Павел Лунгин: мы все проживаем культурную мутацию

— Павел Семенович, сразу хочу спросить о фильме, на съемках которого была несколько лет назад: о сказке "Василиса и королева лайков". Понятно ли, когда она выйдет в прокат? 

— Теперь фильм называется "Василиса и хранители времени". 3 октября его выпускает компания "Наше кино". 

— Если правильно помню, герои фильма — боги, блогеры, тиктокеры и Дед Мороз, которого играет Сергей Гармаш. Не смущает, что фильм выйдет не в новогодние праздники? 

— Выяснилось, что русский народ очень любит Новый год и очень любит ходить в это время в кино. И в прокате такие плотные декабрь и январь, что туда сунуться невозможно. Режиссеры встают в очередь на эти даты за два года. И мы решили попробовать октябрь. Тем более, что в фильме как раз случается чудо — герои переводят часы, чтобы постоянно был Новый год. Поэтому и название — "Хранители времени".

— Помню, вы говорили в интервью ТАСС, что впервые снимали сказку. И в итоге получилось, что вы абсолютно в тренде: лучшую кассу сейчас собирают именно сказки, это самый востребованный жанр…

— Это обидно. Я начал работу над фильмом очень давно, в 2019 году. Он должен был выйти гораздо раньше. И я мог бы быть первым. Но болел, потом мы сразу попали в пандемию. И в результате — я будто бы в хвосте. Но у нас необычная история: мы пытались поместить сказку в современный мир, там и блогеры задействованы, и магия Деда Мороза. То есть наша сказка на остальные все равно не похожа.

— Можно воспринимать ситуацию так: остальные просто выступили у вас на разогреве, чтобы подготовить аудиторию…

— Ситуация, кстати, парадоксальная. Раньше наше кино убивали американские фильмы, потому что зрители в основном только на них и ходили. А сейчас некоторые российские фильмы зарабатывают миллиарды. И это тоже может убить русское кино. Теперь многие идут в кино только за деньгами. Многие, но не все, конечно, обобщать не хочу. Но в большой степени кино стало средством зарабатывания быстрых денег. На комедиях, на сказках, которые не очень хорошо продуманы. И это может задушить кино. 

— А если в целом говорить. Голливудских блокбастеров практически нет несколько лет. Как вам кажется, русское кино развивается, или индустрия стала в основном просто конвейером для зарабатывания денег? 

— Эта тенденция действительно опасная. Сейчас, например, по-прежнему сложно выпустить на экраны авторское кино. Это только кажется, что в кино деньги легкие. Они совсем не легкие, но от них сносит голову людям. Но все мировое кино сейчас в некотором кризисе. Мы все проживаем культурную мутацию. Переход из одной культуры в другую. 

Раньше очень многие хотели снимать и сниматься в авторских фильмах. Больших денег они не требуют. Нужно просто общее усилие, некая жертва культуре. А это сейчас, по-моему, исчезает.

— Ну и плюс раньше же авторское кино имело возможность "поехать" по миру, участвовать в международных фестивалях…

— Сейчас этого почти нет. В общем, непростое положение. Но это все очень живой процесс, в котором участвуют в основном молодые. Это все выстроится. Просто сейчас мы живем в период завихрения, турбулентности. 

— Павел Семенович, на питчинге в прошлом году представляли ваш будущий психологический триллер "Аномалия" про молодого священника. Как-то двигается этот проект? 

— Нет, он приостановлен. Думаю, мы временно забудем о нем. Проект касается очень острых тем, сейчас не время его делать. 

— А сериал по "Крутому маршруту" Евгении Гинзбург? 

— Тоже пока забыли про него. Он про ГУЛАГ, про подвиги русских женщин, в том числе. Тема тяжелая. Телевизионные люди не хотят, говорят, что и зрители тоже такое не хотят. И, может быть, телевизионные люди и правы. 

— Как считаете, зрители захотели бы сейчас смотреть художественные фильмы про СВО, про то, что сейчас происходит в мире? Не думали про это кино снять или еще рано? 

— Думаю, рано. Боюсь, что сейчас на эту тему будут делать фильмы очень быстро и очень однозначно. И в результате большую серьезную тему просто загубят, захватают. Это, конечно, очень большая история с огромными сложными переживаниями. С реальными переживаниями. Но вся великая американская литература вышла из Гражданской войны. И у нас после Гражданской войны огромные писатели были, и кино большое было.

Такие глубокие потрясения всегда вызывают реакцию художника. Именно для серьезного фильма на тему СВО еще время не пришло. Мне кажется, сейчас надо решать текущие задачи. Можно о многом рассказать. Например, как живет город Белгород, который вроде и не на войне, но обстреливается. Что за люди сейчас живут. И как они живут. Солдаты. Их матери. Конечно же, эти темы будут отражены в кино. 

— Но у вас в планах подобного пока нет, правильно? 

— Пока нет. Это должны делать молодые, яростные люди. 

— Павел Семенович, вы в интервью говорили, что довольно поздно начали работать в кино, еще пока "не наснимались". Понятно, что без дела сидеть не будете. Какие ближайшие планы? 

— Я сейчас хочу делать большой документальный фильм, посвященный Петру Мамонову. "Четыре жизни Петра Мамонова". Он заслуживает внимания, осмысления. Человек проходил через совершенно разные стадии жизни — был и таким бомжом-хулиганом, и рок-звездой, и актером знаменитым. Потом стал почти отшельником, почти старцем. И каждый раз, когда у него создавалось что-то, что-то получалось, он разламывал это и шел дальше. Он, конечно, удивительная личность… 

— Выбор героя понятен — вы с Мамоновым полжизни дружили. Какие материалы будете использовать? Из своих фильмов что-то возьмете? 

— Возьму. Мы и с ним дружили, и сейчас дружим с его вдовой Ольгой. У нее есть записи домашних архивов, мы их оцифровываем. 

— То есть уже начали работу над фильмом?

— Нет, пока готовлюсь. Собираю материал. Начну в сентябре работать. Мне это очень интересно. Думаю, что фильм про такую интересную личность нужно по-новому решать. Хочу включить и анимацию, и его безумные рассказы, и приключения, и сцены, решенные в жанре докудрамы. Планы у меня большие. Хватит ли силы и энергии, чтобы это сделать? 

— Конечно, хватит. И давайте перейдем к вам. Скоро день рождения, как будете отмечать? Все-таки дата красивая. 

— Да огромная дата! Дата такая огромная, что вспоминаешь фразу: "Время обнимать и время уклоняться от объятий". Просто уеду в Черногорию. В кругу двух-трех черногорцев, жены и друга отмечу день рождения. 

— А осенью? Может быть, ретроспективу своих фильмов устроите? 

— Я бы хотел, конечно. У меня сейчас есть права практически на все мои фильмы, кроме "Острова", которые у ВГТРК. Но, наверное, можно договориться. Я мог бы сделать ретроспективу из шести, семи фильмов. Думаю, "Луна-парк" сейчас может поразить зрителей. 

— Понятно, что вы — один из самых титулованных российских режиссеров, много работали на Западе. Сейчас какие-то личные связи сохраняются с западными коллегами? Общаетесь? 

— Знаете, как ни странно, нет. Кино — это такая живая вещь. Понимаете, литераторы пишут друг другу письма, общаются. Или почему в театрах сложные отношения, интриги, даже ненависть? Потому что они живут вместе — как семья. А кино — это мы сошлись на полгода. И вроде бы друг друга полюбили. И разбежались. Связи вспыхивают мгновенно. И также мгновенно рассыпаются. Зато у всех хорошие отношения. 

— Да, не успеваете их испортить так быстро… 

— Кино — это мир хороших отношений. Поэтому отношения во Франции у меня хорошие, но живых отношений, конечно, нет. Как только я там появлюсь, и возникнет хоть какая-то работа, сразу все это оживет, мгновенно цветок расцветет, и вода пойдет по своим каналам. 

— Но, как вам кажется, есть надежда, что цветок расцветет, что будет еще у российских режиссеров сотрудничество с Западом? 

— Мне кажется, интерес к России в мире сейчас огромный. Есть некоторые формальные запреты. Но Россия — все равно загадочный континент для Запада. Они как бы такие же, как мы, и не такие же, как мы. Мне кажется, ничто нельзя отменить навсегда. Но я оптимист. 

— А вам когда-нибудь предлагали переехать на Запад? 

— Уехать, жить на Западе никто мне не предлагал. Такие предложения никто никому не делает. Это же ответственность. Никто не говорит: "Уезжай к нам, будешь работать". Работать везде сложно, деньги найти везде сложно. И это всегда волевое, индивидуальное решение. Молодым деятелям культуры, сгоряча уехавшим из России, будет сложно найти свою идентичность. Мы, старики, защищены броней прожитой жизни.

— А если не про броню, а про желания… Какие сейчас главные желания у Павла Лунгина? Чего больше всего хочется, в общем? 

— (пауза) Хочется любви. И хочется самому любить. Хочется осмысленной работы. Хочется, чтобы жизнь длилась. Хочется как можно дольше быть активным. Что-то придумывать. Я вот вчера придумал, как поставить по-новому "Собачье сердце". 

— Реализуете?

— Думаю, да. Со временем. Когда созреет. Но хотел бы, да.