Егор Строев: в 90-е Совет Федерации, как Антей, удержал Россию от распада

25 февраля исполнилось 80 лет одному из самых влиятельных политиков 1990-х и 2000-х Егору Строеву. В интервью ТАСС он рассказал о том, почему Борис Ельцин называл его "губернатором губернаторов", как Совет Федерации не допустил распада России и почему сегодня к руководству регионами должно приходить новое поколение политиков.

— В последние недели в отставку подали руководители пяти регионов, их место заняли более молодые политики. Как бы вы, как человек, долгое время управлявший Орловской областью, возглавлявший Совет Федерации, прокомментировали эти кадровые перестановки?

— Любая реформа, любое продвижение в социально-экономическом, политическом развитии связано, прежде всего, с кадрами. Есть наука управления, которая диктует сочетание старых и молодых кадров. В системе управления обязательно должны быть представители нового поколения, которое более мобильно, энергично и помогает более эффективно решать новые задачи, стоящие перед государством. Поэтому происходящее сегодня — нормальный процесс.

Мне кажется, большинство ушедших глав регионов достигли возраста, который позволяет им спокойно уходить на пенсию или передвинуться по вертикали и продолжать работать на благо государства.

Одного древнегреческого философа как-то спросили: "Зачем вы садитесь на корабль, вдруг буря — вы не сможете управлять кораблем?" Он ответил: "Штурвал будет держать молодой крепкий моряк, а я буду прокладывать курс, и мы не наткнемся на рифы". Поэтому кто-то должен прокладывать курс, а кто-то — держать штурвал, чтобы корабль не сбился с этого курса.

Немаловажен и талант. Если у кого-то слабо получается выполнять свои функции, надо вовремя заменить его, потому что за спиной стоит коллектив, народ, страна в конечном счете. А дар руководителя, он бесценен, как любой другой: если из тысяч людей десяток наберешь, это хорошо.

— В свое время вы также самостоятельно подали в отставку…

— Я ушел в 72 года, ну а куда больше? Можно было уходить и значительно раньше — для здоровья было бы только лучше. Эволюционная, своевременная смена поколений управленцев — разумный, крайне необходимый государству курс. Если вовремя не проводить ротацию кадров, мы рано или поздно столкнемся с жизненными трудностями.

— Можно ли сегодня, глядя на кадровые решения, которые принимает Кремль, говорить о новых принципах формирования губернаторского корпуса?

— Меня удивляло, когда после 1991 года на первые роли в государстве выскочили преподаватели марксизма-ленинизма. Они всю жизнь учили, как нужно жить по Марксу, и вдруг предали его и кинулись во власть, не понимая ни экономику, ни страну, не чувствуя своего народа. Вслед за ними во власть с открытым забралом ринулись люди с демократическими взглядами, которые решили, что все, что делалось в нашей стране последние 70 лет, нужно выбросить на помойку.

То поколение людей, считаю, нанесло непоправимый вред, и прежде всего — экономике.

Сегодня наблюдается смена тренда, как модно сейчас говорить, на людей, знающих экономику. Я думаю, руководство страны решило привести к управлению регионами людей, с одной стороны, технологически грамотных, экономически образованных, а с другой — прошедших уже определенную школу, пощупавших уже и внизу лихо самой жизни, и проработавших в верхних эшелонах власти, где определяется экономическая политика государства.

Все новые губернаторы имеют тот возраст, когда энергия должна бить через край. Энергия плюс знания — вот формула успеха.

— Существует ли, на ваш взгляд, некое понятие оптимального срока управления регионом? Ведь, с одной стороны, в случае некоторых отставок говорят, что за два срока регион "устал" от своего руководителя. С другой, и на вашем примере, и на примере, допустим, губернатора Белгородской области Евгения Савченко, мы видим, что можно долго управлять регионом, не вызывая особо активных разговоров об "усталости избирателей".

— Пяти лет первого губернаторского срока достаточно для понимания, получается у человека управлять или нет. Если человек раскрылся за это время и создал базу для роста — зачем же рвать цветок, когда он еще плоды не принес? Конечно, все индивидуально, все касается конкретного человека.

Если у Савченко получается, и он один добился того, что область производит почти 2 млн тонн мяса, — это примерно как 15 других областей вместе взятых, — а следом за этим пошли и другие показатели промышленного роста, зачем же торопиться по формуле "лишь бы освободить и послать нового"? Все должно быть в пределах разума, потому что кадры — это капитал и ресурс, и их надо ценить.

— За время, когда вы руководили областью, оппоненты не раз и не два обвиняли вас чуть ли не в авторитарных методах управления? Можно ли сказать, что для эффективного управления регионом действительно нужна определенная степень жесткости, авторитарности?

— Моя авторитарность — сплошная выдумка. Вместе с Евгением Савченко мы были первыми, кого всенародно избирали при очень большой конкуренции. В 1993 году у нас в области при власти находился демократ, который шел на выборы, и вдруг я пошел против ветра, выдвинув свою кандидатуру. И мы в конкурентной борьбе, открыто, без всяких денег, без административного ресурса, с ходу победили. И так мы проводили все выборы до последнего дня, пока я работал.

Другой вопрос — кто не знает, что такое организация производства и управления, никогда не поймет процесса управления. Власть должна быть демократически избрана, а производство и организация должны быть в жестких технологических рамках.

Попробуйте произвести 2 млн тонн мяса в год при условии, что у вас бушует сибирская язва или свиная чума. Попробуйте довести производство пшеницы до урожайности 100 центнеров с гектара без элитных семян, не подготовив почву как положено, не внеся строго обозначенную дозу удобрений, не использовав средства защиты растений. Поэтому демократия на стадии выборов — это одно, а налаживание демократически избранным руководителем жесткой технологической дисциплины, системы управления — совершенно другое.

Я уже девятый год на пенсии и не слышал в спину ни одного укора, что я был диктатором. Мы многое сделали в экономике, социальной сфере, мы создали целую сеть институтов и университетов, и я до сих пор горд тем, что эта интеллектуальная среда, как мотор, позволяет нам двигаться вперед.

— Вы начали руководить Орловской областью еще в советские времена. Во времена перестройки много говорилось о том, что область стала лидером в создании многоукладной экономики села — именно у вас появились первые фермерские хозяйства, арендные коллективы, начал внедряться хозрасчет. Как вы, будучи первым секретарем обкома КПСС, пришли к пониманию, что нужно активно развивать такие формы хозяйствования и такие подходы к экономике?

— Орловская область действительно была первопроходцем во многих экономических и социальных реформах. Мы накопили огромный опыт перехода аграрной экономики на рельсы сначала коллективного подряда, потом аренды, потом фермерства, агрофирм и потом уже агрохолдингов. Первый агрохолдинг "Орловская нива" был создан у нас, потом пошло движение по всей стране, позже по нашей схеме возникли крупные агрохолдинги на Кубани, в других регионах.

Где мы почерпнули эти знания? Я пришел к управлению регионом не с идеологического фронта, а с производства. Начинал работать бригадиром. Еще при Хрущеве научился выращивать в Орловской области кукурузу на зерно, когда она вообще ни у кого не росла. За это даже получил медаль "Мастер-кукурузовод" и фотоаппарат "Комсомолец".

Мы изучили опыт организации фермерских хозяйств в Швеции, Баварии, Испании. Именно там я увидел, как на фермах птица выращивается не в один ярус, как у нас было, а в восемь, посмотрел расход кормов на свиноводстве — не 12, как обычно списывали в советское время, а всего 3–3,5 кормовые единицы.

Тогда же я создал первые хозрасчетные подразделения в колхозе и увеличил в 4,5 раза урожайность зерновых. Я понял, что нужно что-то делать, менять подходы: бесплатная работа за трудодни приводила к низкой производительности труда, она не росла, а от множества людей толку было мало.

Впоследствии наш опыт был одобрен решением секретариата ЦК КПСС. А потом Горбачев привез к нам в регион всех первых секретарей обкомов партии и ЦК республик всего Советского Союза. Мы два дня ездили и на местах смотрели результаты нашей работы, когда хозяйства рванули вперед в росте, а люди начали заинтересованно работать, потому что по итогам труда у них резко подросла заработная плата. В результате этот опыт оценили, и меня позвали работать в Москву.

— Но новые формы хозяйствования тогда не удалось эффективно внедрить по всей стране. Вообще можно ли говорить, что перестройка провалилась, раз ее итогом стал развал СССР?

— Я никогда не скажу, что перестройка провалилась. Как явление, необходимое для изменения всей системы управления государством и отношений народа с властью, перестройка была своевременна. Но, провозгласив перестройку, ее надо было еще провести. А для этого нужны были соответствующие знания и усилия, которых не хватило.

Удержать от развала Советский Союз можно было. Даже при том, что в какой-то момент прокатилась по России такая волна: "А чем мы хуже других республик? Что, не проживем сами?"

И первым этот лозунг бросил писатель из Иркутска Валентин Распутин, на I Съезде народных депутатов СССР. Помните, отвечая тогда на некоторые русофобские заявления депутатов из национальных республик, он сказал: "А может быть, России выйти из состава Союза, если во всех своих бедах вы обвиняете ее и если ее слаборазвитость и неуклюжесть отягощают ваши прогрессивные устремления? Может, так лучше? Это, кстати, помогло бы и нам решить многие проблемы. ...Кое-какие ресурсы природные и человеческие у нас еще остались, руки не отсохли". И зал взорвался аплодисментами, встал и долго-долго аплодировал.

Этот клич, брошенный в зал, овладел умами народа. На самом деле он был сказан против тех, кто разрушал Союз, но потом его стали дублировать и левые, и правые — все кому не лень.

Первой против единого государства стала выступать Литва, и не нашлось человека, который бы остановил процесс распада. Был Горбачев, который хотел методом экономических уступок республикам создать что-то вроде Евросоюза. И был Ельцин, который был категорически против — ему нужна была власть, и он ее открыто захватил. Были объективные трудности, но сработал субъективный фактор, и вылился он в подписание документа в Беловежской Пуще.

— То есть развала можно было избежать?

— Все понимали, что Горбачев должен был принять меры. Мы с ним встречались, говорили. Но он ничего не сделал, не захотел марать руки. И никто не захотел. А пришедшие в 90-е "либералы" разрушили экономику.

Авиационную промышленность, приборостроение, машиностроение — все остановили. Посмотрите, наш завод "Дормаш", некогда в 70 стран мира продававший свою технику, сегодня этого делать не может. Чем это объяснить, кроме как отсутствием эффективного управления в тот период? Сейчас мы расходуем огромные деньги на дорожное строительство, а технику покупаем японскую и немецкую.

Сельское хозяйство сейчас рвануло благодаря кризису и санкциям. Мы только мечтаем, чтобы это продлилось как можно дольше. И тогда мы не только обеспечим себя продовольствием, но и завалим им соседние страны. Подумать только, нам в стране всегда не хватало сахара, нам нужно было 5,5 млн тонн, а мы производили от силы 1,5–2 млн тонн. Сегодня же мы можем удвоить производство сахара и продавать его.

Нам не хватало кормов для животноводства, прежде всего сои, покупали ее у американцев. Сегодня же соя растет не только в Крыму и Краснодаре, сегодня она в Орле растет. Орловский институт зернобобовых вывел сорта, которые помогли и полностью обеспечить страну, и начать продавать сою за границу. Это революция.

— В своем интервью ТАСС Сергей Шахрай недавно высказал мысль, что если бы в свое время, в 1990 году, Компартию РСФСР возглавили вы, а не Полозков и Зюганов, это была бы и совсем другая, более авторитетная компартия, и политическая история страны могла сложиться по-другому. Рассматривали вы для себя возможность возглавить Компартию в 1990 году?

— Может, Сергей Шахрай и прав. Честно сказать, если бы я возглавил Компартию РСФСР, я бы обязательно нашел форму, как установить контакт с Борисом Ельциным. Мы, может быть, во дворе, у машины встретились и договорились, и в стране не было бы такого противостояния, как в начале 90-х.

Кстати в 1990 году, на Пленуме ЦК КПСС, когда был поднят вопрос о необходимости создания компартии РСФСР, прозвучало предложение, чтобы ее возглавил именно я. Но тогда я вышел на трибуну и сказал, что категорически против, потому что считаю, что при создании компартии России в СССР появляется сразу две руководящие партии. И тогда у нас не будет единой объединяющей силы, которая бы смогла удержать страну от распада.

А чуть позже, в июне 1990 года на Российской партийной конференции все же учредили компартию РСФСР и председателем избрали краснодарского первого секретаря Ивана Полозкова. Когда Ельцину доложили о его избрании, он заявил, что не знает такого и положил трубку.

— В 1996 году вы возглавили Совет Федерации. Как бы вы оценили роль верхней палаты парламента в политической системе страны? 

— Считаю что Совет Федерации — это особая палата парламента. Она возникла как явление, необходимое для сохранения единства страны.

После распада Советского Союза слишком быстро стали нарастать центробежные тенденции и в России. Первым о самостоятельности объявил Татарстан. И не просто объявил, а в 1993 году на Конституционном совещании Минтимер Шаймиев сказал: "Мы не хотим принимать эту Конституцию, мы хотим заключить договор о разграничении полномочий с Россией". Тогда форму уступки нашли — согласиться, чтобы в паспортах, которые выдавались жителям Татарстана, были надписи и на русском, и на татарском языках, а вопросы налогов договорились решить в рабочем порядке. Только после этого утвердили Конституцию.

Но налоги они платить перестали, руководителей силовых структур стали назначать сами. Потянули далее руку за собственной армией. Следом к таким же мыслям пришли и башкиры. Тем временем полным ходом шла война в Чечне, а страна раскалывалась.

И в 1995 году Борис Ельцин принял верное решение о том, что Совет Федерации формируется из руководителей субъектов (в 1993–1995 годах члены Совета Федерации избирались прямым всенародным голосованием в округах. — Прим. ТАСС). Так сразу главы регионов и председатели законодательных собраний объединились в одном органе. Когда пришли в зал все руководители регионов и я стал председателем Совета Федерации, то в зале возникло понимание грядущей беды, которая может постигнуть и Россию.

И первое, о чем мы договорились, — у нас в Совете Федерации не должно быть никаких политических партий. Второе — мы должны были установить механизм сдерживания популистских решений Госдумы. Если выполнять все законы, которые принимали тогда депутаты, потребовалось бы пять-семь бюджетов. Все знали, что этих денег нет, да и последние тают. Нам же предстояло выполнять эти законы на местах. Поэтому 50% проектов законов, принимавшихся Думой, мы отсеивали.

Но мы внесли другой закон: 50% собираемых налогов отдать регионам, оставшуюся половину — центру. Как только мы этот закон приняли, все поняли — надо работать, чтобы заработать свой налог. Так появился интерес собирать налоги и развивать производство.

А потом единый язык, как бы ни шумели, но утвердили. Совет Федерации — это особый орган на особый период. Всем даже показалось, что Совет Федерации слишком самовластен, что этот орган много на себя берет. Заключая свое выступление в Совете Федерации, когда я уходил, я сказал: Совет Федерации, как Антей, удержал Россию от распада. Мы выполнили главную политическую роль на конкретном переходном этапе, мы сохранили Россию. Если бы такой орган был в Советском Союзе, мы бы и Союз сохранили.

— Есть версия, что в 1995 году вы были одним из самых вероятных преемников Бориса Ельцина на посту главы государства. Сами вы когда-нибудь рассматривали возможность возглавить Россию?

— Нет, не рассматривал. Но знаю, что Борис Николаевич приглядывался ко мне. Все это было, а он называл меня "губернатором губернаторов".

— Вы когда-нибудь жалели о том, что положили на алтарь политической карьеры научную работу?

— Я всегда стоял близко к науке, одно время даже хотел быть преподавателем философии и всерьез готовил себя в этом направлении. Мне всегда нравилась история и моя агрономическая профессия. Я ее знаю досконально. Это развивает мысль и дает возможность думать.

Но выбрав путь управленца и законодателя, я тоже сделал многое. Я твердо знаю, что мы в Орловской области первыми подошли к пониманию рынка и весь Советский Союз привели к этому пониманию. Позже мы приняли Земельный кодекс, закон об обороте земель сельхозназначения, закон об ипотеке, закон об аренде — фундаментальные законы о земле, за которую столетиями проливали кровь. Мы здесь прошли по лезвию ножа — ни коммунисты не возразили мне, ни депутаты Госдумы, ни в Совете Федерации, ни в аппарате президента. Думаю, на мой век этих достижений достаточно.

Беседовал Александр Матвеев