Александр Якушев: канадские болельщики аплодировали нашим голам в Суперсерии
Двукратный олимпийский чемпион, лучший бомбардир сборной СССР в Суперсерии 1972 года Александр Якушев в интервью ТАСС, приуроченному к 50-летней годовщине тех матчей, рассказал, как он сумел избежать серьезных травм во время игр и что мог и не попасть в основной состав команды, если бы главным тренером сборной продолжал оставаться Анатолий Тарасов.
Суперсерия СССР - Канада проходила со 2 по 28 сентября 1972 года. Четыре игры состоялись в канадских городах, четыре - в московском Дворце спорта "Лужники". После семи поединков, один из которых закончился вничью, каждая из команд имела по три победы. Последний матч серии 28 сентября завершился со счетом 6:5 в пользу канадцев, этот результат позволил сборной Канады одержать общую победу в Суперсерии.
— Александр Сергеевич, можно ли говорить, что спустя 50 лет влияние, которое оказала Суперсерия на мировой хоккей, по-прежнему велико? Не случится ли того, что еще лет через десять о Суперсерии мало кто будет вспоминать?
— Если говорить о моем личном восприятии Суперсерии, я понял ее значимость, когда прошло много-много лет после ее окончания. Когда мы закончили играть в серии, я лично не воспринимал ее как какое-то масштабное событие. Тогда мы готовились к чемпионату СССР. Мы же не как игроки НХЛ, которые собирались за две недели где-то в середине августа. У нас подготовка к сезону начиналась с 1 июля с трехразовых тренировок только на "земле", только ближе к концу июля мы чередовали занятия на "земле" со льдом.
Уже в мае было известно о достижении договоренности с канадскими профессионалами, но для меня это не было чем-то таким необычным. Хотя, конечно, мы понимали, что игры будут непростыми.
— То есть где-то лет через десять вы только поняли, какое значение Суперсерия имела в мировом хоккее?
— Знаете, есть такое выражение: "Большое видится на расстоянии". И спустя даже не десять лет, а больше эта серия действительно стала восприниматься по-другому. Она была выдающейся и потому, что сами канадцы это поняли. В Америке и Канаде очень высоко ее оценили не только потому, что сборная Канады выиграла по очкам, а потому, что обе команды показали хоккей высокого уровня. Надо сказать, что канадские болельщики объективно оценивают игру команды соперника, если видят, что она показывает хороший хоккей, разыгрывает хорошие комбинации, забивает красивые голы. Они это тоже воспринимали тепло и даже аплодировали голам в ворота своей команды.
Можно вспомнить известный всем случай, когда праздновали 100-летие НХЛ и к этому событию приурочили опрос населения с целью указать 20 значимых событий в истории Канады. Суперсерия в этом списке заняла пятое место, что говорит о ее значимости. Канадцы сами признали это и сейчас до сих пор вспоминают ее. Очень жаль, что сейчас вмешалась политика и нам в связи с этой датой, наверное, не удастся встретиться с соперниками. Вряд ли канадские политики позволят сыграть матч ветеранов, встретиться, пообщаться и продолжить теплые воспоминания. После этой Суперсерии в лице канадских игроков мы приобрели друзей, да и они на нас стали смотреть совсем по-другому. Поскольку до и во время этой серии мы были для канадцев врагами в спортивном плане, и они были нас готовы растерзать.
— Мы говорили с Филом Эспозито (нападающий сборной Канады на Суперсерии — прим. ТАСС). Он планирует приехать в Москву в сентябре-октябре, чтобы встретиться, в том числе и с вами.
— Да, вероятность такая есть, пускай не на даты проведения серии. Сейчас он снимает фильм, Путин подписал указ о награждении его орденом Дружбы (в марте 2020 года — прим. ТАСС). Он хочет, чтобы Владимир Владимирович лично вручил ему этот орден и этот момент был бы запечатлен в его фильме. Для него и для фильма это было бы очень здорово, и, я думаю, это мероприятие должно состояться.
— Сразу после Суперсерии доводилось ли вам читать публикации о ней в советской прессе о ее итогах?
— Честно говоря, когда она завершилась, мы сразу же погрузились в наш чемпионат. Могу сказать, что в газетах по-доброму отнеслись к итогам, несмотря на то что мы уступили.
— До Суперсерии вы вряд ли что-то могли подробно знать об игроках соперника. Какое впечатление они у вас оставили после первого матча?
— Конечно, мы слышали имена Эспозито, [Ивана] Курнуайе, [Сержа] Савара. Это звезды, и в то время они были на пике своей формы. То, что будет волнение, было понятно, особенно после того, как мы пропустили быстрые два гола. Но важно было как можно скорее забить, чтобы зацепиться. Забей они третий гол, а возможности такие были, отыграться было бы очень сложно. Очень здорово, что Женя Зимин забил ответную шайбу в большинстве, и мы в тот момент получили такое психологическое вдохновение. Ну а когда счет сравнял Владимир Петров и два великолепных гола забил Валерий Харламов, стало понятно, что мы этот матч не упустим.
Стоит отметить, что мы и в физическом плане были готовы гораздо лучше, да и у нашей команды был великолепный уровень мастерства, так как у нас в составе играли олимпийские чемпионы, десятикратные чемпионы мира. Канадцы к нам как к любителям относились свысока и не думали, что в Европе, особенно в СССР, могли так хорошо играть в хоккей. И значимость этой Суперсерии состояла в последующем понимании канадцами, что в хоккей умеют играть не только в Канаде и Америке, но и в Европе, и в частности в Советском Союзе. И первая игра была шоком для всей их общественности: спортивной, политической, — так как там этого не ожидали.
Даже один факт — когда мы стояли на синей линии перед вбрасыванием перед исполнением гимна, когда объявляли фамилии канадцев, зал практически после каждой их фамилии аплодировал стоя. К нам тоже наши болельщики хорошо относились, они аплодировали, хлопали, но чтобы так своих игроков встречали — для нас это было открытием.
— Кстати, правда ли, что вы в Москве не ощущали такой настоящей поддержки от родной публики? Эспозито говорил, что она в основном только свистела, а вот три тысячи канадцев, приехавших в Москву, было здорово слышно.
— Да, понятно, что был большой дефицит билетов. Они распределялись по организациям, а это значит, что первыми их получали из номенклатуры. И там практически сидели, как сейчас бы сказали, белые воротнички, которые просто пришли для того, чтобы показать, что были на матче. И поддержки, как это принято, от болельщиков мы мало ощущали. Те три тысячи канадцев не то что перекричали, они "переболели" 8–9-тысячный зал так называемых наших болельщиков.
— Быстро ли ваша команда адаптировалась к игре в Канаде на маленьких площадках?
— Когда мы туда приехали, никто не ныл, не жаловался на это. Играли и играли, и, во всяком случае, маленькая площадка не мешала нам канадцев обыгрывать. Если помните, мы выиграли два матча, один сыграли вничью и один проиграли. По очкам мы закончили серию в Канаде со счетом 5:3. В играх в Москве на наших удобных площадках мы были уверены, что серию не упустим и должны победить. И пятый матч, который первый в Москве, сыграл во всей серии отрицательную для нас роль. Мы проигрывали 0:3, отыгрались и победили, после чего наступила такая эйфория, которая в психологическом плане нам повредила.
Оставалось три игры, и мы были уверены, что из трех матчей один обязательно выиграем при удобных для нас размерах площадок. Мы не учли тот момент, что канадцы есть канадцы: они играют от первой до последней секунды, и не случайно три оставшиеся игры мы уступили с разницей в одну шайбу. Как ни странно, этого канадцы и сами не ожидали. Все три победные шайбы у них забил [Пол] Хендерсон, который тогда не был заметным, топовым игроком. Его даже не включили в Зал хоккейной славы, чему я тоже очень удивился, потому что те забитые им голы спасли канадский хоккей от позора. Их болельщики не простили бы своей команде, если бы канадцы уступили. Мы не учли спортивный характер соперника, но они привыкли играть в плей-офф, и для них эти три оставшихся матча, особенно когда они проиграли пятый, были сродни плей-офф. Мы же до этого играли по круговой системе: на Олимпиаде, чемпионате мира, чемпионате СССР, — такого опыта не было, и это сказалось.
Конечно, в первую очередь на результате сказался и высокий уровень мастерства соперников, поскольку они пересмотрели отношение к нашей команде и готовились самым серьезным образом. Канадцы подтянули "физику", тренировались совсем по-другому, как они сами рассказывали. Они сыграли в Швеции, для них это было хорошей практикой перед московскими играми.
— Если бы главным тренером нашей команды оставался Анатолий Тарасов, не допустил бы он такой эйфории?
— Честно говоря, не люблю отвечать на такие вопросы в сослагательном наклонении, потому что у Тарасова и [Всеволода] Боброва (главный тренер сборной СССР в Суперсерии — прим. ТАСС) были разные взгляды на хоккей, тренировочный процесс, отношение к игрокам, команде, и это были два антипода. Надо учитывать, что они очень давно были в неприятельских, мягко скажем, отношениях, и говорить, как бы там случилось, мне не хочется. Единственное, что хочу сказать, — что Всеволод Михайлович и Аркадий Иванович (Чернышев — работавший вместе с Тарасовым тренер сборной СССР — прим. ТАСС) всегда очень дружили, относились друг к другу очень хорошо. Если вспомнить, после Олимпиады в Японии в 1972 году оба [Чернышев и Тарасов] написали заявления об уходе, которые были приняты. Встал вопрос, кого назначить тренером сборной, и остановились на Всеволоде Михайловиче, который тренировал "Спартак" с 1964 года, обновил состав, пригласил молодых игроков, в том числе и меня. И через три года мы обыграли ЦСКА во главе с Тарасовым, где играли две трети сборной. После этого Всеволод Михайлович неожиданно ушел в футбольный ЦСКА и практически пять лет не занимался хоккеем. И чтобы потом взять сборную в такой ситуации, сыграть с ней на чемпионате мира в Чехословакии после тех пражских событий и стать вторым — это был очень серьезный поступок. Это значит, что он прекрасно отдавал себе отчет в своих действиях.
Как бы сложились игры Суперсерии с Тарасовым, честно говоря, я не уверен. Потому что, если бы остался Анатолий Владимирович, к которому я отношусь с большим уважением как к выдающемуся тренеру, я не уверен, что попал бы в состав, и, может, был бы запасным. Потому что я знаю, что Анатолий Владимирович не принимал мой стиль игры, включая те же раскаты, заезды в зону. Согласно его взгляду, нужно было с места отбора шайбы иметь стартовую скорость, которой у меня не было, и сразу бежать в атаку и биться. Такой стиль игры был у [Евгения] Мишакова, [Анатолия] Ионова, Юрия Ивановича Моисеева. А учитывая, что мы играли в три звена, — это две с половиной тройки из ЦСКА, куда добавляли только [Александра] Мальцева, [Вячеслава] Старшинова, [Бориса] Майорова, — шансов закрепиться в составе у меня было очень мало.
— В последнем матче серии вы вели со счетом 5:3. Возможно ли, что канадцев встряхнула та ситуация, когда они отбили у милиции руководителя профсоюза игроков НХЛ Алана Иглсона, и как та ситуация вам виделась тогда?
— Считаю, это было их моральной победой, что они сумели отбить его у нашей милиции. Хотя по всем правилам, если ты оттолкнул полицейского у них там, это практически срок. А тут Иглсон чуть ли не подрался с милиционером, его отпустили, матч продолжился, и для канадцев это была психологическая победа. Они в матчах НХЛ, когда у них не складывается игра, умышленно устраивают драки для того, чтобы переломить психологически, победить. Если в поединке удастся побить противника, то зрители воспринимают это очень тепло, и у игроков появляется такой эмоциональный подъем. Здесь, может, так и получилось.
— Согласитесь ли вы с высказыванием Николая Озерова, который после того случая сказал, что такой хоккей нам не нужен?
— Николай Николаевич такое поведение, конечно, не принимал — он интеллигентный человек, народный артист, из выдающейся семьи. Тем более и для нас это было непривычным.
— Для канадских игроков жизнь в Москве была в диковинку: известны истории, как они в номерах искали и будто бы находили подслушивающие устройства. Вас по приезде в Канаду что-то удивило в плане быта?
Удивило отношение к нам, хотя так было принято в НХЛ, а для нас — в диковинку. Когда мы прилетели, у нас в самолете собрали паспорта, подогнали автобус к трапу, мы сошли с трапа и сели в него, минуя все таможенные процедуры. Приехали в гостиницу "Элизабет", которая была самой лучшей в Монреале
И во всех городах мы жили в самых лучших отелях, нас сопровождал мотоциклетный эскорт, поэтому мы пролетали все пробки. Везли нас, как Брежнева (улыбается).
— В той серии вас, сыгравших все ее матчи, обошли стороной серьезные травмы. Можно вспомнить, как травмировали Харламова, стычки Эспозито и Бориса Михайлова. Сильно ли вас цепляли соперники?
— Да, цепляли и применяли силовые приемы. Но вот вы привели пример противостояния Эспозито и Михайлова. Михайлов сам по себе такой игрок, который может и клюшку засунуть в неположенное место на пятачке, и это его стиль. Естественно, Фил Эспозито — горячий парень и отвечает. Или, наоборот, он мог провести какой-то грязный прием против Михайлова, а тот отвечает, и это для обоих привычное дело. Я сам не только в этой серии, но и за всю свою спортивную карьеру практически никогда не отвечал ни на какие грубые приемы, и это, думаю, вызывало не то что уважение, а другое отношение хоккеистов. Они это видят и ценят. Да, против меня применялись силовые приемы, но они были игровые, а грязной игры против себя я не помню.