россию, к нам в Зеленоград приезжал консул посольства США, беседовал с моей женой и сетовал, что наш сын Саша наверняка скучает по американским игровым площадкам…

Такая вот была забавная история.

— Мы постепенно приближаемся к следующему этапу вашей биографии, когда из инноватора вы стали инвестором.

Знаете, пока занимаешься инновациями, тебе кажется, что все инвесторы — идиоты. По крайней мере, большинство. Смотришь на них и думаешь: какие-то неправильные люди, мыслят странно. Ты хочешь изменить мир, а они говорят лишь про приоритет денежных потоков, не видят великих идей, не способны оценить масштаб замысла

Иногда это слишком бросалось в глаза и дико раздражало. А потом случилась история, когда инвесторы, по сути, заблокировали выгодную сделку, на которой мы могли заработать гораздо больше. Помню, я сильно разочаровался из-за того, как все обернулось. Компанию TrustWorks Systems продали, мне в ней оставаться не хотелось. Стал думать, что делать дальше. У меня появилась любопытная идея, я попробовал стать "правильным" инвестором: нанял людей, дал им денег, и они начали работать над реализацией.

— О чем речь?

— Об управлении расходами от использования корпоративных телефонов. В то время в Европе была проблема с роумингом, и люди, выезжая из одной страны Евросоюза в другую, тратили на мобильную связь колоссальные деньги. Как-то ко мне пришел приятель-голландец и сказал: "Мой босс требует отчета, куда и зачем звоню с корпоративного номера. А я встречаюсь с его дочкой и не хочу, чтобы шеф узнал об этом раньше времени". Я предложил: "Надо сделать софт, чтобы ты мог отмечать личные контакты и все затраты, связанные с ними, вычитались автоматически".

Мы сидели в ресторане за бутылкой вина и рассуждали. Так родилась эта история. Говорю: "Давай компанию запустим?" Я нашел людей, которые все закрутили. Самому мне не хотелось этим заниматься, я привык к более масштабным проектам.

Помню, в 2003 году поехал в Непал. Поразмышлять о жизни. Побродил по горам, потом спустился на равнину и… начал распихивать свои деньги в разные стартапы.

— Сколько их у вас тогда было?

— Компаний?

— Нет, денег.

— Достаточно, чтобы вложить их куда-то по принципу "десять процентов потерять не жалко".

Потом меня позвали сделать TechTour для зарубежных инвесторов в России. Это было раскрученное мероприятие в Европе, но здесь оно никогда не проходило. TechTour и стал для меня поворотным моментом. Приехал, увидел "Лабораторию Касперского", "Яндекс", SWsoft, который позже переименовали в Parallels, Acronis, SJlabs… Подумал: "Какие классные компании!"

Но никто из западников не стал вкладывать в них деньги.

— Почему?

— Сложно сказать. Может, не доверяли. Это, кажется, 2005-й, уже Беслан произошел…

Словом, взглянул я на все и подумал: а почему бы самому не вписаться в эту историю-то? Так началась моя трансформация.

— Тем не менее в собранном вами в 2008 году первом фонде Almaz русских денег не было?

— Ноль. Инвесторы присутствовали исключительно западные. Сначала пришел Cisco. Во втором фонде уже появились какие-то ростки из России, частные вложения от предпринимателей.

— Вы говорили, что не очень любите иметь дело с отечественным бизнесом. Это правда?

— В целом, да. Во многом это связано с неумением наших людей правильно расставлять приоритеты.

У опытного инвестора образ мышления построен так, что он в первую очередь должен ущемить себя, но выполнить взятые обязательства. У нас же иногда рассуждают по-другому: лучше нарушим данное слово, но не умерим личные потребности

— Как это выглядит? Приходит человек и говорит: "Старик, извини, мне надо купить новую яхту"?

— Типа того. "Выручка не та пошла", "Жене надо слетать на Мальдивы"… Аргументы, которые нельзя воспринимать всерьез, но люди на них ссылаются.

— И что говорите в ответ?

— А что тут скажешь? Слава богу, пока ни разу не дошло до применения санкций, прописанных в соглашениях. К примеру, в качестве наказания можно лишить части прибыли. И так далее. Подобного не случалось, но постоянно играть на грани фола весьма сложно. Ведь покрывать эти истории я вынужден, как правило, из своего кармана. А потом еще неизвестно — внесет инвестор то, что должен, или нет. Есть риски.

— Значит, не каждого пускаете в компанию?

— Разумеется. Нельзя доверять первому встречному. Лучше отказаться от денег, десять раз подумать и выбрать правильного партнера. Это отношения на многие годы. Зачем втягиваться в длинную историю с теми, в ком не уверен?

Стараюсь изначально быть аккуратным в выборе компаньонов. Да, у некоторых случались финансовые разрывы, но все исполняли свои обязательства. У меня ни к кому нет претензий. Наверное, повезло. Знаю много историй, когда венчурные фонды создавались на деньги LP — крупных частных инвесторов, которые потом уходили, и все получалось не слишком красиво. Повторяю, мне очень повезло с партнерами. Они отбирались селективно. Существенно помогают рекомендации моих институционных инвесторов типа Европейского банка реконструкции и развития, у них есть списки, они смотрят, что за люди хотят вступить в проект, и дают советы: этот подходит, а тот — нет. Но решаем мы сами, конечно.

— А сотрудничество, к примеру, с находящимся под санкциями Вексельбергом накладывает на вас дополнительные риски?

— Из-за этого у нас не возникало никакого напряга. История простая. Есть четкие правила, которые надо соблюдать. Если событие уже наступило, деньги, взятые раньше, остаются в обороте, а новые брать нельзя. Допустим, я стартанул с фондом, в котором десять человек под санкциями. Ясно, что такое чудо работать в Америке или Европе не сможет, умрет в первый же день. В случае же, если санкции против инвестора ввели после создания фонда, мы попросту не можем распределять заработанные им доходы. Нужно их сложить, и они будут лежать веки вечные, пока не разрешат забрать. Но это уже не наша история.

— Ладно, а система цифровой маркировки товаров "Честный знак", в которой вы участвуете с Алишером Усмановым и Ростехом? Это, по сути, госзаказ, хотя вы всегда декларировали, что не работаете на государство.

— В проекте нет ни рубля из бюджета. Он делается на частные деньги. Общие затраты составляют около двухсот миллиардов — сто наших и столько же привлеченных. Я обсуждал проект с Европейским банком реконструкции и развития, с Международным валютным фондом, он всем нравится, поскольку может способствовать росту инноваций в России. А социально проект важен не только для нашего государства. Если бы не санкционные проблемы и — как следствие — сложности в сотрудничестве с другими странами, опыт можно было бы раскатать по миру — по той причине, что он очень востребован.

Это выгодно и бизнесу, и государству, и людям.

К примеру, возьмем острейшую проблему, связанную с питьевой водой. Как контролировать качество и выявить недобросовестного конкурента, если один производитель качает из артезианской скважины, второй разрабатывает природные источники, а третий вливает химию в воду из-под крана? Вкусовые качества вроде бы похожи, а эффект радикально разный.

Больная тема, согласитесь.

А почему, как вы думаете, идею с маркировкой сразу поддержали табачники? В Россию поступает масса контрафакта, его везут от ближайших географических соседей. QR-коды — барьер на пути "левака". Тем более что их можно автоматически печатать на сигаретных пачках. В то время как наклеивание акцизных марок требует снижения скорости работы конвейера на 30 процентов.

Эта же проблема касается медицины, где не менее важен и социальный аспект, и вопрос качества.

Категории, где вводится маркировка, определяет государство, наводя порядок в чистоте бизнеса. Ничего подпольного, все должно быть учтено с точки зрения уплаты налогов, прозрачности доходов.

Сопротивление идет мощное. Понятно, что проект нравится далеко не всем, он грозит разрушить многие нелегальные логистические цепочки. Прослеживаемость товаров позволит контролировать процесс от начала до конца. И посредники, которые привыкли кормиться, что называется, по дороге, оказываются не у дел.

Я уже упоминал лекарства. Критически важно быть уверенным, что в аптеке вам продают именно то средство, название которого указано на упаковке.

Или взять продукты питания. Нельзя писать "Свежее молоко", если оно изготовлено из порошкового. Это разные статусы по цене, качеству, воздействию на здоровье покупателя. Коды позволят маркировать продукцию и отслеживать любой контрафакт.

Ваш браузер не поддерживает видео

— А подделать ваши QR-коды нельзя? Голь на выдумки хитра, что угодно замастырит...

— Теоретически в этой жизни все можно скопировать, вопрос в том, что злоумышленник в любом случае будет выявлен.

— Врагов много нажили?

— Не знаю. По крайней мере, по-прежнему обхожусь без охраны. Никогда не видел в этом смысла.

Наверное, проектом маркировки товаров мы перешли кому-то дорожку, отгоняем от кормушек, но порядок ведь наводить надо.

Считаю, что производство медикаментов, детского питания, безалкогольных напитков точно нуждается в системе тотального отслеживания. Что же касается сопротивления, мне не привыкать. Нечто подобное мы проходили, когда запускали кассовую реформу, давшую громадную пользу государству. И тогда страшно давили, а сегодня на этом практически живет статистика страны. Даже в период пандемии.

Это тоже была абсолютно инновационная история. Запуск кассовой реформы дал старт многим интересным проектам. Случился своего рода высокоинтеллектуальный взрыв, рождение новых вертикалей, способных пронизывать систему сверху вниз.

— Но где государство, там часто коррупция.

— Не на этой теме. На маркировке она невозможна. Раньше считал, что бизнес начинается с интересной технологии, потом переосмыслил и понял, что в основе лежит услуга, потребность в определенном продукте. Затем уже появляются технические средства и решения, которые позволяют это обеспечить.

Маркировка товаров — шанс для построения стартапов. Скажем, почему не создать "умную" аптечку, где будет собрана информация о том, что за лекарства у человека есть дома, как их правильно принимать, когда истекает срок годности? Все сведения — на основании сканированных кодов. Это удобнее, чем читать напечатанную маленькими буквами инструкцию

Повторяю, для инноваций нужен правильный мотиватор. Убежден, что при запуске государственно-частного партнерства, когда решается социально важная задача, обязательно появится что-то новое.

Это раньше бюджетные средства вкладывались в технологии для решения госзадач — та же оборонка служила драйвером развития. Сейчас другая история.

— Правильно понимаю, что маркировка — один из ваших приоритетных проектов?

— Мой пробный шар: смогу ли что-то делать в России. Знаю, что многое мне сегодня запрещено. Хочу найти то, что разрешено.

— И чего вам здесь нельзя?

— Уже говорил: устав фонда Almaz Capital не позволяет инвестировать в Российскую Федерацию.

— Almaz Capital зарегистрирован в Штатах?

— Нет, наш третий фонд, например, прописан в Люксембурге. Европейские инвесторы попросили уйти туда с Кайманов. Типичная история для транснациональных фондов.

— Отношение к русским сильно изменилось в последние годы?

— Безусловно. После Крыма.

И не только к деньгам или инвесторам.

Есть ограничение даже на использование специалистов из России. Новая волна! Официально нигде не записано, никто прямо не скажет, что нельзя брать, но негласно привлечение российских разработчиков не приветствуется. Поэтому многие отечественные компании, вышедшие на международные рынки, стараются скрыть происхождение

Таковы реалии. Но внешние обстоятельства — одно, а желание сделать что-то полезное для России — другое. История ЦРПТ, Центра развития перспективных технологий, занимающегося системой цифровой маркировки, — лакмусовая бумажка для меня. Когда делались онлайн-кассы, я не скрывал, что моя цель — создание объектов для инвестирования Almaz. А в проекте с маркировкой хочу увидеть, какие рождаются плоды. Да, какое-то сопротивление еще будет. Как и крики про ограбление страны, но, думаю, уже не только государство, но и бизнес, и потребители видят выгоду.

Часть 3
О мотивации, фишинге, жульничестве, бизнес-предприимчивости, многоженстве и Гюльчатай

— Но вы ведь не из благотворительности занялись маркировкой. Сколько рассчитываете зарабатывать с каждого кода?

— 50 копеек. Уверяю вас, деньги в данном случае — не самое главное. Для меня это попытка запустить инновации. Неплохо, если сможем отбить вложенное. Нас на каждом шагу пытаются остановить: мол, давайте исключим молоко, лекарства, минеральную воду… История на грани. Пока мы сидим в убытках, в сильном минусе.

Хотя видел мультики о новых яхтах Алишера Бурхановича. Мне кажется, у него и старая неплохая, а я вообще без этого обхожусь.

— Почему?

— На мой взгляд, это не сохранение капитала, а банальные понты. Сначала люди стремятся купить, а потом многие обладатели дорогих игрушек думают, как бы избавиться от обузы? Уже объяснял вам: я рано познакомился с американскими миллиардерами, они рассказали мне правду про богатство. Не в нем счастье.

Посмотрите на мировую элиту айтишного бизнеса. Наша пресса любит сочинять истории об их домах на Гавайях и прочей роскоши… Но я вижу иное. В подавляющем большинстве это аскетичные люди, совершенно спокойно относящиеся к материальным ценностям. Зачем покупать яхту, если сможешь пользоваться ею раз в году?

— Как считаете, наши толстосумы наедятся когда-нибудь?

— Надеюсь. Даже верю. Вижу, состоятельные люди в России все чаще задумываются, что можно не на предметы роскоши в очередной раз потратиться, а вложить частные деньги в то, что принесет пользу обществу. Должен измениться концептуальный взгляд на происходящее вокруг.

— А ваша личная мотивация в чем?

— Мне интересно увидеть Россию инновационной. Хочу, чтобы российский капитал начал работать в стране, а не только за ее пределами. Поэтому пытаюсь продвигать простую, на первый взгляд, идею — инвестиции в обмен на рынок или рынок в обмен на инвестиции. Как кому больше нравится.

Если гарантирован спрос и понятен объем рынка, можно рисковать и частнику, и государству. Главное — закрепить обязательства сторон в так называемом ГЧП, государственно-частном партнерстве.

А проекты могут быть разными: и "умная" дорога (перевозка груза из Китая в Европу за 12 дней по цене морской доставки), и "умный" дом (скажем, все строящееся жилье не сдавать без интеллектуальной системы ЖКХ). И так далее. Главное, что подобные проекты реальны, за ними стоят живые люди, они дадут спрос на новые инновационные решения в области интернета, программного обеспечения, радиоэлектроники.

Именно так подхожу к проектам: нужно запускать спрос на инновации через технологические вызовы для предпринимателей и инженеров, а не через так называемое импортозамещение.

И еще. Например, если мы умеем делать конкурентные солнечные батареи, давайте поставим перед собой задачу, что пять-десять процентов всех сдаваемых объектов строительства будут покрыты такими панелями

Мне важна не только прибыль, но и то, что получится в итоге, будет ли развитие всей цепочки, начиная с софта и заканчивая микропроцессором. Сколько новых компаний появится и станут ли они конкурентны на мировом рынке, с какой капитализацией.

Деньги же — некий индикатор, показатель успешности проекта. Хотя никогда не стремился попасть в список Forbes, это точно не являлось для меня целью.

— Все так отвечают.

— Рассказал вам биографию: в советское время я круто взлетел вверх и к 90-м годам поднялся очень высоко. Вы вот про личный самолет спрашивали. У нас в ЭЛАСе было три борта, и практически в любое время я мог заказать их для своего полета или как главный конструктор предоставить министру либо иной структуре.

А потом наступила новая жизнь, все регалии и привилегии мигом исчезли. Качели: то, значит, вершина, то — подножье. Я прошел несколько таких периодов.

В нулевые, например, потерял значительное количество денег, отдав их в доверительное управление. Был слишком занят своим бизнесом. Даже в прошлом году у меня почти увели большую сумму.

— Каким образом?

— Банальным, к сожалению. Лихо раскрутили нас с моим хорошим другом и партнером, известным айти-предпринимателем.

Я перечислил ему заем, и деньги оказались на чужом счету в Гонконге.

— Такое возможно?

— Элементарно! По заявлениям гонконгской полиции, подобное происходит пять-шесть раз в неделю. Работают международные преступные организации, которые профессионально занимаются фишингом. Выбирают человека и ведут его. Вот мы с вами сегодня наговорили много всякого. Прочитает кто-то наше интервью: ага, этот парень, возможно, из Forbes, у него есть фонд, активы, проекты… Надо бы прощупать.

И начинают мониторить. Меня наверняка долго пасли. Где-то произошел взлом, залезли в историю переписки с тем самым другом-айтишником. Думаю, все случилось в Китае, когда я на три часа оставил телефон без присмотра в номере отеля. Или товарища взломали, у него в компании всякие люди работают.

В разных софтах по-прежнему остается много дыр. Мы могли дать доступ к служебным почтовым ящикам своим секретарям, чтобы те вели их, отвечая на нудные письма. Есть такая специальная функция.

Сложно сказать, но факт остается фактом: кто-то вклинился в нашу переписку, незаметно подключился…

— В итоге вы перевели деньги со счета, а они уплыли не туда?

— Фантастическая история! Когда рассказал Тимуру Бекмамбетову, он ответил: это готовый сюжет для сценария голливудского фильма. Идеально ложится! И знакомый продюсер, с которым я встречался на Тайване, подтвердил слова Тимура. Только, говорит, надо добавить женскую линию, и успех гарантирован, народ будет смотреть.

— В двух словах перескажите.

Не знаю, где и когда меня с приятелем посадили на крючок, но с определенного момента за нами пристально следили. Зарегистрировали и открыли специальные компании, создали доменные имена... Целая операция! Можно жить год и не знать, что вас выбрали в качестве жертвы и ждут, когда появится возможность забросить наживку, которая будет проглочена

Все люди, периодически сталкиваясь с проблемами, обращаются за помощью к партнерам или друзьям. Вот и в переписке с моим товарищем возникла эта тема. Фигурировала весьма крупная сумма.

— Порядок цифр?

— Не хочу уточнять. Миллионы долларов.

Когда мы начали обсуждать вопрос о займе, жулики включились по полной. А до этого изучали нашу психологию, вплоть до стиля и манеры общения. После чего стали аккуратно менять сообщения, точнее, вкраплять собственные и сворачивать все в нужное им русло.

— А вы ничего не заметили?

— Говорю же: работали профи! Они не выключили наш диалог, а влились в него. Не всю переписку им удавалось контролировать, к тому же мы созванивались по телефону, какие-то нюансы проходили мимо аферистов, но по последующим действиям они четко понимали, о чем мы общались, и продолжали вести свою игру.

Уже говорил, что порой прошу кого-то из коллег составить вместо меня деловое письмо, которое потом сам отправляю. Люди, хорошо со мной знакомые, понимают: это писал не я. У любого человека существует авторский почерк, повторить его трудно, а вот этим жуликам подделать удалось. Не знаю, использовали они искусственный интеллект или нет, но потрудились хорошо. А дальше начали режиссировать за нас. Отключать, например, в какой-то момент почту, не доставлять одно письмо, менять его на другое…

Конечно, это высокое мастерство. Я же с человеком в постоянной переписке, а тут не почувствовал, как нас трамбуют по полной программе. Обоих. В итоге они даже прислали сертификаты для проверки компании, предоставили все затребованные документы, и… деньги ушли на другой счет.

В ключевой момент я летел в Сан-Франциско из Амстердама. В самолете работал Wi-Fi, можно было пользоваться телефоном. Сперва я пропустил звонок, потом попытался вернуть, но уже у товарища оказался занят номер. Пишу сообщение, мол, как дела, деньги к тебе ушли три дня назад. Получаю ответ: ты о чем, ничего не поступало. Ну, шок на взлетной полосе. Я начал судорожно звонить, стюардессы, естественно, забегали. Дескать, во время набора высоты надо выключить телефон. Словом, обстановка накалилась. Я летел и думал, что в 2019 году взрослых мужиков развели, как пацанов...

Приземлился в Сан-Франциско, меня встретил сын, мы поехали на ужин с коллегами. Приезжаем, а они уже в курсе. Мой партнер по несчастью, пока я летел, поднял всех на ноги. Удивительное совпадение, один из членов совета директоров компании моего товарища — бывший главный юрист Агентства национальной безопасности США. В 1997 году именно АНБ пыталось разобраться с VPN для Windows-среды, который мы разработали и лицензировали, а потом продали Sun Microsystems. Очень заметная, известная личность. Когда он узнал, что дело с переводом денег на левый счет касается и меня, он вспомнил старую историю и попытался помочь. Остановить транзакцию можно было только по неофициальным каналам, без судебного заключения арестовать счет нельзя.

Операцию заблокировали, потом уже пошли формальные процедуры, суд…

— Вернули деньги?

— До копейки. За вычетом юридических услуг.

— Мораль сей басни какова?

— Мир стал более агрессивным. А публичность не всегда хороша. Сейчас надо быть еще осторожнее. За вами могут следить, караулить в ожидании удобного момента, чтобы использовать в корыстных целях.

Хотя, если говорить откровенно, отношение к жизни я не поменял. Нельзя поголовно не доверять окружающим. Все случаи разные. В чем точно убедился, так в том, что деньги — зло человеческое.

— Да?                                                                                      

— В определенном смысле. По крайней мере, я так воспринимаю.

Из-за денег люди идут на предательства, совершают поступки, после которых не знают, как выпутаться. Грустные истории…

— Выход?

— Прощать. Не вижу смысла таить зло, тем более сводить счеты. Если человек понял, что совершил подлость, уже хорошо. А тому, кто не в состоянии признать собственную вину, никак не помочь.

Зачем суетиться? С точки зрения вечности наша жизнь длится лишь мгновение…

— Философский взгляд на жизнь помогает?

— Может, меня кинут еще десять раз. Как это узнаешь заранее? Понимаете, все относительно. Кто-то поведение коллег назовет жульничеством, а другой будет говорить о бизнес-предприимчивости. Нечестные люди есть везде, в разных видах деятельности. Они пользуются чужой неопытностью, доверчивостью. Такое случается сплошь и рядом. Помните, в фильме "Силиконовая долина" инженер пытается понравиться потенциальному работодателю, рассказывает свои задумки, а рядом сидят 30 специалистов и все аккуратно записывают, чтобы потом попробовать реализовать идеи. Как расценивать подобное? Как обман наивного?

Еще раз повторю: многое зависит от отношения к той или иной жизненной ситуации. Я вот, к примеру, фаталист по натуре. Много раз садился в самолет, у которого в воздухе выявлялись неисправности, но из-за этого не перестал летать. Или взять коронавирус. У меня есть партнеры, разводящие в недоумении руки в стороны: что ты везде ходишь, ездишь, рискуешь? С ума сошел?

Конечно, стараюсь соблюдать меры предосторожности, но в то же время понимаю: чему быть, того не миновать. И в бункере можно заболеть. Кто-то случайно чихнет, а ты подцепишь.

Поэтому я за разумную достаточность. За риск в умеренных дозах.

— Как и положено венчурным инвесторам… Вы параллельно занимаетесь разными проектами, за что вас с коллегами зовут многоженцами. Кто сейчас в роли Гюльчатай в гареме Almaz Capital?

— "Любимых жен" много. В этом-то и проблема. Когда вкладываешься в ту или иную компанию, они все становятся для тебя классными, родными и близкими.

— Нельзя любить всех одинаково.

— Да, на разных этапах кто-то может требовать больше внимания. И совсем не факт, что самые лучшие. Они способны расти без дополнительной помощи, а выручать надо середняков и слабаков. Да, есть и те, кого не вытянуть, тут уже приходится выбирать, на что направлять усилия — спасать или заняться другими, которые могут подняться.

Меняются обстоятельства, рыночная конъюнктура, технологии устаревают. Сидишь, анализируешь...

— А из прежних проектов какой вам наиболее дорог?

— Ясно, что первая любовь — самая запоминающаяся...

На старте у нас был видеомессенджер Qik, который мы продали Skype. Единственное, о чем до сих пор сожалею, — рано выскочили. Пожадничали наши соинвесторы, захотели выйти в кеш. Надо было брать акции. Хотя бы на половину суммы. Через полгода компанию Skype продали Microsoft в шесть раз дороже

— Вы за сколько отдали?

— По цене стоимости акций на тот момент.

— А в абсолютных цифрах?

— У нас покупали за миллиард долларов, были готовы заплатить акциями, но мы взяли кеш да еще со скидкой. Так всегда бывает с наличными. А потом компания ушла за шесть миллиардов…

Такая вот история. Она могла выглядеть совершенно по-другому. Это запомнилось и многому меня научило. Например, как при помощи пары правильных звонков резко поменять цену.

— За счет искусственного подогрева интереса к сделке?

— Конечно. Возникает конкуренция, и цена идет вверх. Стоит зашевелиться солидным игрокам, и все начинают нервничать, боясь упустить выгоду. В инвестициях психология тоже очень важна.

Это постоянный поединок, соревнование, кто кого. Убежден, что энергетический вампиризм существует, а внутренняя мотивация зашита в генах. Уже говорил, что мой отец начинал последний проект, когда ему стукнуло 80 лет с гаком. Не понимаю, как можно сидеть без дела. С ума сойду, если не буду занят чем-то серьезным. Опять же — я постоянно общаюсь с молодыми людьми, заряжаюсь от них. Не вижу себя со стороны, смотрю в их горящие глаза, проникаюсь их азартом, увлеченностью. Они строят планы на 20 лет вперед, и я невольно забываю о возрасте, включаюсь в процесс. Полезный опыт.

— С третьим фондом Almaz Capital вы еще на десяточку подписались.

— На самом деле осталось уже восемь лет, но все равно срок значительный, согласен. Да, я взял на себя определенные обязательства. Есть понятие key person, оно подразумевает, что в случае, если решу уйти, LP, основные партнеры, тоже могут сказать, что заканчивают на этом совместную историю с фондом. Они вольны и продолжить, но получают право выйти из Almaz Capital. Этого точно не хотелось бы, поскольку фонд — мое детище, и я рассчитываю еще не раз поднять бокал после совершения удачных сделок.

— Все-таки с шампанским?

— Мы же с вами в самом начале разговора выяснили: главное, чтобы повод был достойный, а с напитком разберемся...

Читать на tass.ru
Автор
Андрей Ванденко