Советник врио главы ДНР: факты применения ВСУ химоружия лягут в основу военного трибунала
Российские подразделения, несмотря на постоянную переброску резервов со стороны ВСУ, планомерно освобождают ДНР. При этом Киев пытается применять незаконные методы на линии соприкосновения, в том числе химическое оружие, противопехотные и кассетные мины, которые бьют в первую очередь по мирным жителям. Почему украинские военные так держатся за Артемовск, могут ли поставки танков Западом изменить ситуацию не в пользу России, почему пленных меняют неравномерно и как украинские спецслужбы вербуют молодежь в интервью ТАСС рассказал советник врио главы ДНР Ян Гагин.
— Ян Дмитриевич, начнем с ситуации на линии соприкосновения. Как оцениваете оперативную обстановку на артемовском направлении?
— Артемовск практически все восемь месяцев и по сей день вопреки тому, что администрация Зеленского видела его городом-крепостью, местом, где они смогут показать всему миру мужество, стойкость своих солдат, стал пунктом утилизации военнослужащих Украины. Они там потеряли тысячи и тысячи бойцов. Бывают дни, когда это за сотню в день — это очень много на таком участке фронта. Тела никто не забирает, они так и лежат на поле боя.
Что касается перспектив освобождения Артемовска, то я считаю, что нам нельзя торопиться. Когда спрашивают, почему так долго, я таких людей просто приглашаю на фронт: приезжайте, посмотрите, как здесь, чтобы понять, почему так медленно продвигаемся. Сейчас мы стараемся беречь личный состав и как можно качественнее поражать живую силу противника. По большому счету взятие Артемовска — вопрос времени, но, повторюсь, я бы не торопился, продолжал бы перемалывать части противника. Это удобно и уже отработано.
Кроме того, и это самое главное, в Артемовск противник постоянно перебрасывает все новые и новые силы. Получается, что таким образом мы сковываем существенную часть сил противника по всему фронту. Пока ВСУшники завязли на артемовском участке фронта, они не могут собирать какие-то кулаки для удара по другим направлениям.
— Украинские военные оказывают ожесточенное сопротивление?
— Разумеется, они там не сидят сложа руки. Противник на переднем крае прежде всего держит мобилизованных. Призывают постоянно, ведь, по мнению киевского командования, "мобиков" не жалко. Уже потом расходуют кадровых военных и наемников.
К слову, нужно упомянуть, что в последнее время даже артиллерийские атаки на столицу — на Донецк — менее интенсивные, чем это было ранее. У ВСУ есть дефицит боеприпасов, мы действительно уничтожили достаточно большое количество артиллерии, в том числе американские гаубицы М777, и РСЗО (Реактивная система залпового огня — прим. ТАСС). А существенную часть артиллерии противник вынужден был оттянуть как раз на Артемовск и Угледар — сейчас это два самых горячих направления.
— Почему ВСУ так вцепились именно за Артемовск?
— Они не думали, что им придется отступать. И если они отступят, допустим, в Часов Яр (они уже вывели туда командование), то могу сказать, что этот город сейчас не готов к нашему наступлению. В Артемовске находятся только военнослужащие и нижнее звено командиров — оперативный состав. Если посмотреть, что дальше, то там некуда даже отступать, везде поля. Краматорск тоже не настолько укреплен. Есть так называемые города-крепости, куда привозили бетономешалки и заливали все бетоном на глазах у наших солдат еще задолго до начала СВО. А у нас же минские соглашения, мы не могли помешать им. А они, наоборот, использовали "Минск-2" для подготовки к эскалации, чтобы выгодно где-то закрепиться. Сейчас они как раз судорожно готовят Часов Яр для отступления.
В самом Артемовске уже идут городские бои. Если посмотреть на карту текущих боевых действий, то Артемовск находится в каре, полуокружении. Мы готовимся не то, чтобы атаковать западную часть города. Сейчас поясню. Есть понятие, когда мы видим цель, видим объект и, соответственно, можем уже наводиться и так далее, то есть мы готовились к тому, чтобы начать доставать артиллерией как раз вот эту часть города. Сейчас еще не можем достать, так как нужно же наводиться.
— Как поставки западных танков на Украину изменят ситуацию на линии соприкосновения?
— В любом случае надо понимать, что это техника. Она усилит противника, если только доберется до фронта. Танки габаритные и тяжелые, не везде пройдут, своим ходом точно не доедут до линии боевого соприкосновения, то есть его будет везти танковоз. На Украине нет такого количества танковозов и тягачей. Все это будет отслеживаться, и, я уверен, будет уничтожаться еще до подхода на ЛБС. А в случае, если эта техника все-таки доберется до ЛБС, будет уже получать огневое поражение от наших бойцов на месте. Как показала практика, сейчас мы успешно уничтожаем любые цели. Это просто станет предметом охоты и делом чести — сжечь американский или немецкий танк с крестами.
Плюс я уже говорил о том, что танк — это изделие сложное, что с танком запчасти должны идти, должен боекомплект идти. Помимо обучения экипажа, надо обучать инженеров, которые будут его обслуживать.
Есть еще один момент: в случае огневого поражения 70-тонного танка тягачи переднего края МТ-ЛБ советского производства, которые стоят на вооружении у Украины, просто не вытянут эти машины. Они просто не смогут его эвакуировать, и, соответственно, танк будет либо захвачен, либо добит на месте, его придется бросать. Так что я не сомневаюсь в том, что это оружие при поставке именно на ЛБС вызовет некоторые трудности. Но, во-первых, оно должно туда доехать, это оружие, а, во-вторых, целей, которые нельзя поразить, нет. Как показала практика, горит все одинаково.
— Вы сообщали ранее о применении украинскими военными химического оружия, в том числе на артемовском направлении. Много таких фактов зафиксировано?
— Противник пытается использовать химическую составляющую с самого начала конфликта, с 2014 года — для него нет правил. Они нарушают все международные конвенции, которые регламентируют обычаи войны. Речь идет о применении ВСУ кассетных мин с игольчатыми боеприпасами, противопехотных мин по городам, где живут мирные жители. Причем чаще всего на "Лепестках" подрываются дети или старики. Также были случаи использования фосфорных бомб. И очень много боеприпасов, в том числе запрещенных, именно иностранного производства.
Если вернуться к вопросу о химоружии, чаще всего они используют газовые гранаты. Маркировка даже видна: либо США, либо Великобритания, либо Израиль. Попытки есть, есть бойцы, которые получили поражения на артемовском фронте.
Летом были случаи, когда они пытались на линии соприкосновения использовать отравляющие аэрозоли, которые распылялись с промышленных сельскохозяйственных квадрокоптеров. Пока фактов применения таких отравляющих веществ в отношении мирного населения нет, хотя я думаю, что они не остановятся ни перед чем. Уместно вспомнить известный случай, как они гоняли мальчика по двору, запугивая коптером, а потом подорвали на гранате на глазах у бабушки. Они ведь не могли не видеть, кого убивают.
— Можно эти случаи применения химоружия считать поводом для обращения в Организацию по запрещению химического оружия (ОЗХО)?
— К чему бы ни привели эти попытки, сам факт применения химоружия неприемлем. Это, конечно, повод для обращения как в ОЗХО, так и в ООН. Но уверен, что ООН, будучи ангажированной и давно приватизированной США организацией, просто ничего не услышит и не увидит точно так же, как миссия ОБСЕ ничего не видела и не слышала все годы работы в Донбассе.
Эти материалы надо копить для военного трибунала, который, несомненно, состоится по преступлениям Украины в отношении жителей ДНР и ЛНР. Я бы провел его не в Москве, а на территории Донбасса: либо в Донецке, либо в Мариуполе. Потому что лица, которые пострадали от украинского режима, живут именно там. Но можно и в Киеве.
— Тема обменов. Сейчас задам, наверное, сложный вопрос. Почему меняют порой неравномерно?
— По большому счету обмен всех на всех без условий чаще всего происходит уже в мирное время, когда все заканчивается. В военное время, конечно, есть определенная значимость тех или иных военнослужащих — летчиков, офицеров, каких-то секретоносителей, то есть особенных военнослужащих. Противник это прекрасно понимает и иногда диктует условия. Поэтому происходят такие обмены.
Иногда еще говорят, мол, зачем мы их меняем, зачем берем их в плен. Так вот мы их берем в плен, потому что должны возвращать наших бойцов, а вернуть их можно только путем обмена. Но помимо того, что это обменный фонд, это возможность в текущем моменте сократить количество обстрелов с той стороны. То есть чем больше мы возьмем плен, тем меньше в нас станут стрелять. Поэтому и отношение к пленным у нас такое, чтобы люди могли сдаваться в плен безбоязненно: спасти свою жизнь, получить медицинскую помощь, наконец просто нормально поесть.
— Перейдем к вопросам безопасности. Как в ДНР выявляют диверсантов?
— Жители, которые ранее уехали из ДНР, а теперь возвращаются домой, обязательно проходят проверку. И есть случаи, когда попытки, так скажем, фильтроваться предпринимали в том числе и военнослужащие Украины, представители СБУ. Комендатура выявляет их регулярно и пресекает такие попытки. К примеру, только на одном из направлений — мариупольском — было выявлено и задержано 22 диверсанта за лето-осень.
— Часто находят схроны, тайники, оставленные ВСУ?
— Их находят чаще всего случайно или по агентурным данным. В любом случае противник что-то прятал для того, чтобы вернуться. Эти схроны будем находить еще долго, это ежедневная работа. Там в основном не боеприпасы, а оружие.
— Как ведется работа по противодействию вербовщикам?
— Противник постоянно пытается находить сочувствующих граждан на нашей территории. Вербовка, точнее, поиск сочувствующих, идет в интернете достаточно активно. Пытаются воздействовать на молодежь, чаще всего через телеграм-каналы, группы в соцсетях. Они пробуют поймать ребят "на слабо". Начинается с чего-то безобидного: просят сделать какие-то фотографии, заснять военный "Камаз", зафиксировать, куда он едет. А после этой игры предлагают фотографировать конкретно воинские части, их адреса, посчитать, сколько человек заехало, сколько выехало. И потом уже за это предлагают деньги. Чем-то похоже на историю с "синими китами", когда подростка заинтересовывают, предлагают выполнять какие-то из ряда вон выходящие действия, а родители упускают этот момент. Здесь и к родителям просьба быть максимально чуткими к детям, следить, с кем общаются в интернете. У нас же информационная война.
Кроме того, есть несколько телеграм-каналов, создатели которых находятся в Харькове. В них в режиме реального времени появляется информация о прилетах еще до официальных сводок. Сообщают о них сами граждане в формате переклички. Вроде бы, безобидная история. Но для тех, кто ее создавал с той стороны, она дает очень серьезную информацию — о городе, о настроениях, о том, что происходит прямо сейчас в конкретном месте. Мы даже в одно время обращались к гражданам, просили, чтобы они не писали на этот сайт хотя бы в течение 20 минут после события, потому что может произойти корректировка огня противника.
— Как оцениваете изменения, которые произошли за год СВО?
— За этот год мы вспомнили всерьез о своей промышленности, ускорили импортозамещение по многим позициям. Стали уважать человека, который что-то производит, который нас защищает. Я говорю об обществе в целом. Из электората и из населения мы снова стали народом точно так же, как, допустим, после Крымской весны 2014 года. Общество очень сплотилось, мы стали сильнее, умнее, опытнее. Это касается и фронта, это касается и промышленности. Санкции, которые в отношении нас ввел Запад, бьют в основном по тем, кто их применяет, и это тоже не может не радовать.
Что касается Донецкой Народной Республики, то тут народ каким был тружеником, таким и остался. Например, сельское хозяйство и в этом году, и в прошлом не прекращало работу ни на день: вовремя сеяли, вовремя собирали урожай. Да что тут говорить, если даже после прилетов в Донецке через 2-3 часа улицы убраны, очищены от осколков, наведен полный порядок. Все это говорит о людях, которые тут живут и платят девять лет кровью за право быть русскими.
— Кем вы себя видите в правительстве региона?
— Хотел бы быть далее полезным Родине, соответственно, что это будет — то ли правительство региона, то ли Госдума, то ли Совфед, — я пока не знаю. Но еще повоюем.
Беседовали Георгий Казачков и Гулия Леваненкова