Антон Семилетов, гендиректор НПЦ "ЭЛВИС": мы первые в России сделали мобильный процессор

Антон Семилетов — генеральный директор АО "Научно-производственный центр ЭЛВИС (Электронные вычислительно-информационные системы)", которое является одним из ведущих центров проектирования микросхем в России. Компания разрабатывает микросхемы на базе собственной платформы проектирования "Мультикор". Одна из разработок — мобильный процессор "Скиф". Это первый российский чип, сделанный специально для мобильных устройств. НПЦ "ЭЛВИС" занимался разработкой процессора в течение четырех лет.

Интервью Антона Семилетова — в проекте ТАСС "Беседы с Иваном Сурвилло".

— Последние два года у вас не самые легкие...

— Да, они действительно одни из самых тяжелых в истории предприятия. В условиях отсутствия финансирования команды нам необходимо было увеличить и расширить ее компетенции. Микроэлектроника и создание любого процессора — это же крайне трудоемкий и ресурсоемкий с точки зрения времени и денег процесс.

У нас не было ни времени, потому что нужно было в достаточно авральном режиме завершать проекты, которые уже требовались рынку, ни денег, потому что за собственные средства подобные проекты реализовать не может никто. Практически во всех странах разработка процессора идет с государственной поддержкой. У нас некоторое время были трудности с ее получением. А задачи никто не снимал. Более того, ставились новые.

— Руки не опускались?

— Нет. Очень нравится то, чем я занимаюсь. Это банально, но нравится создавать сердце почти любого продукта. Процессор — это же сердце, а сегодня все захвачено или будет захвачено цифровизацией. Плюс команда очень вдохновляет. Они же все безбашенные, абсолютно, все приходят с горящими глазами. У всех не опускаются руки.

Пожалуй, как раз за этот год ко мне пришло понимание, что 600 человек зависят по рабочим моментам в достаточно высокой степени именно от меня, от моих решений, от того, в какую сторону я их поведу. Это колоссальная ответственность.

Пришлось просто набраться внутреннего мужества, решительности и действовать исходя из собственных убеждений. Надо было очень быстро принимать решения, анализируя большое количество факторов, и при этом при всем нужно было оставаться собой. Не меняться. Это была самая, наверное, сложная дилемма, которая стояла передо мной.

— А были соблазны меняться?

— Они всегда есть: политические веяния, экономические... Но этому надо не поддаваться, если есть какое-то внутреннее убеждение. Мое ключевое внутреннее убеждение, что нельзя себя предавать.

Это у меня от родителей. Я глубоко убежден, что подобные установки закладываются в детстве. Помню показательный момент: у папы был случай на работе, когда нужно было принять очень тяжелое решение. В ситуации практически не было лазейки, как из нее выбраться, и нужно было именно отказаться от собственного убеждения. Он этого не сделал. Для меня это было показательно.

— Какое у вас было самое тяжелое решение?

— Знаете, не тяжелое, а ответственное — жениться. Но я его принял быстро. Понял, что это мой человек, и все. Аналогично — когда мне предложили стать генеральным директором, не сомневался ни секунды, сразу согласился. Такие решения надо принимать быстро.

Про гордость за работу, первый в стране мобильный процессор и догоняющую позицию

— Какой для вас самый интересный проект как для генерального?

— Их несколько. Нельзя выделить какой-то один. Это и проект по созданию первого в стране 16-нанометрового процессора, одной из самых сложных систем, которые когда-либо создавались в Европе, и проект первого в России мобильного процессора.

Я эти проекты видел под разными углами: сначала просто как таблички, потом как циферки финансовые, а затем пришлось в них погрузиться, потому что их надо было доводить до самой микросхемы и выводить ее на рынок. Выводом на рынок мы до сих пор занимаемся.

Параллельно с этим мы стартовали разработку инфраструктурного процессора. Это далось нам с боями и трудностями. Мы доказывали Родине, что он необходим, Родина сначала согласилась, потом передумала, но в итоге все же решилась. При поддержке Минпромторга такой проект у нас есть, мы его реализуем.

Он находится абсолютно на передовом краю мировой микроэлектроники. Причем это не просто слова, а это реальная действительность. Подобные проекты реализуют успешные и известные зарубежные компании, тот же Intel. А мы у нас в стране собрали команду, которая может его сделать. Это дает какие-то совершенно необъяснимые эмоции мне и с точки зрения директора, и с точки зрения человека. Гордость берет за страну и за свое дело. Мы не просто догоняем, а можем действительно догнать.

— А в какие моменты вы гордитесь своей работой?

— Во-первых, когда процессор ушел в запуск на фабрику. Цикл разработки процессора — очень длительная история, до трех лет. Первое ощущение: ух, ну ничего себе, отдали!

Во-вторых — когда пришел финальный образец. Это в условиях нестабильности в мировой микроэлектронике процесс тоже длительный, может занимать полгода-год.

В-третьих, когда процессор включился и заработал. Ты уже все — чувствуешь себя на коне. А потом понимаешь, что — какой конь? Еще процессор надо же исследовать и, самое главное, внедрить. Сам по себе процессор — просто высокотехнологичный кусок камня. Так что четвертый момент гордости — когда уже есть конечное решение.

— Почему название такое — "Скиф"?

— Хороший вопрос. Название предложил президент нашей компании Ярослав Ярославович [Петричкович]. Не узнавал у него, откуда оно появилось, но как-то быстро прижилось. Как будто всегда и было.

У нас была внутренняя задача превзойти техническое задание и больше адаптировать процессор к рынку. Я считаю, это получилось. Теперь нужно помочь партнерам создать конечное решение, чтобы вы вопросы подсматривали не на iPhone, а на смартфоне на российском процессоре. Тогда это будет успех.

— Это реально?

— Конечно. Есть партнеры, которые подобные решения делают. Уже есть российские телефоны, созданные на зарубежных чипсетах, но нет российского телефона, собранного на отечественном. Теперь теоретически это возможно.

— А на практике?

— С 2019 года мы вместе с компанией НИИ "Масштаб" реализуем проект по созданию российского смартфона. Не для рынка В2С (массового потребителя — прим. ТАСС), но для B2G (государства — прим. ТАСС) и, вероятно, В2В (бизнеса — прим. ТАСС), где требуется высокий уровень конфиденциальности информации. Там, где обывателю, по сути, все равно, что стоит — MediaTek или Qualcomm, на корпоративном рынке, и тем более на государственном, защита данных очень важна. Ее мы можем с нашим процессором обеспечить.

Это вообще в целом очень сложная задача — сделать смартфон рыночным с точки зрения технических характеристик. Со "Скифом" мы останемся где-то в догоняющих, но у нашей компании уже стартовал проект по разработке следующего мобильного процессора. Думаю, выпустим первые образцы в 2023 году, и он будет на таком же уровне, как и зарубежные процессоры подобного класса в 2023 году. Короче, сможем догнать.

Зарубежные компании как делают? У них огромная линейка процессоров. Этот под ноутбуки, этот под более легкие ноутбуки, этот под еще более легкие. Наша микроэлектроника развивалась не так. К сожалению, в нашей стране нельзя было сконцентрироваться в процессоре только на одном рынке. У нас подход: "А давайте в одном процессоре сделаем все, чтобы он подходил под максимальное количество применений".

— Подождите, Apple M1 делает вроде бы под максимальное количество применений.

— Нет, Apple M1 — специализированное решение.

Зато ты накапливаешь компетенции во многих областях. Например, сейчас решений, соединяющих в себе процессорные ядра общего назначения, DSP-ядра (digital signal processor, цифровой процессор обработки сигналов — прим. ТАСС) — наши собственные разработки, и soft define (программно определяемые — прим. ТАСС) платформы, вообще в мире нет. Никто такого не делает. У нас же была такая задача, мы ее реализовали.

Кстати, для понимания сложности: на нашем предприятии внедряется система проектного управления по маршруту разработки. В какой-то момент коллеги мне принесли лист А2 с блок-схемой мелким шрифтом и сказали: это только маленькая часть всего. Процесс разработки любого процессора или микросхемы долгий и тяжелый.

Сейчас у нас появляется, опять же при помощи Минпромторга, возможность создавать специализированные решения. Этот рынок теперь поддерживается государством. Но мы не сделаем всю линейку процессоров, которую делают зарубежные предприятия уже больше 20 лет, быстро. Нам нужны время и ресурсы.

Про российский планшет, сложность универсальности и особый путь России

— Почему существует скептическое отношение к железячным штукам в области электроники России?

— Та же самая проблема. Если посмотреть список потенциальных применений процессора "Скиф" — их точно больше 50. Если посмотреть подобные процессоры именно подобного класса Qualcomm и MediaTek — дай бог там наберется больше 15. Но если вы что-то сделали универсальным, это значит, что оно не оптимально под какое-то конкретное применение. В универсальных решениях много компромиссов. А все смотрят по конкретному применению. "Как же так — характеристики всего-то на уровне шестого айфона в 2021 году-то?!" А то, что мы первые в России такое сделали и что у нас есть задел на отличный телефон в дальнейшем, — не вызывает хайпа.

— По-человечески обидно?

— Нет. Мне не обидно, это исторически сложившийся факт. Ну развивалась микроэлектроника в России по такому пути, ну что поделать? У России вообще во многих отношениях свой путь. Специализированный, отличающийся от других государств. Где-то чуть дольше, где-то намного короче, но всегда наш. Наша какая-то общенародная идентичность. Всегда особая.

— Какие есть необычные устройства, где используются ваши чипы?

— Сложно выделить что-то. Весь список оборудования, где так или иначе стоят наши чипы, — книга с большим количеством страниц мелким шрифтом.

Можно выделить микроконтроллер ELIoT, который мы создали. Он будет применяться в качестве основного элемента в электронно-цифровой подписи.

И таких примеров очень много.

Опять же, продолжая тему с телефоном, — больше 15 компаний создают планшет на "Скифе". Это все очень активно контролируется государством и Минпромторгом. В этом проекте каждую неделю: "Это не работает!" Мы в ответ: "Подождите, сейчас мы этот софт напишем! Но это на текущем этапе и не должно было работать!" Очень забавная история. Но думаю, что планшет в следующем году точно появится.

— Тоже будет B2G?

— Да-да, прежде всего B2G. Надо начинать с него, потому что государство может поддержать отечественного производителя, дав какое-то преимущество по цене. Государство создает специальную среду, когда можно вырастить что-то большое и серьезное. Сначала B2G, потом В2В, а потом В2С.

Про ответственность, расширение границ возможного и желание разработчиков уехать за рубеж

— Почему вообще важно производить российские процессоры?

— Это связано с научно-техническим развитием нашей страны в целом. Процессор — сердце любого устройства. Представьте — перекроют поставку сердец. Что мы делать-то будем? Какие конечные устройства появятся? Так что это вопрос критической инфраструктуры.

Плюс микроэлектроника крайне наукоемкая отрасль. Внутри процессора придумывается то, что в железе воплотится через пять лет, а иногда и через десять, и над этим думают ведущие умы радиоэлектронной промышленности. Такие высокоспециализированные специалисты у нас в стране есть, их достаточно много, но если мы подобные решения создавать не будем, то они уедут за рубеж. А если они уедут за рубеж, то мы перестанем развивать микроэлектронику и радиоэлектронику.

Конечно, там больше проектов, можно найти что-то лично себе по вкусу. Но я надеюсь, что мы как отрасль сможем приблизиться к масштабу и объему проектов, которые там реализуются. Разработчики же приходят в первую очередь на проект. Их очень сложно заинтересовать чем-то материальным. Их нужно заинтересовать идеей. Пока идей и проектов за рубежом все-таки было больше, чем у нас, но надеюсь, что со временем мы это исправим.

— Было такое, что ваши сотрудники уезжали?

— Конечно. Наши сотрудники уезжали в зарубежные компании. Но меня сейчас больше радует факт, что некоторых оттуда мы возвращали. Значит, мы на правильном пути.

У меня лично желания уехать не было. Не уверен, что там кто-то сильно ждет. Плюс, на мой взгляд, со стороны зарубежного государства это все-таки некоторое, простите меня, использование рабочей силы. А там, где ты родился, это не использование, это работа на благо государства, на благо общественности. Это не значит, что я зомбирован Россией. Это значит, что я где родился, там и пригодился.

— Давайте пофантазируем: что лет через десять будет?

— Я думаю, что у нас будет несколько линеек специализированных решений для областей, в которых мы сейчас сконцентрированы: телеком, мобильные применения и системы безопасности на основе собственной электронно-компонентной базы. Мы с нашими партнерами сможем производить рыночные решения на наших процессорах и обходиться без государственной поддержки либо с минимальным участием государства. Это даже не просто мечты, а что точно будет происходить. Это план нашей компании.

— Есть какие-то проекты или компании, с которыми вы никогда не будете работать?

— Нет, таких компаний нет. Мы не можем однозначно сказать, в каких конечных устройствах используются наши микросхемы. Есть потребители, которые просто покупают микросхемы и из-за коммерческой тайны сведения о конечном устройстве не разглашают.

Точно так же нет ответственности у братьев Райт, которые придумали самолет, что есть военные самолеты! Они создали уникальное средство для перемещения. Как это все создавалось и как финансировалось — это уже другое. Так что здесь, мне кажется, этической проблемы у нас точно нет. Мы можем не знать обо всех применениях.

— Смысл жизни для вас в чем?

— Моя семья. Супруга и дочь, ей два года.

— Вы устраиваете званый ужин и можете позвать любых трех людей, живых или мертвых. С кем бы вы поужинали?

— Может быть, будет немножко странный выбор, но на званый ужин я бы позвал Пушкина, Суворова и Ломоносова. Я думаю, что беседа была бы очень интересной. С каждым из этих людей мне было бы интересно пообщаться.

— О чем?

— Это абсолютно выдающиеся люди, расширившие, на мой взгляд, границы возможного. Но мне бы хотелось поговорить о том, какие они сами, как они разговаривают, как общаются, о чем они думают.

— Вы бы хотели расширить границы возможного?

— Да. Может быть, не столь неординарными методами, но, конечно, хотел бы.

— Я заметил долгую паузу перед ответом.

— Пытался понять, не будет ли утвердительный ответ слишком похож на тщеславие. Но он не похож, поэтому и ответил.

— Вы сидите в Зеленограде в ОЭЗ «Технополис Москва» (особая экономическая зона — прим. ТАСС). Не устаете от комьюта каждый день?

— Я из Химок езжу — очень удобно. Но расстояние до работы — не решающий фактор. Главное — то, чем ты занимаешься.

Мы давно искали что-то подобное ОЭЗ — нам же нужно развиваться, расширять коллектив, развивать производственные мощности, технологическую базу, и это удобнее делать на единой площадке. Также немаловажную роль сыграло то, что здесь будет создана современная инфраструктура. Мы стали одними из первых, кто сюда пришел и кто эту территорию помогает развивать.

— Что вы хотите оставить после себя?

— Прежде всего дочь, которую я хочу вместе с супругой вырастить в тех же семейных традициях, в которых растили меня мои родители.

По работе — не знаю. Рано говорить.

— Что важнее — семья или работа?

— Семья.

— А получается уделять ей достаточно времени?

— С огромным трудом. Если бы я сказал, что получается, то более чем уверен, что супруга меня бы не поняла. Но я стараюсь изо всех сил. Выходные стараюсь проводить с семьей.

— Как бы вы хотели умереть?

— Вы знаете, мне кажется, что смерть всегда плохой процесс. Но хотелось бы — с улыбкой на губах, зная, что дочь, внуки и правнуки здоровы и счастливы.