Араз Агаларов: я научился жить сегодняшним днем

— Как-то вы сравнили себя с дирижером, Араз Искендерович.

— Было такое, да.

— Что сейчас играет ваш оркестр?

— Задача уже не новый репертуар разучивать, а старый сохранить. Если образно выражаться…

Ситуация в экономике сложная, на данном этапе приходится думать не столько о развитии бизнеса, сколько о том, чтобы его удержать. Все сошлось — и пандемия, и налоговая нагрузка, которая давит на предпринимателей… На мой взгляд, она не соответствует реалиям.

Критиковать правительство — не самое благодарное дело, но ведь факт, что в бюджеты всех уровней бизнес в виде налогов отдает 40 копеек с каждого полученного рубля. Для тех, кто сам создавал предприятия для работы на внутреннем рынке, это тяжелое бремя. Таково мое мнение. Совокупный спрос уменьшился, у многих людей упали зарплаты, доходы снижаются который год подряд…

Мне давно кажется, что пора сокращать налоги. Понятно, сейчас на это не пойдут, но в консерватории надо что-то менять. В стране как бы две экономики. Разные.

Поэтому и говорю: нам не до жиру, сохранить бы репертуар, не потерять лицо. Это трудно, но пытаемся.

— А какой у вас оркестр — симфонический, камерный?

— Для тех или иных случаев задействуем разные инструментальные коллективы. Все зависит от задач, которые решаем в конкретный момент. Иногда может быть и квартет, и даже трио. Мы ведем строительство, осуществляем эксплуатацию зданий, занимаемся торговлей, сферой обслуживания, организацией выставок, у нас есть сеть гипермаркетов "Твой дом", "Вегасы", Crocus City с концертным залом, павильонами Expo и гостиницей…

Много всего, очень разные направления деятельности! Можем сами себя, как говорят сейчас, загрузить контентом. На любой вкус.

— Я почему разговор начал с музыки? Вы рассказывали, что первые деньги заработали с ее помощью.

— Да, в советское время в Баку были распространены студии звукозаписи. И стоили их услуги весьма дорого. За 60-минутную компакт-кассету клиенты платили 10 рублей, за полуторачасовую — 15. Это официальная цена!

Заказов поступало много, государственные студии (а других тогда не существовало) банально не справлялись, и я договорился через знакомых, что буду записывать кассеты дома, а потом отдавать на реализацию. Такой, знаете, примитивный аутсорсинг. Условия мне поставили кабальные: платили по 2 рубля за штуку, остальное оставляли себе.

— И сколько у вас набегало?

— Не поверите, до 1000 рублей в месяц. 

— Огромные деньги по тем временам!

— Конечно. Дипломированные инженеры получали в несколько раз меньше, а я тогда лишь поступил на первый курс института. Дело быстро поставил на коммерческие рельсы: покупал мастер-кассеты с записями с виниловых пластинок, а уже потом параллельно тиражировал их на десять магнитофонов. За "мастера" просили и 150 рублей, и 200, и 250. Дорого! Но в итоге затраты окупались с лихвой.

— Жертвовали качеством?

— Нет-нет, все делал по высшему разряду. Я не гнал барахло, у меня стояла хорошая техника, настоящие деки.

— А где вы их взяли? Это ведь тоже стоило немалых денег.

— Расширялся постепенно. Сначала было два магнитофона, потом накопил еще на один, еще…

Знаете, я рано повзрослел. Мне не исполнилось и 14 лет, когда не стало отца…

— Что случилось?

— Наследственная предрасположенность. Все мужчины по отцовской линии умирали от инфаркта или инсульта в результате закупорки сосудов. Это в 2000 году произошло и с моим старшим братом. Он был атлетичным человеком, каждый день проходил пешком десятки километров, чуть ли не бегом взбирался на пятый этаж. И вдруг неожиданная смерть в 61 год…

Тогда я пошел к врачам, стал вникать и выяснил, что у нас в роду генетически высокий уровень холестерина и триглицеридов, в несколько раз выше нормы. Оказывается, это удел многих физически крепких людей. Есть больные, которые еле-еле ходят с клюшечкой, но живут до 100 лет. Как в анекдоте: он болел дольше, чем другие жили. Строго говоря, холестерин, триглицериды — показатели физического здоровья. Но в больших дозах они мешают кровообращению, откладываются в сосудах, что рано или поздно приводит к инсульту или инфаркту.

Я разобрался в этой истории, понял, что надо пить статины и никотиновую кислоту, нашел в Америке толковых консультантов и уже на протяжении 20 лет поддерживаю нужный уровень холестерина…

Кстати, интересный факт: знаете, какая средняя продолжительность жизни врачей в мире? На 15–20 лет короче, чем у их пациентов. Такой вот парадокс, которому трудно найти логическое объяснение. А вы обращали внимание, что среди консультантов-психологов много одиноких и разведенных людей? Тоже странная ситуация. Значит, другим они советуют, как наладить жизнь, улучшить отношения в семье, а с собой не могут разобраться?

Так и с врачами. Если иду к окулисту и вижу у него на носу очки, меня это настораживает. Что же за специалист, который не в состоянии помочь себе, но собирается вылечить меня?

— Фундаментально подходите к вопросу.

— Да, несколько критически к этому отношусь. 

— Не только к этому.

— Есть такая черта, ваша правда. Я с молодости въедливый, дотошный. Считал: если хочешь что-то делать хорошо, сначала во всем сам разберись.

— Почему после школы пошли в политехнический институт?

— Честно сказать, туда легче было поступить. В те годы в Баку котировались два вуза — политех и Азербайджанский институт нефти и химии, но там конкурс всегда сумасшедший. Еще, понятно, юрфак университета, однако на него в советское время попадали только дети секретарей райкомов, судей и прокуроров.

— У вас тоже не самая простая семья.

— Отец работал замдиректора по науке Института водных проблем Академии наук Азербайджана, в своей среде считался известным ученым, близко дружил с ректором Института нефти и химии. Когда мне исполнилось 16 лет, мама пришла к нему домой. Мол, здрасьте, хочу посоветоваться, куда поступать Аразу, на какой факультет подавать документы. Выразилась иносказательно, прямо не просила, но намек был понятен. И вот близкий друг отца, которому тот помогал писать докторскую диссертацию, сказал, что вопрос лучше обсуждать не с ним, а с моим старшим братом. "Он же работает старшим преподавателем в политехническом?"

— Отфутболил.

— Можно и так сказать. Я хорошо запомнил тот ответ…

В итоге подал документы в политех, поступил, учился и параллельно зарабатывал на жизнь перезаписью кассет. В 1976 году окончил институт, получил диплом инженера связи и направление на междугороднюю телефонную станцию Баку. Признаться, не рвался работать по специальности. Вот совсем!

— Почему?

— Мне казалось это скучным. Я был активным молодым человеком, хотел расти и развиваться, а тут какая-то рутина, все такое не очень интересное. Правда, меня быстро, уже через два года, выдвинули на пост освобожденного председателя профсоюзного комитета работников связи, хотя я и не стремился на эту должность.

— Престижную?

— В некотором смысле — да. Сейчас, в эпоху мобильной связи, трудно поверить, но в конце 70-х годов прошлого века телефонисты обладали определенной властью и ресурсами. Помните, как у Высоцкого? "Я набираю вечное 07…" Возможности междугородней телефонной станции были ограничены, люди часами ждали соединения, а я решал проблему за секунды. Конечно, ко мне часто обращались с просьбами, и я не отказывал.

— Интересно, кагэбэшники прослушивали разговоры?

— Официально нет, но они могли легко подключиться к любой линии связи. Не вопрос! Кроме того, линейные инженеры обязательно слушали, если говорили первые лица республики. Допустим, Гейдар Алиев звонил в Москву сыну Ильхаму, который учился в МГИМО, и мы должны были обеспечить бесперебойную связь — основную линию и две резервные. Разумеется, с нас брали официальную подписку о неразглашении, но собеседники и так ни о чем серьезном не говорили, понимая, что это открытые каналы связи. Такие спокойные, бытовые разговоры.

У нас было несколько человек с допусками. Zoom, Skype и прочие ВКС (видео-конференц-связь — прим. ТАСС) тогда еще не придумали, поэтому время от времени мы обеспечивали селекторные совещания. На станции оборудовали специальную переговорную комнату, куда приходил, допустим, министр сельского хозяйства Азербайджана со всеми заместителями, и глава союзного ведомства проводил с ними заочную конференцию. Я всякий раз поражался, насколько руководители из Москвы владели ситуацией в стране. Досконально знали, что происходит на местах! Представляете, в СССР 15 республик, огромное хозяйство, а министр каждому задает точные вопросы, чуть ли не про конкретные колхозы и совхозы. И попробуй не ответить, тут же в порошок сотрет! Тогда умели отбирать и растить кадры. Не люди были, а монстры, настоящие профессионалы.

Я слушал эти разговоры и учился… Но через несколько лет почувствовал, что засиделся на месте, застрял в развитии, и захотел перемен. Вдруг появилась возможность поступить в Высшую школу профсоюзного движения при ВЦСПС (Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов — прим. ТАСС). Поехал на разведку, узнал, что нужно направление из республики, вернулся в Баку, собрал необходимые документы и опять отправился в Москву в полной уверенности, что с поступлением проблем не будет. Но оказалось, что конкурс среди абитуриентов сумасшедший, какие-то нереальные цифры. Желающие ехали со всей страны, и у каждого было такое же направление, как у меня.

Понятно, что профсоюзной науки никогда не существовало. По сути, это был обычный экономический вуз с очной аспирантурой и сохранением заработной платы. Подразумевалось, что после учебы высококвалифицированные кадры возвратятся на прежнее место службы, но уже на руководящую работу. Поэтому многие и стремились попасть в Высшую школу. Я в том числе. Хотя понимал: шансов поступить у меня мало. Надо было либо искать какой-то блат, "длинные волосатые руки", либо пытаться самому сдать вступительные экзамены на приличные отметки. С основными предметами я плюс-минус справился бы, смог бы подготовиться за оставшиеся три месяца, а вот с английским языком у меня было плоховато, честно говоря. В свое время, обучаясь в Баку в русской школе, я проделал такой трюк: в качестве иностранного языка сам себе записал… азербайджанский. Пару лет учителя не обращали на это внимания, потом вдруг опомнились: азербайджанец, который учит родной язык как иностранный… В общем, какое-то время я валял дурака и заполучил проблемы с английским.

Заведующая отделом аспирантуры в Высшей школе ВЦСПС честно сказала: "Араз, на экзамене будет Вадим Жеребков, он полиглот, знает 17 языков, его не обвести". Галина Ивановна хорошо ко мне относилась, поэтому не стала обнадеживать, объяснила как есть.

— А договориться с этим Жеребковым?

— Вот я и попросил домашний адрес преподавателя. Все равно терять было нечего, я очень хотел поступить. Приехал. Обычная кирпичная девятиэтажка в районе Курского вокзала. Поднялся на этаж, позвонил в дверь. Открыла такая еврейская женщина, окинула меня взглядом с ног до головы: "Вам кого?" Говорю: "Вадим Александрович дома?" Она обернулась: "Вадик, это тебя". Вышел Жеребков. В махровом халате, в руке — мундштук с сигаретой. Посмотрел в мою сторону еще более критически: "Что вы хотите?" Начинаю объяснять: мол, приехал в Москву, у меня безвыходная ситуация, должен поступить в аспирантуру, но с английским есть проблемы… Смотрю, он уже хочет закрыть дверь. Я продолжаю: "Может, посоветуете репетиторов?" Вадим Александрович только хмыкнул: "Рассчитываете выучить язык за три месяца? А как ваша фамилия?" Говорю: "Агаларов". "Вы хоть знаете, что означает это слово?" Тут я немножко ожил: "Мои предки из Шемаха, это был центр торговых путей, а "ага" — титул, подчеркивающий уважительное обращение к вышестоящему. Как, допустим, паша, бей или бек".

Жеребков чуть смягчился, сказал: "Ладно, зайдите, проверю ваш уровень…" А что проверять? Знания-то почти нулевые. В глазах Вадима Александровича быстро появились безразличие и пустота: "Поступить все хотят, но экзамен принимает комиссия, поэтому, думаю, у вас нет шансов". Я понимал, что сейчас выгонят, и искал способ хоть за что-нибудь зацепиться. Вдруг заметил на столе много пепельниц. Разных размеров, форм и цветов. Спросил наудачу: "Собираете?" Профессор оживился: "Кто-то коллекционирует марки, значки или этикетки, а я — пепельницы".

И тут меня озарило! Вспомнил, что у Муслима Магомаева, с которым я дружил, дома на рояле всегда стояли минимум две пепельницы. Он же курил как паровоз, по три-четыре пачки в день, и у него везде были пепельницы, которые дарили друзья. Я спросил Жеребкова: "А можно пополнить вашу коллекцию? У меня есть то, чего нет у вас". От такого предложения Вадим Александрович отказаться не смог, это же не деньги, даже не алкоголь.

— Магомаев легко согласился поделиться запасами?

— Вообще без вопросов! Сказал: "Бери, сколько нужно. Мне уже некуда складывать".

На следующий день я вернулся к профессору с большой коробкой… Он не мог поверить своим глазам. А уж когда услышал, что это подарок от Магомаева…

Представьте, Жеребков занимался со мной три месяца и сумел поставить произношение, вынуждая раз за разом повторять фразы, пока не получалось идеально. Я воспринимал язык на слух, такую методику выбрал преподаватель. Приходил я дважды в неделю на два часа, и за все время Вадим Александрович не взял с меня ни копейки, учил совершенно бескорыстно. Уникальнейший человек!

Он посоветовал мне оксфордский самоучитель, где не было ни слова на русском. Я постоянно слушал кассеты в машине и в итоге смог сдать экзамен, поступил в аспирантуру.

— А откуда у вас взялся автомобиль в Москве?

— Купил. "Жигули" — то ли "семерку", то ли "пятерку", уже не помню.

— Неплохо вы стояли.

— Не спорю, неплохо… К тому времени с аудиокассет я уже переключился на видео, а это вообще было золотое дно. Пустая кассета стоила 120 рублей, а записанная — 300. Чистый навар — 180 рублей. Представляете?

— И зачем вам при таких доходах нужна была эта аспирантура?

— Не забывайте, я рассказываю про советское время, когда полагалось строить карьеру. Статус имел большое значение. В почете были деятели культуры, партийные и хозяйственные руководители, директора заводов. Деньги сами по себе не гарантировали уважения. Двоюродный брат отца, мой дядя, работал управляющим комбината бытового обслуживания. Над ним все посмеивались, а он отвечал, что получает в несколько раз больше академиков и писателей, при этом подчеркивал, что прочел за жизнь одну книгу — "Мойдодыр". Да и ту не до конца…

К дяде относились снисходительно, в табели о рангах он стоял ниже многих, хотя деньги греб лопатой, у него в подчинении были и фотоателье, и пошивочные мастерские, и те же студии звукозаписи...

— А как вы с Магомаевым сдружились?  

— Общаться начали в Баку, когда я еще работал на телефонной станции. Муслим незадолго до этого женился на Синявской, у них продолжался романтический период отношений. Тамара была то в Москве, то в Милане. Магомаев звонил мне и извиняющимся голосом говорил: "Араз, прости, что беспокою, но нам никак не удается связаться… Не выручишь?" Ему было дико неудобно просить, он стеснялся, я же с радостью соединял влюбленных и следил, чтобы любопытствующие телефонистки не подслушивали, о чем они говорят…

Выступать он перестал в 50 лет, ушел тихо, не прощаясь, не устраивал перед этим никаких гастрольных туров, хотя был востребован до последних дней. С его голосом никто не мог сравниться.

— Вы же оплатили памятник, который стоит теперь недалеко от посольства Азербайджана?

— Да, нашел скульптора Рукавишникова и заказал проект. Даже посоветовал, как лучше изобразить Муслима. Он всегда принимал на сцене характерную позу… Рукавишников сделал на памятнике надпись: "Магомаеву от его друга Агаларова". Я настоял, чтобы эту табличку убрали подальше от глаз. Нескромно. Не во мне дело…

— Сериал "Магомаев", где в главной роли Милош Бикович, тоже снимался с вашей помощью?

— Нет, без меня. Откровенно говоря, фильм не очень понравился, не соответствует образу. Муслим был выдающейся личностью и необычайно трогательным, искренним человеком, ранимым и нежным, как ребенок. Очень скучал по Азербайджану. Одна из последних песен, которую записал в 2007 году незадолго до смерти, называлась "Прощай, Баку!". На стихи Сергея Есенина.

Мы уже много лет проводим международный конкурс вокалистов имени Магомаева. Шестой финал прошел 24 апреля в Crocus Hall. Председателем жюри по традиции была Тамара Синявская…

— А почему вы не вернулись на малую родину после окончания учебы в профсоюзной школе и защиты диссертации, Араз Искендерович?

— Меня направили в Баку. Приехал и понял, что не смогу остаться. Московская жизнь уже засосала, я увидел, что дома мне делать нечего. Город стал каким-то маленьким, масштаб другой. Это 1986 год, начало перестройки, о которой Горбачев без устали сказки рассказывал. И ему верили.

— Не любите Михаила Сергеевича?

— Считаю, если бы в то время мы пошли по так называемому китайскому пути, сохранили бы страну. Надо было отдать в частные руки, приватизировать пищевую и легкую промышленность, сельское хозяйство, а индустрию, машиностроение, металлургию, добычу угля, нефти, газа, других полезных ископаемых оставить под контролем государства и, соответственно, Коммунистической партии. Тогда СССР за короткий срок не докатился бы до ручки, а именно это и случилось под "мудрым" руководством Горбачева. Таково мое твердое убеждение. Он был экономически безграмотным человеком. Ему казалось, что на красивых лозунгах можно добиться перемен в стране, но, понимаете, нельзя менять идеологию без реформы экономической системы. Михаил Сергеевич поднял волну, которая его же и снесла.

— Ментально вы советский?

— Абсолютно! А по паспорту — гражданин Российской Федерации.

— И Азербайджана, наверное?

— Нет, у меня один документ. У сына, кстати, тоже. Хотя в свое время Эмин даже удостоился звания народного артиста Азербайджана. Еще у него есть вид на жительство в США, в 90-е сын провел там, наверное, лет семь или восемь. Учился, получил диплом бакалавра.

Мне тоже настойчиво предлагали грин-карту как… экстраординарной личности. Есть у американцев такой статус. На самом деле, забавная история. Я уже активно занимался выставками, много работал с компаниями в США, открыл в Нью-Джерси офис на 80 сотрудников, позвав из других больших фирм salesman, продавцов, которые пришли со своими клиентами…

— А так можно?

— Все перекупают друг у друга партнерские базы на разных условиях. Нельзя запретить человеку сменить место работы, если ему предлагают более выгодный контракт. А я мог предложить. Мы тогда начали проводить в Москве компьютерную выставку Comtek, которая в какой-то момент стала третьей в мире по масштабам.

Словом, в один прекрасный день я прихожу в посольство США и мне отказывают в выдаче визы. А уже назначено совещание с представителями IBM и Hewlett-Packard под следующий Comtek. Я звоню в Нью-Йорк и сообщаю, что не приеду. Мол, не пускают. На том конце провода шок. Россия в начале 90-х всех очень интересовала, на Западе думали, что здесь будет огромный рынок...

Буквально через день со мной связался секретарь посольства США в Москве: "Араз Искендерович, извините, произошло недоразумение. Мы вас ждем". Пришел. Говорят: "Советуем вам найти грамотного миграционного юриста и подать документы на грин-карту, чтобы перед каждой поездкой не оформлять визу. У вас есть все шансы получить вид на жительство". Признаться, я опешил. Спросил: "А на каком основании?" Объясняют: "Вы экстраординарная личность". Впервые услышал это выражение.

Оказывается, в исключительных случаях такой статус предоставляют выдающимся спортсменам, деятелям искусства, ученым, которые вызывают интерес у США. И крайне редко под программу попадают бизнесмены. Мол, это очень почетно. Но я-то не собирался жить в Штатах, и меня волновало, чтобы из-за грин-карты не пришлось платить американские налоги. Адвокаты заверили, что этого делать не понадобится.

Я бываю в США от силы месяц в году. По делам летаю, дочку навещаю.

— Вы отправили Шейлу за океан совсем ребенком?

— Да, ей было шесть лет. Она поехала вместе с Ириной, своей мамой и моей женой. Уехали, да так и остались.

— Сколько лет прошло?

— Считайте, если дочери уже 31 год. Четверть века пролетело...

В отличие от нас с Эмином, который в начале нулевых вернулся в Россию, дочь и Ира давно стали американками, получили паспорта. Правда, русский язык не забывают. Это хорошо. И я не теряю надежду, что смогу зазвать Шейлу в Россию, найти ей здесь интересное дело.

Эмин уехал сначала в Швейцарию, потом в США, когда ему было неполных 13 лет, и ментально он не превратился в иностранца. Видимо, характер, ощущение родины формируются примерно в этом возрасте. А когда ребенок с первого класса живет и растет в другой стране, та переделывает его под себя. Сколько раз ни пытался привезти Шейлу в Москву, она через пару недель говорит: "Пап, не могу, должна уехать. Ни подруг здесь, никого…"

— А что у нее там?

— Риелторское агентство. Устроилась в Neiman Marcus, это известная сеть бутиковых универмагов, даже стала там главным закупщиком Chanel. Потом передумала работать на кого-то, решила на себя. Пошла на курсы риелторов. Сейчас вместе с мамой покупают недорогие, полузаброшенные дома в Нью-Джерси, по сути, платят за участок и строят новое жилье на продажу. Естественно, доход не какой-то фантастический. Если удается заработать 100 тысяч долларов на доме, это считается удачей. Еще что-то сдают в аренду.

— Вы помогаете деньгами?

— А как иначе? Родные люди… И стартовый капитал, естественно, я дал.

— Вы ведь с Ириной Иосифовной знакомы с пятого класса школы?

— Так получилось. Дружить начали ближе к окончанию, потом поступили в разные институты. Ира — в педагогический, я — в политехнический, отношения немножко остыли, а на последних курсах мы опять сошлись и решили пожениться. Это 1978 год. С тех пор почти не расставались, пока Ира с дочкой не уехали в Америку. Конечно, на две страны жить семьей трудно…

— А зачем отправляли?

— Это же начало 90-х. Их не зря лихими называют…

— Попадали в криминальные разборки?

— Со мною лично ничего такого не происходило, но вы должны помнить то время. Везде было опасно, прилететь могло откуда угодно, с любой стороны, с самой неожиданной.

С коммуналкой на Бронной, кстати, тоже получилась смешная история. В Баку у меня была неплохая квартира, я обменял ее на маленькую двушку на Ленинском проспекте — буквально 28 квадратных метров над знаменитым тогда Домом мебели. А потом появился человек, который предложил расселить коммуналку на Патриарших прудах: "Араз, ты такой человек, должен жить там". Я приехал, посмотрел и согласился. Огромная квартира, а цена смехотворная. Рубли уже обесценивались, получалось порядка 10 тысяч долларов. Копейки!

Пришел маклер, говорит: ты вселяешься в две комнаты, один сосед выезжает, другому даем наличными, третьим покупаем квартиру под расселение.

Мы въехали. Я, жена, двое детей... В пятикомнатной коммуналке на 157 метров заняли две большие комнаты. А потом началась свистопляска с соседями. Маклер убеждал меня, что они скоро съедут, но те не торопились. В итоге я был вынужден дополнительно покупать квартиру для женщины с дочкой и малолетним внуком, который любил ездить по общему коридору на полном горшке, выплескивая его содержимое на пол… При этом соседка указала конкретный дом, где ей нужно жилье. Потом я делал ремонт в купленной для нее квартире…

Эпопея тянулась долго, в конце концов веселая семейка выехала. Не успели мы вздохнуть спокойно, как раздался звонок в дверь. Смотрю в глазок и вижу удостоверение сотрудника уголовного розыска. Заходят два молодых человека, показывают ордер на обыск. Оказалось, последний сосед-алкоголик, который, по словам маклера, никогда не жил в этой квартире, а был лишь прописан в ней, найден мертвым. Перепил какой-то гадости с приятелями. А у милиции возникли подозрения, не я ли отравил по-соседски, чтобы жилплощадью завладеть.

На беду, в той пустовавшей девятиметровой комнате я хранил деньги. В начале 90-х все расплачивались наличными, никто особо не доверял банкам. Думаю, сейчас товарищи из МУРа увидят коробки с кешем, и что им потом рассказывать? Сумма-то приличная, я с 1988 года занимался кооперативной деятельностью…

В общем, говорю: "Ребята, может, сначала перекусим, а потом уже за работу?" На столе у меня стояли какие-то бутылки со спиртным, быстренько бутерброды организовал. Муровцы покосились в мою сторону, но отказываться не стали. Мы сели: чуть-чуть пивка, коньячок, туда-сюда. На минуту отлучился, коробки перепрятал. Потом дверь им открываю, говорю: "Ну, ищите, что хотели". Они спрашивают: "А такой-то здесь живет?" Я честно ответил, что в глаза его не видел, но меня предупреждали: запойный пьяница, которому купили где-то квартиру, а отсюда он не выписался. Милиционеры еще посидели со мной и ушли, поняв, что к его смерти я не имею отношения.

Так история и закончилась. На Патриках мы прожили до 1997 года, когда я построил Agalarov House на Грузинке.

— Красивый дом.

— Да, неплохо получилось. У меня и Эмина до сих пор там пентхаусы на верхних этажах. Сын и сейчас бывает часто, а я практически нет, перестал жить в городе.

И это действовало, люди вносили предоплату, верили мне. То же самое в поселке, где сейчас живу. Почему назвал его Agalarov Estate? Я брал деньги на стройку под свое имя. Это работает, так правильно. Если бы те, кто клепает дома в Москве, подписывались под каждым объектом, такого уродства, которое вокруг налепили, было бы меньше. Твоя фамилия — это другая ответственность.

— А правда, что вы начинали с торговли матрешками?

— У нас был торгово-закупочный кооператив, который занимался абсолютно всем, что пользовалось спросом у иностранцев. Палехские шкатулки, павловопосадские платки, матрешки... Поставляли товар в магазины duty free во все московские аэропорты. Те не имели права закупать продукцию в частном секторе, могли приобретать ее только у юридических лиц. Мы же спокойно затаривались на рынках, потом сами начали брать картон на Балахнинском комбинате, изготавливать пресс-формы, делать шкатулки. Большое производство! И продавали на очень приличные суммы. Тогда валюту было не достать. А мы на доллары покупали и привозили в Москву компьютеры, создали совместное российско-американское предприятие "Шафран", по-английски — Crocus.

Это первые шаги.                                                             

— Тесть Иосиф Гриль вам помогал?

— Он был богатым человеком, обладал большими связями, в свое время мог решить разные вопросы в Баку и Москве, но это осталось в прошлом. В Crocus Group Иосиф Евгеньевич числился вице-президентом. Почетная должность для уважаемого аксакала. Он с удовольствием приходил в наш офис, проводил какие-то юридические консультации, вокруг него была своя тусовка…

Однажды привел хасидов, таких, знаете, с длинными пейсами, сказал, что хочет издать Российскую еврейскую энциклопедию. Мне было немного странно, что ее должен оплачивать я, стопроцентный азербайджанец, но — ладно, дал деньги, книжки напечатали.

К слову, с ними тоже связан забавный случай.

— Много их у вас.

— Жизнь такая…

В общем, на Пироговском водохранилище у меня стоял речной трамвайчик "Москва". На нем можно было и покататься, и банкет красиво накрыть. Как-то попросили принять высокую израильскую делегацию во главе с легендарным премьер-министром Ицхаком Рабином. Ну, надо, значит, надо. Встретили мы гостей. Естественно, все немножко выпили, после чего случился словесный конфликт.

Наши предложили тост за силу русского оружия. С обязательным троекратным "ура" в конце. Тут встал важный израильтянин и заявил, что "жег эти ваши танки, как спичечные коробки". Представляете, что началось?

Я понял, что назревает крупный международный скандал, и влез в разговор. К счастью, на корабле оказалось несколько экземпляров Еврейской энциклопедии. Говорю: "Хотите покажу?" На Рабина книга произвела колоссальное впечатление. Он начал обниматься, потом заявил, что даст мне израильский паспорт. Я поблагодарил и сказал, что не надо. Дескать, и так нормально. Потом зачем-то добавил, что у меня жена еврейка. Гость уцепился: "Она знает иврит? Хочу пообщаться". Я постеснялся честно ответить, что Ира не владеет языком, сдуру ляпнул, что говорит по-еврейски. Пришлось выкручиваться, сочинять, что она в Гонконге, где сейчас глубокая ночь…

Во всяком случае, тему танков удалось замять.

— Как и мой вопрос о ваших отношениях с криминальным миром.

— Отвечу. Мне скрывать нечего.

— Расшифруйте.

— Давал понять, что с Агаларова никто ничего не получит. Ни копейки. Это знает вся Москва: я ни разу ни одной "крыше" не заплатил. Какие бы страшные бандиты ни приходили. Встречал их, как вас: чай, кофе. И объяснял: пугать меня бессмысленно.

— А с кем из авторитетов вам довелось общаться?

— Да со всеми. Помните книжку "Москва бандитская", такую толстую, самое первое издание? С каждым, кто там перечислен, у меня были персональные встречи.

— Что вам предлагали?

— Ничего. Но они же профессиональные люди, никогда не приходили и не говорили, мол, побьем или что-нибудь поломаем, если не заплатишь. Использовалась стандартная схема: создавалась проблема, потом появлялся человек, к которому ты был как бы вынужден обратиться за помощью…

Со мной это не работало, я категорически отказывался просить о чем-либо.

— И как объясняли такую несговорчивость?

— Говорил, что мне не с кем и нечего решать.

Был ли это блеф? Считаю, особо я не рисковал. Как бандиты могли навредить? Разрушить магазин? Ну и черт с ним, построил бы второй. В долю брать никого не собирался, никогда не имел никаких соучредителей.

— Охрана у вас есть?

— Такая, символическая. С 1993 года. Тогда ездить одному было как бы неприлично, полагалось иметь машину сопровождения, так называемую двойку. Лимузин, а сзади — джип. Все подобным тандемом катались… Знаете, как-то я был в Австралии, мы пытались тогда построить казино, готовили проект, и я изучал зарубежный опыт. Слетал в Лас-Вегас, посмотрел Venice и хотел на месте нынешнего Vegas открыть комплекс "Ривьера" — тоже с рекой, лодками. И чтобы фасады — как в Hotel de Paris в Монте-Карло…

Партнеров мы нашли в Сиднее. Паркеры — самая богатая семья Австралии, о них книги написаны. Им принадлежит единственное казино на континенте. Мне организовали встречу с главой семейства. Он задал вопрос: "У вас есть охрана?" Я ответил утвердительно. Паркер спросил: "Зачем она вам?" Я сказал: в России так принято. Видимо, услышанное его устроило, поскольку он согласился иметь с нами дело. Правда, потом казино в Москве запретили и проект не состоялся.

Конечно, охрана нужна больше для видимости. Главное — уверенность в себе, в своих силах. Я вот не боюсь ни самолета, ни высоты, вообще ничего. Был случай, как-то сильно порвал связку на ноге. Это 2011 год. Полетел на операцию в Германию. Все сделали как надо, но через три дня мне вдруг стало плохо. И все хуже, хуже, хуже...

Прибежали врачи, измерили давление и заметались, схватили носилки, понесли в реанимацию. Потом вызвали карету скорой помощи, погрузили в автомобиль и с полицейским сопровождением повезли в другой госпиталь. Со мной были друзья. Что-то вроде группы поддержки. Увидели, что увозят, запрыгнули в салон. Мне диагноз не говорили, а им шепнули про тромбоэмболию, мол, можем потерять пациента в дороге.

Смотрю, сидят и чуть ли не плачут, глаза на мокром месте. Предлагают: давай Эмину позвоним, пообщаешься, туда-сюда.

— Типа попрощаться?

— Я хоть и был в полуобморочном состоянии, но сказал: вы что, идиоты? Сын в Баку, у него скоро начнется важный концерт. Какой смысл человека дергать? Ну, позвоните, сообщите, что папа умирает. Сюда Эмин за минуту не прилетит, а выступление сорвет.

Все будет нормально. Чему быть, того не миновать. Я хорошо жил, сыну не придется за меня краснеть…

А потом в больнице, когда привезли в кардиологию, выяснилось, что диагноз ошибочный, нет никаких тромбов.

— Но завещание после этого написали, Араз Искендерович?

— Что тут делить? Дочь и сын. Других наследников нет. Сами между собой разберутся.

— А вдруг не поделят?

— Не-не, у нас в семье такого не может быть.

У Эмина с Шейлой прекрасные отношения, они очень любят друг друга. И люди по натуре хорошие.

— Для себя вы установили возрастную планку, когда готовы отойти от дел?

— Да рано пока об этом думать. Чувствую себя нормально, и мотивация не пропала.

Работы предстоит много. У нас ведь большая кредитная нагрузка, надо ее снизить, чтобы детям было легче со всем остальным справляться. Нельзя в таком состоянии оставлять компанию, придется еще потрудиться.

— Как же вы влезли в долги?

— Брали-то в долларах, а курс улетел. Понимаете, да? Если бы остались в рублях, сегодня все уже было бы нормально, но кто тогда знал, что так сложится?

— Это какой год?

— Основной объем работ в Crocus Mall мы выполнили до 2008-го. Первое крупное обрушение курса рубля случилось именно в том году, второе — в 2014-м, и каждый раз сумма долга увеличивалась. Сегодня мы должны Сберу 120 миллиардов рублей…

— А брали?

— 2 миллиарда долларов. По тогдашнему курсу, помню, получалось 58 миллиардов рублей. А теперь они превратились в 120… Чудеса арифметики и валютного курса.

Конечно, мы платили проценты, погашали основное тело кредита, но сумма все равно увеличилась вдвое.

— Зато сегодня вы без конкурса получаете государственные контракты. Выгодная история.

— Во-первых, не мы получаем, а нам их поручают. Почувствуйте разницу. Во-вторых, не так это и выгодно, как кажется.

Поверьте, если бы все было не так сложно, нашлись бы другие желающие. А в итоге доверили нам. И подвести нельзя.

Вот правительство сейчас обязало доделать больницу на Камчатке, а вы знаете, что ее строят уже 11 лет, закончить не могут?

— Сумму вам выделили немаленькую…

— 8,5 миллиарда рублей.

— …и времени дали до декабря следующего года.

— На самом деле, есть еще одно постановление кабмина: контракт продлен до ноября 2023-го. Сроки жесткие, но мы постараемся максимально быстро все сделать. Важно поставить тяжелое оборудование. Нас же обязали сдать абсолютно все, под ключ.

— Сколько рассчитываете заработать на этом контракте?

— Дай бог справиться, не опозориться… Вот, допустим, на острове Русском я потерял деньги.

— Много?

— 3 миллиарда рублей. Правда, потом нам вернули из бюджета миллиард 100 миллионов.

От университета до воды была 250-метровая зона, по заключению экологической экспертизы она не входила в проект. А когда приехал президент Путин, возник вопрос, что там будет. Я ответил, мол, приведем территорию в порядок.

Но этих работ, повторяю, не было в смете. Естественно, мы построили набережную, провели благоустройство. Это раз. Кроме того, сдали на 228 тысяч квадратных метров жилья больше, чем планировалось. За счет того, что сделали выше потолки на мансардном и цокольном этажах зданий и те стали пригодными для жилья. Был метр 75 сантиметров, а стало 3 метра. Это тоже привело к удорожанию.

Я надеялся получить дополнительное финансирование, нам его не дали. В итоге тогдашний первый вице-премьер правительства Игорь Шувалов звонил Герману Грефу, просил того что-нибудь купить у меня, чтобы я мог закончить проект. Сбербанк приобрел часть Agalarov Estate — восемь домов по 12 квартир в каждом.

Потом нам все-таки компенсировали из бюджета миллиард 100 миллионов рублей за обустройство набережной. На мой взгляд, на острове Русском получился красивый проект. А главное — объект завершен, вступил в строй. В России очень многое не доводится до конца. Поэтому в стране недостроя на 7 триллионов рублей, а организации, которые готовы не только взять государственные деньги, но и сдать все под ключ, можно пересчитать по пальцам.

Представьте, каково за два года построить стадионы на болоте? И в Калининграде, и в Ростове на месте будущих арен оказались вполне конкретные топи. Площадки выбирали не мы, нам пришлось уже устранять чужие технические ошибки.

— Дорогой ценой?

— Сметная стоимость на все — около 36 миллиардов рублей. В то время валютный курс подходил к 70 рублям за евро. Получается, на два стадиона — 500 миллионов евро. На Западе за такие деньги строят одну арену. В Эмиратах или Катаре сразу закладывают в смету миллиард долларов. У них-то денег немерено... Сергей Галицкий строил арену "Краснодар", тратил на нее свои деньги, и все равно ушло 22 или 23 миллиарда рублей. При этом у него стадион не на 45 тысяч болельщиков, а на 15 тысяч меньше. И Леонид Федун на арену "Спартака" израсходовал 500 миллионов долларов. В Казани стадион строили до девальвации — 15 миллиардов рублей.

Как ни крути, это стандартная цена. Плюс-минус. Место на трибуне стоит приблизительно 10–12 тысяч евро.

Стадион — сложное техническое сооружение. Очень! Нависающая крыша, фундамент, жестко стоящий на свайном основании…

— Но на чемпионате мира 2018 года вы заработали?

— 2,5 миллиарда рублей на двух стадионах. Послали эти деньги в погашение долга Сбербанку.

— А на ковидном госпитале, который в прошлом году разбили у вас в Crocus, смогли выйти в плюс?

— Хотели, но нас немножко подвели. Под больных ведь сначала был занят один павильон Expo, и нам обещали заплатить 900 миллионов рублей…

— Губернатор Воробьев. Опять же без конкурса.

— А какой конкурс мог быть? Между кем? Между мной и директором моего павильона? Решение о строительстве госпиталя принимало правительство области. Мы должны были выполнить все в течение десяти дней.

И сделали. Мало того, в отличие от остальных временных лазаретов у нас в каждой палате предусматривался санузел. Я придумал, как это устроить. Полы долбить не пришлось, все получилось элегантно. Потом нас попросили переоборудовать второй павильон на 900 человек. Когда подготовили его (а это еще 18 тысяч квадратных метров), первый корпус сразу стал действующим, туда пошли больные. Второе помещение оставалось резервным. Это было невыгодно нам из-за отмены уже оплаченных выставок. Средства, выделенные правительством области на госпиталь, как бы компенсировали Crocus Group потери из-за простоя двух павильонов. Но на выставках мы зарабатываем до 6 миллиардов рублей в год, а тут речь шла о миллиарде 400 миллионах. Понимаете разницу?

Далее. Вместо месяца мы замариновали корпуса на квартал. На август 2020-го намечались мероприятия, которые нельзя было отменять, иначе Crocus попал бы на штрафные санкции. Мы разобрали оба госпиталя, оборудование сложили у себя же на складе — койки, санузлы, аппараты ИВЛ, МРТ, реанимационную технику, кислородные трубки... Честно говоря, в какой-то момент я упустил ситуацию из-под контроля, а это добро постепенно разобрали по другим ковидным госпиталям — в парк "Патриот", где Минобороны разворачивало свой лазарет, еще куда-то…

Строго говоря, все справедливо: оборудование хранилось у нас, но не являлось собственностью Crocus Group. В минувшем октябре мне позвонил Андрей Воробьев и сказал, что надо опять разворачивать госпиталь. На это выделили еще 400 миллионов рублей. Я-то думал, что все необходимое лежит на складе, был уверен, что впишемся в бюджет, денег хватит.

Мы разобрали госпиталь лишь в конце февраля 2021-го. Он проработал еще четыре месяца, в нем лечили людей. Кстати, у нас практически не было смертных случаев. Знаете, с чем связываю это? С хорошей рециркуляцией воздуха. Мы вмонтировали СВЧ-лампы в систему кондиционирования. Думаю, это сыграло решающую роль.

— Так сколько вы в результате заработали?

— Значит, в первый раз миллиард 400 миллионов рублей нам заплатили и потом еще 400 миллионов, а в сухом остатке мы получили… Если хотите, могу узнать у бухгалтерии точную цифру.

— Конечно.

— Сейчас позвоню...

Вот пожалуйста: 100 миллионов рублей. Почему-то думал, больше. Совсем мало. Ни о чем!

Понимаете, у нас ведь выставочный центр, и он генерирует арендную плату. У гипермаркетов "Твой дом" годовой торговый оборот — 35 миллиардов, прибыль же доходит до 20%. Там работает огромное количество сотрудников, по тысяче человек в каждом гипермаркете…

6 миллиардов рублей Crocus Expo — чистые платежи за аренду. Теперь представьте: вместо этой суммы мы получили ковидный госпиталь на 2700 человек. Плюс места для проживания врачей. Мы гостиницу под это отдали. И так — почти на год. А прибыль, вы слышали, 100 миллионов рублей…

— В какой-то момент Эмин чуть не машины свои продавать собрался?

— Мы с сыном вместе оформили личный кредит на 700 миллионов рублей. Он — на 100, и я — на 600. Хотели взять, но потом обошлись без этого. Уложились, в общем.

— А аэропорт на Восточном вам на что?

— Когда государство нам что-то поручает, мы всякий раз рассчитываем заработать какие-то деньги. Но сначала надо сдать объект, а потом уже думать о прибыли. Если в итоге копейка останется — хорошо, ничего не будет сверху — хотя бы лицо сохраним.

— Вам выделили 28 миллиардов рублей.

— Да, правильно. Из этой суммы отнимаем 20% НДС. Сразу минус 5,6 миллиарда. Но дело даже не в сумме.

— Вы с Рогозиным договаривались по космодрому?

— Кулуарно переговоров не веду, это решения правительства. Восточный, остров Русский, камчатская больница… Все долго обсуждается, и в результате выбирается наша компания.

Еще вот Центральная кольцевая дорога вокруг Москвы, забыли ее упомянуть. Тоже называют лакомым кусочком, а это тяжелейший проект… Согласно официальному заключению государственной экспертизы, сметная стоимость строительства ЦКАД с затратами заказчика — 67 миллиардов рублей, а у нас контракт — на 52 миллиарда.

— Как-то неправильно работаете. Себе в убыток.

— Ну госконтракты не очень рентабельны.

— В чем тогда их прелесть?

— Фотография с Путиным, которая висит у вас над столом, где была сделана?

— В Дальневосточном университете. Я его строил, а Владимир Владимирович приехал посмотреть, как идут работы… Впервые мы встретились в 2009 году.

— "Олигарх, который решает проблемы президента России, а не создает их". Льстит такая оценка?

— Это обо мне? Странное определение. Я занимаюсь бизнесом, в политику не лезу.

— Цитата из Daily Mail. Статья, где ваше имя прочно связали с Трампом.

— Ну да, тогда искали контакты избранного президента США с Россией и меня назначили чуть ли не гонцом из Кремля.

А повод — конкурс "Мисс Вселенная", который Трамп в 2013 году провел в Москве. Знаете, как все получилось? Эмин хотел снять в Америке видеоклип. Вел переговоры с какой-то студией. Ему предложили встретиться с дирекцией Miss Universe. Мол, для съемок нужны модели, а они этим занимаются. В процессе общения возникла идея: а не провести ли конкурс в Москве? Очень популярное шоу, каждый год его смотрит 2 миллиарда телезрителей по всему миру. Американцы тогда еще не знали, что Эмин имеет отношение к Crocus City Hall, где можно все устроить.

Кстати, Трамп потом сказал, что это лучшая концертная площадка, которую он видел в жизни…

— Пили?

— Нет, он вообще не употребляет алкоголь. А я — не злоупотребляю.

— Как вам Трамп?

— Остроумный, искрометный человек. Настоящий шоумен. Ни в какой аудитории не теряется. Сразу после знакомства повел меня на пресс-конференцию, я даже не понял, в качестве кого. Схватил и потащил следом: "Идем". Оказывается, это был отбор на Miss USA. Объявил на весь зал: "Это лучший человек из России. Я изучил его биографию…"

И в Москве что-то похожее исполнял. На встрече с российским бизнесом был раскован, схватывал все на ходу, ловко переводил тему, если не хотел или не знал ответа на вопрос.

Такой мастер трибуны. К нему люди относились с симпатией, хотя Трамп совершил кучу всевозможных авантюр.

Он подарил мне свои книги по бизнесу... В общем, интересный человек.

Естественно, перед его избранием президентом наши имена срочно захотели связать. Сначала придумали, будто за проведение шоу в Москве мы заплатили Трампу 16 или, не помню, 18 миллионов долларов. Дали взятку. На полном серьезе вели расследование!

Потом раскручивали историю про картину, которая в 1961 году была на выставке в Америке и заняла там какое-то место. На самом деле, ничего выдающегося. Соцреализм в стилистике плаката. "Мир, труд, май". У Трампа день рождения, по-моему, 14 июня. Я обещал ему эту картину еще во время визита в Москву, а тут решил подарить. Мы отправили посылку в Америку, но она где-то там застряла, что-то не получилось.

К тому моменту Дональд уже выдвинулся единым кандидатом от республиканцев, его охраняло ФБР. Спецслужбы начали выяснять, что за картина, от кого. Информация, конечно, попала в местные СМИ. Приплели, что чуть ли не Путин лично передал какое-то уникальное произведение искусства. А ему цена — 10 тысяч долларов...

— После конкурса вы еще общались?

— Переписывались, но потом перестали. Я понял: если продолжу поддерживать контакты, огребу новые проблемы. Мне и старых хватает. Достаточно сказать, что даже Эмину советовали воздержаться от гастролей по Штатам. Как говорится, во избежание… Сын все-таки съездил в США с концертами, но позже...

— А с главами России и Азербайджана — польза?

— Не научился извлекать из этого корысть. Не умею. Даже не понимаю почему. Надо обладать другим складом характера, что ли. И просить за себя не могу. Ни за один госконтракт, вот поверьте, никогда в жизни не боролся.

К примеру, как получилось с футболом? В конце 2015 года меня пригласили на заседание Госсовета. Долго обсуждали строительство стадионов в разных городах, возникшие проблемы с проектами, подрядчиками. Вдруг Путин говорит: "Агаларов здесь?" Отвечаю: "Тут, Владимир Владимирович". Я сидел девятым от президента. Он наклонился вперед, посмотрел на меня и спрашивает: "Ну что, сможем построить стадионы?" Киваю: "Поручите — сделаем". — "Все, начинайте".

За два года на болоте возвели две арены. Впряглись и не отступили, пока не закончили.

— Вас награждали за какие-нибудь масштабные проекты?

— За университет — орденом Почета. За стадионы дали грамоту президента…

Ну ничего, работаем дальше.

По знаку зодиака я Скорпион, отношусь к себе критично, постоянно всем недоволен, даже тем, что другие хвалят.

— Выход?

— Может, надо быть жестче к персоналу. Срезать кому-то зарплату, часть уволить. Но у Скорпиона есть такая двоякость. Понимаю, что проблема существует, однако очень не хочется этим заниматься. 

К одному прикипел, с другим сдружился, третьего жалко. Думаю: люди должны кормить семьи, как-то выживать… В итоге в этот кризис мы практически никого не сократили.

— Что чувствуете, если в вашем оркестре кто-то фальшивит?

— Стараюсь поправлять, пересадить на другие инструменты. В крайнем случае переключаю на литавры. Там трудно напортачить. Конечно, важна слаженность коллектива, сыгранность. Тогда мелодия зазвучит.

— А сейчас?

— Пока антракт. Надо осмыслить случившееся за последнее время, понять, куда двигаться дальше. Человек так устроен, что всегда ждет завтра. Ему кажется, что главное произойдет на следующий день, а сейчас лишь репетиция. Так жизнь и проходит в ожидании, пока станет лучше.

Не надо надеяться на будущее, нужно жить сегодня. У меня это знание с детства. От бабушки. Каждое утро она вставала и первым делом молилась. Я был маленьким, не соображал. Как-то спросил: "Что ты бормочешь одно и то же?" Бабушка ответила: "Повзрослеешь — поймешь. Это молитва. Проснулся, жив-здоров, ничего не болит — уже счастье". Ее слова, произнесенные тогда, врезались в память и помогают жить.

Я научился ценить сегодня, радоваться каждому дню.