Юрий Башмет: я готов к любой импровизации, но на основе академического воспитания
Народный артист СССР, альтист и дирижер, глава трех коллективов, художественный руководитель более чем десятка фестивалей Юрий Башмет, появляясь в гримерке Зимнего театра Сочи, делится впечатлениями о только что опробованной им трассе "Формулы-1". Остается удивляться, как маэстро успевает столько всего, да еще и с неоспоримым успехом. Например, его Зимний международный фестиваль искусств в Сочи отмечает 15-летие, что доказывает не только востребованность высокой культуры в курортном городе, но и готовность российских и зарубежных звезд первой величины регулярно выступать не только в Москве и Петербурге.
О том, как отбираются участники фестиваля и для чего заказываются новые, пусть и экзотические сочинения, а также влиянии пандемии и политики на культуру Башмет рассказал в интервью ТАСС.
— Юрий Абрамович, вы вообще экстремал?
— В спортивном смысле редко.
— Наверное, проведение фестивалей в пандемию — вот уже третий год — тоже в своем роде экстрим. Сейчас, в 2022 году, стало легче?
— У меня, наверное, случилосьчто-то постковидное с памятью. Но помню, что провели. И еще раз провели. И сейчас проводим. И мне кажется, это то, что как раз нужно людям — и нам, и нашим участникам, и слушателям. Это значит, что жизнь продолжается.
Болезни были во времена и Баха, и Моцарта, и Чайковского. И пандемии были. Поэтому мы должны высоко держать знамя культуры. Да, конечно, много проблем с иностранцами, например, которых мы приглашаем.
— Иностранных артистов у вас всегда много.
— Должен сказать, что они так же думают, как я. Корейская скрипачка Е Юн Чой однажды летела к нам 38 часов. Ей нужно было сделать тест, но не успел прийти результат, поэтому пришлось взять другой билет и практически вернуться, а потом лететь снова.
— Случалось ли, что кто-то отказывался участвовать, потому что боялся лететь из-за эпидситуации?
— Во-первых, таких, кто вдруг не приехал, крайне мало. Но причина обычно в том, что появляются симптомы или артист не успевает сделать вторую прививку.
— За 15 лет вокруг сочинского фестиваля сформировалось целое созвездие музыкантов, которые выступали здесь не раз. Например, Игорь Бутман или Эмир Кустурица. Как вы выбираете участников? Это близкие лично вам по духу, каким-то моральным, музыкальным установкам?
— Либо очень талантливый молодой, подающий большие надежды музыкант, либо те, кого я знаю лично и восторгаюсь их достижениями. Например, у нас часто выступает финский пианист Олли Мустонен. Он уникальный музыкант: и пианист, и дирижер, и композитор. Я о нем знаю уже лет 40. И я знаю, что это явление, и это всегда должно быть у нас на фестивале. Главное — и у него есть желание принимать участие.
Так что тут широкий диапазон, и не обязательно, чтобы это был какой-то известный на весь мир человек. Хотя и это хорошо. Приезжал джазовый пианист Чучо Вальдес, который получил много премий. И французский скрипач Жан-Люк Понти. Хочет приехать Стинг, мы с ним говорили, но пока не договорились окончательно. С Маккартни вели переговоры. Но тут все уходит в цифры.
— Гонорары?
— Не только гонорары, хотя я их понимаю: человек привык, что он должен получать такие деньги. И к тому же, с ним приезжает целая команда. Это все очень дорого, и начинаешь взвешивать. За эти деньги можно еще один фестиваль сделать. Они идут на уступки, максимально "поджимаются". Так у нас было неоднократно с дорогостоящими иностранцами. С Кустурицей старая история: я тоже был у него на фестивале.
— Он приезжает к вам бесплатно? По бартеру, как говорится?
— За гонорар, но очень умеренный. Так же, как я к нему. Все равно приезд музыкантов чего-то стоит. И понятно, что он очень значительная фигура. Бешено талантливый человек.
— Не каждый репертуарный театр может похвастаться таким количествомежегодных премьер, как ваши фестивали. Как вы работаете над спектаклями? Это все ваши идеи или кто-то приходит с уже готовыми задумками?
— Есть предложения, с которыми приходят сами артисты. Так было с "Не покидай свою планету": пришел Константин Хабенский, который уже знал, кто будет режиссером, это его связи с Виктором Крамером. Он очень горел этой идеей, и я поначалу смотрел на них, как на сумасшедших. Музыку для спектакля писал Кузьма Бодров, очень удачно. А я должен был найти номер и предложил шесть вариантов не заигранного шедевра классической музыки. Но я не представлял, что они меня заставят это играть. В оригинале эту часть играет виолончель.
Что касается "Фантастической Кармен", эта идея была моя. Родион Щедрин сочинил сюиту для Майи Плисецкой, а существует оригинал оперы, которую даже сам Петр Ильич Чайковский считал лучшей музыкой. Но я не подозревал, что режиссер Павел Сафонов повернет в ту сторону, что все происходит в психушке.
Идея "Кроткой" принадлежит Сереже Гармашу. Мы уже делали какие-то совместные вещи. Я был в театре "Современник" с Костей на спектакле "Не покидай свою планету" и встретился с Сережей. Он говорит: "Надо все-таки что-то сделать, "Кроткую". С таким посылом. Я сделал вид образованного, умного человека: "Конечно, давай "Кроткую". Но я не знал тогда, что это и кто автор.
Прошло несколько лет, и в Клину на репетиции писем Чайковского и Чехова Сережа мне рассказал, что написал заявление об уходе из театра. А я ему говорю: "Прекрасно, теперь у нас есть время сделать "Кроткую". К этому времени я уже знал, кто автор, но еще не знал, о чем эта повесть. Уже перед репетициями я ознакомился, и на меня текст, сама история произвели какое-то клиническое впечатление. На грани психушки, но гениально. И подумал: "Какую музыку здесь сможет сделать Кузя?" На первой репетиции я понял, что Кузя нашел прекрасный ход: у музыки состояние и фоновое, и есть серьезные находки.
— А чей "Ибсен. Recycle"?
— Когда-то я говорил о сильном наследии, которое есть в мире культуры, о музыкальных и литературных шедеврах, одним из которых, конечно, является "Пер Гюнт". А дальше уже Дмитрий Гринченко (исполнительный директор Зимнего фестиваля искусств — прим. ТАСС) развил. Выяснилось, что у Ибсена есть еще вторая пьеса — "Бранд", которую он писал одновременно с "Пером Гюнтом", но она не стала такой же знаменитой. Вот на соединении этих двух пьес и возникла идея нашегоспектакля. Причем главный герой одновременно является и Пером Гюнтом, и Брандом. Наш близкий друг Валера Воронов написал очень интересную музыку к спектаклю.
Пока этот спектакль для меня абсолютное марево. Но он очень трагический, с сильным настроением. Очень необычный, весь построенный на ощущениях.
— Некоторые художники любят оставить зрителя в замешательстве.
— Ради бога. Не обязательно, чтобы все всё поняли, но надо, чтобы они понимали, что конкретно им не понятно. Должна быть основа. Мне нужно понимать, что сейчас фантазия. Я еще не дорос до того, чтобы реально блуждать. Это как у Станиславского: актер не должен плакать, пусть плачет публика.
Я готов к любой импровизации, но на основе академического воспитания. Я готов переключать темпы и впрямую идти в кроссовер — пожалуйста. Но это должно быть сделано с хорошим вкусом, стильно. И должно быть понятно.
— Что вы назвали бы самыми яркими моментами фестивалей в Сочи за 15 лет?
— Трудно сказать, потому что такая формулировка может понизить другие вещи.
— Конечно, это субъективная оценка. И ваше мнение может не совпадать с взглядами зрителей. Мне кажется, многим запомнилось выступление Дианы Арбениной.
— Конечно, это было событие. Она талантливейший человек. Она получила возможность выступить с симфоническим оркестром, но при этом с ней была ее ритм-группа — "Ночные снайперы".
Она же пишет книжки. Я попросил сына достать мне их и обнаружил, что в ее творческой биографии есть несколько строчек и обо мне. Она называет меня "роковым музыкантом в классической музыке".
— Вы согласны с таким определением?
— Почему нет? Я же когда-то делал очень много резких вещей, как сейчас делают молодые. Что-то повторяют. Например, первым не вышел во фраке, а потом и в смокинге не вышел. Это было ух!
Интересная история была с "Гарольдом в Италии" Берлиоза. Мне понадобилось несколько лет, чтобы попытаться осмыслить это произведение так, как, я думаю, автор видел это. Я ушел от каких-либо традиций. Получается, что герой как бы наблюдает, не участвуя, выступает издалека.
Мы долго обсуждали, как сделать так, чтобы я не стоял по пять минут, пока играется тутти — это ведь не концерт для альта с оркестром, а симфония с солирующим альтом. Решение стало одним из моих прорывов еще в те времена, когда надо было выйти, пожать руку концертмейстеру. Я взял старинную книгу, поставил пульт с нею между первыми и вторыми скрипками, а сам выходил с оркестром так, чтобы меня не заметили. Я садился, открывал книгу, и по этому знаку дирижер начинал. Когда приходило время моего соло, я вставал, делал два шага к пульту с нотами для солиста, потом возвращался, переворачивал страницу, и дирижер начинал вторую часть.
Сейчас тоже пытаютсяэкспериментировать, доходят до каких-то совсем экстремальных выходок.
— Вообще приветствуете провокацию?
— Если это очень талантливо и с хорошим вкусом, не смешивая позиции жанров. Все это должно быть сознательно. А вдруг эта провокация — начало чего-то мощного? Пробовать надо все. Но тот, кто застревает на провокациях, быстро оказывается на поводу у своего зрителя и завтра будет уже позади. Или придется выходить голым на сцену.
— Так некоторые популярные артисты и поступают.
— Существуют определенные места, где ходят голыми. Знаю, что в театре есть такой спектакль, но я не видел. Это не будет жить вечно. Поэтому я говорю об образовании и вкусе. Творческие люди должны заниматься вкусом всю жизнь. Какая бы идея ни возникала, можно дойти до какой-то грани, но вкус должен тебя держать.
Нельзя дойти до того, что было в Восточном Берлине. Юрий Хатуевич Темирканов приехал на генеральную репетицию "Евгения Онегина". Понятно, что для всех дирижеров "Евгений Онегин" — это хрестоматия. Была ультрасовременная по тем временам постановка, выезжали на сцену на мотоциклах. Это провокация, я бы даже сказал — спекуляция. В сцене письма Татьяны слова приобретали совершенно другой смысл. Будто она пишет письмо и мастурбирует. Юрий Хатуевич сказал: "Нет, ребята, это не для меня". И уехал.
— На его месте вы бы поступили так же?
— Хотелось бы. Потому что я считаю, что это совершенно перебор.
— По поводу воспитания вкуса, в том числе у аудитории. Ваши фестивали во многом новаторские. Например, на нынешнем смотре в Сочи прозвучала премьера сочинения для японского губного органа "сё"Ацухико Гондаи. Экзотическая вещь, и понятно, что не сможет играться часто в России, потому что едва ли найдутся местные солисты. Для чего вы это делаете?
— Конечно, этого древнего инструмента у нас нет, и нет исполнителей. Но, грубо говоря, это спокойно можно играть на баяне. Тембр очень напоминает верхние ноты баяна.
Для публики это расширение кругозора. Не значит, что надо влюбиться в это произведение. Но они должны знать, что и такое есть. Вся эта информация ведет к прекрасной интуиции. Вообще в жизни каждая минута, если ее проживать, замечать, откладывается. Даже если что-то публике не понравилось, это тоже полезно.
Когда мы заказываем произведение, мы не знаем, будет ли это лучшее произведение композитора или что-то проходное. Не все музыканты вспомнят, какие симфонии есть у Бетховена. У Шуберта раньше считали шедеврами четвертую, пятую и неоконченную. Потом я послушал третью с потрясающим финалом, и ко мне пришла идея сыграть все симфонии Шуберта по абонементу в филармонии. Теперь, когда отдельно беру в программу какую-то его симфонию, у меня совершенно другой взгляд на материал. Надо знать их все, чтобы понимать каждую в отдельности.
Так что мы надеемся на то, что родится шедевр, но мы обязательно исполняем заказанное сочинение. Это и мостик к композиторскому конкурсу фестиваля: авторы слышат свои сочинения, да еще и в каком исполнении. Это счастье для композитора.
Кстати я как-то подарил президенту Владимиру Владимировичу Путину свой диск с записью Шуберта. Он посмотрел и говорит: "Верно, что этот композитор ни разу не услышал исполнение своих симфоний?" У меня был шок. Я давно знаю о его гениальных качествах, но ведь никто не знал, что у меня в кармане CD с Шубертом, чтобы так подготовить.
Многие вещи, которые рождаются на фестивалях, живут. Яркий пример — "Не покидай свою планету", который идет в "Современнике". Когда мы играли его в последний раз в Москве, кто-то подсчитал, что это уже 96-й показ. И это не считая Артура Смольянинова, который вначале тоже его играл.
Есть еще альтовый концерт Кузьмы Бодрова, премьера которого была здесь. И уже другие альтисты попросили ноты, и концерт живет. Японский альтовый концерт того же Гондая живет, тоже премьера была здесь. И много запросов из Японии, чтобы я сыграл этот альтовый концерт.
Но когда что-то рождается на фестивале, я не могу сразу сказать: это будет жить. Время покажет. Сейчас фестивалю 15 лет, и время показало жизнеспособность появившихся тут сочинений.
— Год вообще богат на юбилеи: 30-летие отмечают"Солисты Москвы", 10-летие — Всероссийский юношеский симфонический оркестр. Как будете отмечать?
— Что касается "Солистов Москвы", то в планах тур по мировым столицам, ангажированы залы. Конечно, будет тур и по стране, это неотъемлемая часть. К нам очень большая любовь россиян.
Это союз музыкантов, который, как показало время, навсегда. Это потрясающий ансамбль, машина. Много раз мы были номинированы и даже получили "Грэмми" за запись Прокофьева и Стравинского.
— Как относитесь к этой награде?
— Это приятно, но если бы в жюри сидели люди, к мнению которых я реально прислушиваюсь, я бы радовался больше. Не известно же, кто конкретно решает, что это за люди. Но вряд ли это авторитетные для меня. Но, например, в Париже, при том что запись была тут же раскуплена, в одном из журналов она не получила пяти звезд.
— Эти звезды выставляют слушатели или тоже безымянные критики?
— Критики, но вот это тоже имеет значение.
— А что с юбилеем ВЮСО?
— С ними тоже будем обязательно праздновать. Возможно, тоже будут концерты в крупных городах.
Этот оркестр родился в недрах фестиваля. Этот проект, совершенно очевидно, должен жить. Когда-то Никита Сергеевич Михалков сравнил наш оркестр с олицетворением национальной идеи, которая должна включать культуру и детей. Проект был поддержан и большим президентским грантом.
— На днях Уральский юношеский симфонический оркестр первым в России получил статус филиала ВЮСО.
— Думаю, с Уральским оркестром у нас будет тесное творческое сотрудничество. И думаю, что мне надо будет и отдельно с ними выступить, и совместить с ВЮСО. Екатеринбург — очень развитый город, у них и колледж, и филармония. Они пионеры, например, в трансляции концертов.
— То есть такое приземление по округам не убьет объединяющую идею прослушиваний по всей России?
— Эти прослушивания крайне важны. Для молодого человека, который занимается музыкой, нужна цель, адрес — для чего он так проводит свое детство так, пока его друзья гуляют на улице. Если появляется цель, человек преображается. А цель — прослушивание в наш Юношеский оркестр. И самое важное — если он не проходит, ему дается мастер-класс, и следующее прослушивание через два года он, как правило, проходит.
Участники оркестра вырастают и уходят работать в другие коллективы. Некоторые работают у нас в "Новой России", некоторые в других оркестрах в Москве и Питере.
— Нельзя, конечно, обойтись без последних политических новостей. Ряд стран объявил России экономические санкции. Нет ли опасений, что происходящее отразится и на культурной сфере?
— Опасения есть у всех. Главное — другое. Я много чего видел, что происходило в мире: как к нам относилисьв 70-80-е, как потом относились по-другому. У нас же рынок: если тебя хотят услышать, то приглашают. Политика влияет, но не всегда. Даже когда были огромные сложности еще в советское время в отношениях с Америкой, когда совсем невозможно было получить визы гражданам СССР, отдельным контрактом в "Карнеги-холл"летали с выступлениями Эмиль Гилельс, Вова Спиваков и еще несколько музыкантов.
Помню, было дополнительное уважение за то, что наши артисты выступали при полном зале в "Карнеги-холле", а потом улетали к себе домой.
Опасение есть в том плане, что все должны будут затянуть ремешки. Но раз такое будет — мы это и сделаем. Мы же граждане своей страны.
Беседовала Анастасия Силкина