Павел Лунгин: цензура снизу очень опасна, потому что агрессивна

— Как вы считаете, почему для показа на фестивале в Марракеше из ваших фильмов выбрали именно "Такси-блюз" и "Остров"?

— Думаю, что это делалось как история нового кино, в том числе послеперестроечного. Отборщик выбирал те фильмы, которые ознаменовали поворот в кино. А под это подходит и "Такси-блюз", и "Остров". А очередь только вышедшей "Дамы Пик" еще придет. Она ведь еще совсем необкатанная, она еще молодая "Дама Пик". Ну и потом, неприлично, чтобы в программе шли три фильма одного человека.

— Как вы считаете, арабскому зрителю легко понять фильм "Остров", где зримо присутствует православная тема и философия?

— Думаю, что мистическая сторона фильма "Остров" как раз очень понятна восточным людям, которые больше склонны к индивидуальной мистике. Но я не знаю, доступно ли им христианское чувство стыда и раскаяния. Но тем не менее этот выбор отборщиками фестиваля был сделан.

— Вы уже анонсировали, что ваш следующий фильм будет о лагерях ГУЛАГа. Работа над ним уже идет?

— Работа идет. Я читаю много воспоминаний. Меня интересует документальная история, для того чтобы это не было фантазией. Так что я набираюсь, читаю и все больше и больше понимаю, что это должен быть фильм не только о жестокости, бесчеловечном, бессмысленном убийстве и унижении людей, но и о том, как можно выстоять. Потому что народ прошел школу лагерей. Но были люди, несломленные лагерем, и их было много.

Для меня это тема давления и противодействия. Школа лагеря давала очень много другой силы, несмотря на всю жестокость. Достаточно прочитать у Шаламова или у Солженицына, как человек голодом и холодом доводился почти до животного состояния. Но тем не менее там была сильная дружба, взаимопомощь, было много внутренних отношений, была любовь, были истории о побегах. Все это гораздо более богатая жизнь, чем мы себе представляем. Так что я хотел бы сделать фильм о тех, кто победил. То есть внешне проиграл, но внутренне победил.

— Место для съемок вы уже выбрали?

— Нет еще. Но я думаю, что место для съемок — это не самое сложное.

—​ Скажите, вы чувствуете сегодня на себе какую-то цензуру или давление?

— Вы знаете, я не ощущаю цензуру сверху. Я странным образом ощущаю, что цензура как будто делегирована вниз. И есть определенные группы, которые называют себя активистами. Это люди, в общем, анонимные. Мы не знаем — ни кто они, ни где они. Мы не видим их лиц, не знаем их имен. Но они выражают некое мнение. И это мнение в принципе подавляет художника.

Конечно, я боюсь, что сейчас многие люди начинают работать с оглядкой. Потому что никому не хочется попадать под пресс этого народного возмущения, идущего снизу. Народ ведь очень легко завести на любое чувство протеста и оскорбления. Мне кажется, что эта цензура снизу очень опасна, потому что агрессивна. Человек имеет право не любить, не ходить, не смотреть, быть против, но при этом не имеет права запрещать и разрушать.

Беседовал Первин Мамед-заде (Марракеш)