Замглавы МЭР Полина Крючкова: для макростабильности самое главное — правила
2022 год принес России рекордное число санкций и ограничений. Тогда звучали крайне пессимистичные прогнозы о двузначной инфляции, обрушении экономики и двукратном росте безработицы. Однако в 2023 год страна вступила с самой низкой в истории безработицей, развивающейся экономикой и контролируемой инфляцией.
Заместитель министра экономического развития России Полина Крючкова, отвечающая за разработку макропрогноза, в интервью ТАСС рассказала, есть ли основания для инфляционных всплесков, как власти будут обеспечивать макростабильность, как планируется помогать бизнесу адаптироваться к новым условиям и стоит ли делать по-прежнему долгосрочные прогнозы.
— Полина Викторовна, наверняка уже есть первые оценки итогов 2022 года. С учетом того, что в первой половине года многие российские и зарубежные эксперты готовы были "похоронить" экономику нашей страны, какими в итоге оказался экономический спад и ситуация с инфляцией?
— Результаты по году кажутся более оптимистичными, чем представлялось большинству экспертов в апреле-мае прошлого года. Собственно, здесь имеет смысл говорить не о конкретных цифрах, а скорее о неких трендах и причинах того, что спад действительно оказался существенно меньше, чем ожидали многие. Я бы выделила три основных фактора, почему российской экономике удалось сохранить достаточную устойчивость. Первый — это, безусловно, те оперативные меры, которые были приняты правительством по поручению премьер-министра в марте-апреле на самом пике санкционного давления. Речь идет и о мерах Центрального банка, который смог остановить панику на финансовом и на валютном рынке, не допустить кризиса наличности, обеспечил бесшовный переход платежных систем. Внутри страны уход платежных систем в принципе никто не заметил, это отразилось только на внешних расчетах. И все это, естественно, позволило сбить панические настроения. Правительство со своей стороны тоже оперативно приняло ряд мер, которые позволили не допустить паники. Да, был инфляционный всплеск в апреле-мае, локальный дефицит ряда товаров, но ситуация быстро была разрешена путем создания "зеленого" коридора для импорта, максимального ускорения всех процедур. И, конечно, помощи предпринимателям в перенастройке производства. Это очень важно.
Второй фактор, может быть, даже более значимый, — это адаптационные способности бизнеса. И мы видим, что в этой ситуации бизнес — и малый, и крупный, и средний — не сидел сложа руки. Он перенастраивал производственные цепочки, систему поставок, рынки и ориентацию на внутреннее производство. Роль частной предпринимательской инициативы чрезвычайно высока в такие сложные моменты. Именно гибкость бизнеса во многом позволила экономике адаптироваться.
Третий фактор — это в принципе стабильная макроэкономическая ситуация, запас прочности, созданный в предыдущие годы. И здесь главное — правила, которые были созданы, успешно работали и позволили изыскать дополнительные бюджетные ресурсы в случае необходимости. Эти правила позволили разумно подходить к денежно-кредитной политике, которая ужесточалась тогда, когда это было необходимо. Когда необходимость в жестких мерах прошла, Центральный банк ее достаточно быстро ослабил.
— Комплекс мер, принятых правительством в 2022 году для поддержки экономики, — условно говоря, оперативные меры, чтобы стабилизировать состояние "пациента", — позволил относительно безболезненно пройти этот тяжелый год. Какие из этих мер будут иметь эффект и в 2023 году? И какие основные инструменты поддержки экономики будут действовать на ближайший период этого и следующего года?
— Меры принимались очень разные. Были краткосрочные меры, которые работали в моменте и уже закончили свое действие. Это в том числе жесткая политика Центробанка по ключевой ставке, и по обязательной продаже валютной выручки в размере 80%. Эти меры действовали очень короткое время именно на пике, чтобы сбить паническое настроение. Как только необходимость в них исчезла, эти меры постепенно смягчились.
Далее меры поддержки отраслей. Например, запуск механизма обнуления импортных пошлин по широкой номенклатуре товаров. Это была временная мера, она сработала. Удалось не допустить дефицита прежде всего на потребительском рынке, несмотря на сложности с перенастройкой логистики и другими факторами. Мера закончила свое действие. По определенной номенклатуре продление нулевых пошлин есть, но это уже более узкая линейка.
Это такие краткосрочные меры.
Есть меры среднесрочного характера. Понятно, что идет перенастройка производственных цепочек, импортозамещение. Но когда мы говорим про импортозамещение, надо понимать, что оно очень разное.
Есть проекты, которые предприниматели сами прекрасно осуществляют. Это достаточно короткие проекты, и мы видим, что они реализуются. Видим, что производство определенных товаров растет. А есть технологически более сложные проекты, которые рассчитаны не на один год. Речь идет о самолетостроении, судостроении, станкостроении. Такие мегапроекты носят более длительный характер и требуют значительной поддержки со стороны государства
И третья категория мер — это те, что переходят в разряд бессрочных. На самом деле многие решения, которые были приняты в этом году, носят бессрочный характер. Это и то, что связано с дальнейшим снижением нагрузки от контрольно-надзорной деятельности, переход к риск-ориентированному подходу, продолжение актуализации обязательных требований. Это все меры бессрочные. И эти административные барьеры не вернутся назад. Именно сочетание разных горизонтов должно дать эффект не только в коротком периоде, но и на протяжении последующих нескольких лет.
— В начале 2021 года вы говорили, что особенность ковидного кризиса в том, что это не кризис крупных корпораций, а кризис МСП, самозанятых, по большей части сферы услуг. Можно ли сказать, что сегодняшняя ситуация кардинальным образом поменялась и теперь это уже кризис именно крупных корпораций, в том числе транснациональных? Не произойдет ли сейчас разукрупнение бизнеса, условно говоря? Крупным корпорациям требуется значительно больший ресурс, чем МСП, — кредитование, четко выстроенные логистические цепочки, зависимость от экспортных поставок ряда комплектующих, ингредиентов…
— Понятно, что есть и общее, и особенное между ситуациями 2020 года и 2022 года. Было ясно, что ситуация 2020 года рано или поздно закончится. Один месяц, два месяца, три месяца. Поэтому меры поддержки были направлены ровно на то, чтобы бизнес не закрылся, сохранил рабочие места. Сейчас речь идет о достаточно серьезной структурной перестройке экономики. В рамках одной отрасли ситуации на разных предприятиях могут существенно различаться. Вопрос в том, кто какое сырье использовал, у кого какие рынки сбыта были.
— Российская экономика сейчас проходит период полной трансформации и зашла в такую, что называется, точку невозврата или пытается стабилизироваться и удержаться на плаву на старых колесах?
— Я бы не использовала такие термины. Что есть точка невозврата и что есть старая модель? Безусловно, любые радикальные и серьезные изменения такого рода, как происходят сейчас, создают и проблемы, и риски, но они же создают и определенные возможности. Для части компаний открылись рынки, в том числе за счет ухода западных предпринимателей. Воспользуются они этим или не воспользуются? Кто-то воспользуется вполне успешно.
— Какие факторы будут способствовать ускорению экономики? В начале февраля 2022 года мы ожидали роста экономики, в том числе с учетом ослабления ограничений в рамках ОПЕК+, роста добычи нефти, был успешный предыдущий год для экспортеров. Сейчас санкционное давление на Россию усиливается, вводятся потолки цен на энергоресурсы. Не окажется ли это давление сильнее, чем тенденции восстановления в отраслях экономики?
— Основное — это потребительский спрос. Потому что сейчас мы наблюдаем, что в реальном выражении спрос ниже прошлогоднего уровня. В какой-то степени именно спрос сейчас сдерживает экономическое развитие. Поэтому понятно, что опора на внутренний спрос — очень важная история для дальнейшего развития экономики. Второй сюжет — инвестиционная активность. Да, мы видим, что по девяти месяцам 2022 года инвестиции в основной капитал не упали. Но понятно, что в значительной степени поддержку оказывали госинвестиции, хотя не только.
Поддержка инвестиционной активности — это также очень важное направление. Очевидно, что риски выросли для всех. И разумное разделение риска между бизнесом и государством — основа инвестиционной политики на этот и на следующий год
Безусловно, крупные инвестиции в инфраструктуру, в транспортно-логистические коридоры, в проекты импортозамещения — тоже ключевой момент для перенастройки всех внешнеэкономических потоков.
Ну и третий момент. Понятно, что ситуация с экспортом российских товаров зависит в том числе в целом от состояния мировой экономики. Есть разные сценарии, но то, что мировая экономика будет расти темпами ниже, чем в 2021 году, — это факт. Но это тоже в том числе вопрос активной политики — и компаний, и государства. Это вопрос выхода на новые рынки, поиска новых ниш для наших экспортных товаров. Потому что спрос на них, в том числе на продовольствие, в мире достаточно высок.
— Как вы оцениваете влияние покинувших Россию граждан в 2022 году на потребительский спрос и на рынок в целом? Насколько оно существенно?
— Оценки очень разные — сколько людей уехало, куда уехало и, главное, на сколько уехало. При этом надо понимать, что часть людей продолжает работать в том числе на российские компании дистанционно, то есть они создают определенную валовую добавленную стоимость в России. В разных отраслях по-разному, но влияние, безусловно, есть. Если говорить о рынке труда в России, важно понимать, что уровень безработицы по итогам прошлого года достаточно низкий. После некоего всплеска во время пандемии ситуация с безработицей очень быстро вернулась на прежний уровень и даже ниже. Дефицит рабочей силы по отдельным специальностям был и до ковида. Усилился ли он? Да, в какой-то степени усилился. Но опять же, если говорить в терминах рисков и возможностей, то это давление на рынок труда создает хорошие стимулы. Во-первых, к тому, чтобы росли реальные заработные платы. В ситуации с дефицитом работников это существенный фактор.
Во-вторых, дефицит на рынке труда как раз стимулирует предприятия — как частные, так и государственные — повышать эффективность рабочих мест, а значит, и заработную плату. Это коммерческий интерес. Рынок труда меняется. Меняется в какой-то степени и географическая структура занятости. Чем более гибким будет рынок, тем более эффективной будет экономика.
— В период пандемии, скажем так, ее активной фазы, люди уходили на неполную занятость, в неоплачиваемые или частично компенсированные отпуска. Сейчас, с уходом огромного числа зарубежных брендов, как бы вы оценили в целом масштаб потерь для рынка труда?
— Весной 2022 года и летом одно из опасений и ожиданий возможного спада в экономике было связано с возможным ростом безработицы во второй половине года. Как раз в связи с уходом компаний. Но этого не произошло. Западные компании уходят, на их место приходят российские.
— То есть не так критично оказалось для рынка?
— Надо сказать, что массового выхода людей на биржу труда не произошло.
На самом деле, если посмотреть суммарную занятость компаний, которые жестко заявили о своем уходе, она, скажем так, большая, но не критичная для экономики. Уходит одна компания — приходит другая. Да, где-то ситуация чуть более сложная, в отдельных отраслях, и люди уходят в смежные отрасли.
— Какие у вас ожидания по уровню безработицы на этот год?
— Считаем, что низкий уровень безработицы продолжит сохраняться и в 2023 году. Каких-то предпосылок для роста безработицы мы не видим.
— Сейчас уже есть понимание, ожидается ли корректировка оценки Минэкономразвития прогноза инфляции на 2023–2024 годы? Если не оперировать исключительно цифрами, какие у вас ожидания и какие тренды вы видите для реализации этих ожиданий?
— Если мы смотрим на цифры год к году, то инфляция у нас почти 12%. Но эти 12% накоплены в марте-апреле — начале мая. И с июня мы имели либо дефляцию, либо очень умеренную инфляцию.
Это несмотря на сдвиг повышения тарифов на более ранний период с 2023 года на 2022-й. Пока по первым неделям января оперативные данные Росстата показывают, что инфляция ниже, чем в предыдущие годы. В целом оснований для разгона инфляции мы в данный момент не видим. Скорее важнее, чтобы инфляция не опускалась ниже 4%, потому что это как раз и будет свидетельствовать о структурной перестройке экономики, повышенном спросе, экономической активности людей.
— От каких наиболее рискованных сценариев отталкивается ваше прогнозирование?
— Мы рассматриваем разные варианты стресс-сценариев. Это нормальная практика. По той же инфляции сильно "в минус", сильно "в плюс". Это именно стресс-сценарии. Но если говорить о базовых трендах, то на данный момент времени мы каких-то существенных инфляционных рисков не видим. А дальше — вопрос влияния на инфляцию различных факторов. Для того чтобы инфляция не разгонялась, ключевое значение имеет предложение — чтобы оно балансировало спрос. А это как раз те самые проекты, которые связаны с импортозамещением, с насыщением внутреннего рынка
— По оценочным данным, потребительский спрос в 2022 году в большей степени упал из-за рынка автомобилей?
— По-разному можно оценивать, но он снизился и в ряде других товарных групп. Во многом это психология. Люди какие-то покупки отложили на будущее. Достаточно сильно сократилось потребительское кредитование. Если корпоративное стало восстанавливаться, ипотечное тоже, то потребительское сжалось.
— Сможем ли мы перейти в течение 2023 года к росту экономики? Возможно ли это во второй половине года, или же вероятнее в 2024 году?
— Официальный прогноз и сценарные условия будут опубликованы в марте-апреле. Я бы сказала, что главная и одна из глобальных задач макроэкономической политики предстоящих лет — это следить за балансированием спроса и предложения.
Но в целом, если спрос не будет резко превышать предложение, то не будет высокой инфляции. С другой стороны, внутреннее предложение не может развиваться без спроса. Если у нас не будет спроса на автомобили, то не будет развития автомобильной промышленности внутри страны
Это взаимосвязанные вещи. Предприниматель должен понимать, что его продукцию купят, что люди готовы тратить деньги.
— Опять же с учетом наших текущих условий, если попробовать рассуждать на тему подготовки прогнозов, как вы смотрите на сокращение сроков прогнозирования в целом? В том числе формирование трехлетних бюджетов? Сохраняется ли актуальность такого трехлетнего прогнозирования?
— Трехлетний период и социально-экономического, и бюджетного прогноза — правильный, потому что невозможно многие серьезные проекты реализовать в течение года. Потому что для всех — и для бюджетополучателей, и для бизнеса, и для граждан — важно понимать, что будет через год, через два и так далее. Что начатое в этом году строительство в следующем году продолжится. Мы четко знаем, что на три года в бюджете на него заложены деньги. Это очень важная история с точки зрения планирования, стабильности, возможностей для частных инвестиций.