Александр Лаврентьев: борьба с терроризмом в Сирии требует более активных мер

21-22 декабря в Нур-Султане прошла 17-я международная встреча по Сирии с участием представителей стран — гарантов астанинского формата (Россия, Иран, Турция). Специальный представитель президента РФ по сирийскому урегулированию Александр Лаврентьев рассказал в интервью ТАСС о подготовке к саммиту "астанинской тройки", взаимодействии с США по Сирии, борьбе с терроризмом и необходимости запуска программ раннего восстановления в республике.

— Как бы вы в целом оценили итоги данной встречи в Нур-Султане? Что было главным достижением этого раунда?

— Прежде всего, нужно всегда плясать от позитива. Результаты мы оцениваем положительно. Встреча прошла действительно очень конструктивно, обстоятельно. Со всеми делегациями поговорили, обсудили все вопросы, связанные со всеми аспектами сирийского урегулирования.

Я считаю, что основное положительное достижение в том, что мы смогли с учетом нашего итогового заявления, на которое мы вышли по результатам наших переговоров, послать сигнал международному сообществу, что надо продолжать работу в направлении сирийского урегулирования, прилагая усилия по ряду очень важных направлений. Они заключаются не только в сохранении режима прекращения огня, но и в оказании гуманитарного содействия сирийскому народу и запуску программ раннего восстановления. С этим практически все согласились, что это нужно делать и это значительно снизит страдания сирийского народа.

Во-вторых, мы очень подробно обсудили с иранцами, с турками, с заместителем спецпосланника генсека ООН по Сирии Хавлой Матар продолжение работы Конституционного комитета. Они нам рассказали о результатах поездки господина [спецпосланника генсека ООН Гейра] Педерсена по регионам, непосредственно о встрече в Дамаске в том числе. Результаты этой поездки выглядят достаточно обнадеживающе. Мы со своей стороны подтвердили поддержку работы Педерсена и, естественно, окажем ему всяческое содействие в решении стоящих перед ним задач по проведению успешной очередной сессии.

Мы надеемся, и довели это до представителей ООН, что проведение седьмой сессии комитета не будет отложено и она состоится где-то во второй половине января. Мы очень рассчитываем на это, а также на то, что все эти встречи примут более регулярный характер. Договорились с нашими иранскими и турецкими партнерами, что мы продолжим активно работать со своей стороны с Дамаском, а они - с оппозицией для того, чтобы в ходе последующих мероприятий стороны все-таки вышли на какие-то взаимоприемлемые решения.

— Как развивается взаимодействие с вашими коллегами по астанинскому формату — Ираном и Турцией?

— У нас сложились очень деловые и крепкие отношения за все эти годы, которые нам позволяют обсуждать откровенно и доверительно все вопросы, несмотря на их деликатность и щепетильность. С Ираном и Турцией идет конструктивное взаимодействие.

Наше преимущество в том, что Россия, Турция и Иран присутствуют на земле. Мы реально оказываем определенное воздействие на складывающуюся ситуацию не только на земле, но и в плане продвижения политического процесса.

Члены малой группы Конституционного комитета собрались, поговорили, обвинили, призвали к тому, чтобы дальше обличать сирийские власти во всех мыслимых и немыслимых преступлениях, и разошлись. Конкретного воздействия на ситуацию с их стороны ожидать не приходится.

— Как идет взаимодействие России и США по Сирии? Ведутся ли контакты по вашей линии с американскими коллегами и что обсуждается?

— Мы не можем не учитывать факт присутствия американцев в Сирии. Контакты с американской стороной есть, мы обсуждаем различные аспекты сирийского урегулирования, но с прицелом на то, что американцы все-таки понимают, что рано или поздно им придется из Сирии уходить. Их уход не должен сопровождаться той ситуацией, которая сложилась в Афганистане, которая может вызвать тектонические подвижки.

Мы думаем, как нам попытаться сопрягать усилия на различных направлениях. Конечно, пока говорить о каких-то прорывных решениях не приходится. Вы сами знаете, какой уровень отношений сейчас между Россией и США, на каком они низком уровне находятся, достаточно взрывоопасном. Это касается и взаимодействия по Сирии, но оно продолжается.

— Изменилось ли взаимодействие с США с приходом администрации президента Джо Байдена?

— Позиция нынешней администрации претерпела некоторые изменения. Прежде всего, она стала более ясной. Если раньше это была политика максимального давления на Сирию в расчете на то, что это вызовет недовольство гражданского населения, волну протестов и смену действующих властей, то сейчас они поняли, что это не работает, рассчитывать на это не стоит и нужно работать через усиление гуманитарного содействия. Они тоже это признают, что стабилизация ситуации в Сирии, как они говорят, возможна за счет оказания гуманитарного содействия.

Конкретики пока не так много, пока это остается на бумаге, но американцы уже дали добро на реализацию проектов поставки газа из Египта через Сирию в Ливан и электроэнергии из Иордании через Сирию в Ливан. Раз это будет транзит, то Сирия должна, как страна-транзитер, получать определенный доход.

— Какие разногласия остаются в рамках Конституционного комитета, что мешает его работе? Какие мнения слышны от ООН и от сторон переговоров относительно перспектив дальнейшей работы этого органа?

— Естественно, остаются определенные разногласия сторон и подходов, от этого никуда не денешься. У оппозиции одни подходы, у правительства — другие. Правительство удовлетворено действующей конституцией и изменения в нее, по их мнению, не нужны. Конечно, если оппозиция считает, что изменения нужны, значит, можно рассмотреть интересующие их вопросы и внести на рассмотрение, на дальнейшее утверждение в ходе референдума или в ходе какого-нибудь другого выработанного механизма. Эту работу надо продолжать.

Если кто-то преследует цель создать новую конституцию для того, чтобы изменить полномочия президента, чтобы посредством новой конституции попытаться изменить власть в Дамаске, то это путь в никуда. Если оппозиция действительно считает, что необходимо вносить какие-то изменения, нужно действительно выходить с какими-то конкретными предложениями, а не говорить, что пока Башар Асад у власти, никаких подвижек быть не может. Это неконструктивный подход.

Ответственность за какую-то отсрочку, за какие-то проблемы, которые возникают в ходе работы сессии, раньше всегда возлагалась на Дамаск. Нельзя возлагать на одну сторону, потому что ответственность всегда лежит на обеих сторонах и ее должны нести обе стороны.

— Вы говорили об активизации террористов практически на всей территории Сирии. В связи с этим планирует ли Россия оказывать дополнительную поддержку Сирии? В чем она может заключаться?

— Война в Сирии в принципе закончилась. Об этом уже неоднократно говорили в министерстве обороны, и наш президент об этом заявлял. Сейчас приоритеты несколько другие, но тем не менее большое количество радикальных группировок все равно остается, прежде всего в Идлибе. И в последнее время активизировались спящие ячейки так называемого "Исламского государства" (ИГ, запрещенная в РФ террористическая организация — прим. ТАСС), поэтому каждый день гибнет достаточно много представителей сирийских силовых структур, в том числе людей из числа так называемых примирившихся боевиков, в частности, на юге, в центральной части, да и на севере тоже.

Борьба с такими проявлениями должна быть продолжена. Мы в ходе нашей работы, наших консультаций как раз и пытались найти и выработать те механизмы, которые привели бы к повышению эффективности такой работы и к снижению уровня напряженности. А снижение уровня напряженности, например, в районе Идлибской зоны деэскалации действительно произошло. С начала прошлой астанинской встречи в июле этого года количество провокаций в этом районе значительно сократилось чуть ли не в десять раз. Это примечательный факт. Но выросло количество террористических актов. Когда говорю про активность, я имею в виду работу исподтишка — террористические акты против представителей силовых структур и примирившихся боевиков. Это настораживает. Сирийские службы безопасности пока с этим справляются, но необходимо принимать более активные меры.

— Есть ли данные об объемах гуманитарной помощи России в адрес Сирии за минувший год? Какие направления помощи наиболее востребованы в стране?

— Здесь говорить по конкретным цифрам не совсем оправданно, потому что помощь идет по различным направлениям через различные структуры как частные, так и государственные. Было поставлено очень много товаров первой необходимости, продовольствия, около миллиона тонн зерна для того, чтобы выровнять ситуацию. Сейчас мы изыскиваем другие варианты оказания помощи, очень большая помощь идет по линии Министерства обороны. Как показало обсуждение этой темы в Дамаске в ходе предыдущей встречи по беженцам, достаточно большое количество российских министерств и ведомств участвуют в этой работе по поиску возможностей для предоставления помощи сирийцам. Мы считаем, что ее надо наращивать, поэтому и обращаемся ко всему мировому сообществу, чтобы пересмотреть неконструктивные подходы, [которые заключаются в] оказании максимального давления и отказе в выделении даже цента средств до так называемых уступок со стороны Дамаска. Это абсолютно неправильный подход, который может привести к очень плачевным результатам непосредственно в Сирии, потому что ситуация там за последний год значительно ухудшилась.

— В июле механизм трансграничной помощи Сирии был продлен на год, а сейчас вы ознакомились с докладом генсека ООН о промежуточных результатах. Россия не раз говорила, что этот механизм непрозрачный, будет ли Россия и далее выступать за его сворачивание? Что предлагает Россия для доставки гуманитарной помощи?

— Россия о своей позиции говорила еще в апреле-мае при рассмотрении этого вопроса и подготовке к июльской сессии Совета Безопасности, где должен был рассматриваться данный вопрос. Наша позиция о том, что трансграничный механизм незаконный, не изменилась. Это впервые применено на территории Сирии. Он неправомочен и выходит за рамки международного права. Поэтому вся помощь, которая идет в Сирию, должна поступать через Дамаск, через законные власти.

От этой позиции мы не отходим. Мы рассчитывали, когда дали согласие на резолюцию СБ ООН 2585, что это будет стимулом для международного сообщества для наращивания объема гуманитарной помощи сирийскому правительству. Не только через гуманитарную помощь в виде продовольствия, но самое главное, чтобы был запуск программ по раннему восстановлению: по восстановлению объектов жизнеобеспечения, энергетики, линий электропередач, водонасосных станций, объектов здравоохранения, школ и так далее.

Но, к сожалению, мы видим, что, несмотря на декларацию о намерениях, конкретных дел сделано очень мало. Если так будет продолжаться, у нас просто не будет оснований для того, чтобы продлевать на какой-либо очередной срок действие трансграничного механизма. В целом мы выступаем за его сворачивание.

Мы дали фактически полгода с продлением до года для того, чтобы показать готовность мирового сообщества изменить свою позицию по этому вопросу. Если изменений не произойдет, тогда будем сворачивать механизм окончательно.

— Россия помогает Сирии в борьбе с пандемией. Ожидаются ли новые поставки в страну "Спутника V", а также других российских вакцин?

— Да, Россия оказывает помощь в предоставлении не только самих препаратов, но и тест-систем. Летом этого года было поставлено где-то 100 тыс. доз, до этого также была поставлена достаточно большая партия. Но мы не одни оказываем эту помощь, Китай тоже оказал достаточно значительную помощь. Все-таки надо отдать должное, что помощь также оказывается по линии COVAX, то есть поставляются другие препараты по линии Министерства здравоохранения Сирии.

Мы готовы и далее работать над этим вопросом [по поставкам вакцин]. Пока рано говорить о локализации производства "Спутника V" в Сирии, хотя такие намерения у наших стран имеются. Об этом просто пока рано говорить, но тем не менее работа продолжается.

— То есть Сирия обращалась за помощью?

— Да, Сирия нуждается в поставках вакцины, и мы эту помощь и дальше будем оказывать.

— Хотелось бы спросить насчет трехстороннего саммита стран-гарантов. В МИД Ирана сообщили, что он планируется в начале следующего года. Какой будет повестка и есть ли более точные даты такой встречи?

— Повестка одна: если саммит проходит, то рассматривается ситуация, связанная с сирийским урегулированиям и взаимодействие трех стран-гарантов на этом направлении. Вот основная повестка дня, которая будет. Наши президенты обсудят, что нужно сделать для более видимого прогресса на пути сирийского урегулирования. Соответственно, дадут поручения после этого своим представителям дальше продолжать эту работу. Вот это будет основное.

То, что саммит будет проходить в начале следующего года, — да. Конечно, с учетом ковидных ограничений процесс несколько замедлился. Решение о том, что следующий саммит состоится в Тегеране, подтверждено еще полтора года назад. Поэтому мы рассчитываем на то, что условия позволят провести этот саммит как можно раньше. Но конкретное число, день и месяц мы назвать не можем.

— Речь идет именно об очном формате?

— Да, имеется в виду именно очный формат. Заочный формат был в июле прошлого года. С этого времени прошло уже полтора года, поэтому мы считаем необходимым провести очный формат. Об этом говорил наш президент и с президентом Ирана [Эбрахимом] Раиси, и с господином [президентом Турции Тайипом] Эрдоганом.

Этому, вполне возможно, будет предшествовать встреча министров иностранных дел в очном формате. Когда речь идет о проведении таких встреч, они должны проходить в очном формате. Потому что темы достаточно деликатные, и обсуждать их в формате видеоконференции не совсем целесообразно.

— Встреча глав МИД будет проходить в Тегеране?

— Встреча будет проходить, возможно, в Тегеране, возможно, на турецкой стороне. Но сам саммит будет проходить в Тегеране, потому что сейчас очередь Ирана принимать у себя саммит.

— В итоговом заявлении говорится, что стороны договорились провести следующую встречу по Сирии в Нур-Султане в первой половине 2022 года. Есть более конкретные сроки такой встречи?

— Сложно сказать. Мы отталкиваемся от необходимости проведения саммита стран-гарантов в Тегеране, от того, когда мы сможем его провести с учетом ковидных ограничений. Если мы сможем его провести, к примеру, весной этого года, то сразу после этого последует и наша встреча в астанинском формате. Мы из этого исходим. Президенты должны встретиться, поговорить, наметить пути дальнейшего взаимодействия и поручить соответствующим структурам этим делом заниматься в астанинском формате. Потом мы соберемся и уже обсудим конкретные механизмы реализации тех установок, которые получим от наших президентов.

Беседовали Александр Бурмистров и Джамиля Рахматуллина