Александр Галицкий: зрелая венчурная инфраструктура сформируется в России через десять лет

В то время как американский венчурный рынок существует с 1970-х годов, российская индустрия венчурных инвестиций только начала формироваться. Во многом ее появление началось сверху, с инициатив государства и создания в 2006 году пионера рынка — Российской венчурной компании.

Председатель Совета венчурного рынка, созданного Минэкономразвития совместно с РВК, управляющий партнер венчурного фонда Almaz Capital Александр Галицкий рассказал в интервью ТАСС о том, чего не хватает отечественной индустрии, какие задачи будет выполнять Совет рынка, а также какие стартапы и технологии интересны венчурным инвесторам.

— Что такое совет венчурного рынка, почему он появился именно сейчас?

— Одна из задач РВК — создание инновационной экосистемы. Венчурная компания системно к этому подошла: был создан федеральный стартап-акселератор GenerationS, организованы конференции и рейтинги, запущены регулярные аналитические исследования. Все это формирует облик индустрии в умах чиновников, предпринимателей, руководителей регионов и работает на формирование инвестиционного сообщества.

Другая задача, стоящая перед РВК, — это запуск серии венчурных фондов. Деньги для этих фондов выделило правительство РФ из своего бюджета. При этом управляющие компании создаваемых фондов должны были привлекать дополнительные средства с рынка. Таким образом, РВК стала для индустрии своеобразной "организацией  оркестрирования".

Спустя некоторое время стали появляться фонды, в которых участвовали уже коммерческие структуры с госучастием. Когда в 2004 году мы запускали первый российский Tech Tour — мероприятие, в рамках которого венчурные инвесторы могли познакомиться с предпринимателями, работающими в сфере высоких технологий, и пообщаться с ними в неформальной обстановке, мы пытались получить спонсорские деньги ВТБ. Тогда они вообще не понимали, что такое венчурная индустрия и, конечно, никаких средств нам не дали. А спустя три года совместно с РВК запустили собственный фонд. Конечно, решение о его создании было принято не без внешнего участия со стороны правительства. Как бы там ни было, на мой взгляд, в целом это правильная позиция правительства — за счет государственной инициативы запустить формирование новой для страны индустрии.

Эта стратегия развивалась, и формировал ее совет директоров РВК, куда в то время входили люди уважаемые, но не всегда близкие к этой индустрии. В формировании каждой индустрии всегда наступает такой момент, когда она должна начать даже не столько самоорганизовываться, сколько структурироваться.

— Сейчас наступил такой момент?

— За 11 лет на территории России сформировалось сообщество инвесторов, начиная с "Роснано" и заканчивая частными фондами. Вместе с этим появилось и сообщество профессиональных управляющих, зачатки серийных фондов.

Совет директоров РВК защищает государственные интересы, так как распоряжается государственными деньгами. Поэтому назрел момент, когда возникла необходимость появления Совета рынка, который представлял бы интересы профессионалов отрасли.

Да, сегодня есть Российская ассоциация венчурного инвестирования, однако захотелось сделать более динамичное и оперативное дополнение к ней.

— Какие цели и задачи преследует Совет венчурного рынка?

— Совет будет изучать перспективные направления рынка и его болевые точки. Вот, например, нужно ли запускать программу освоения Марса, ставить задачи развития рынка искусственного интеллекта, или это неподъемные задачи для российского инновационного сообщества

Государство обычно обращается к сложившемуся профессиональному сообществу ученых, которые могут рекомендовать, следует тратить на это деньги или нет. Но ученые, как правило, смотрят на поставленные задачи через процессы накопления знаний, а Совет рынка смотрит на ситуацию со стороны венчурных рисков и экономической эффективности. Такой баланс — это наша цель.

При этом Совет будет работать для всего рынка. Для страны важно сделать так, чтобы высокотехнологические компании, да и фонды предпочитали образовываться не в островных юрисдикциях, а формировались на территории России. Важно выявлять пробелы в законодательстве и создавать благоприятные условия для старта наших предпринимателей в России. Конечно, Совет будет заниматься и частными вещами: стратегиями для отдельных отраслей, новыми фондами.

Сегодня изначальные задачи РВК остались, но сформировался запрос на фонд фондов, который будет иметь, например, 10–20% государственных денег, а остальные вливания капитала должны идти от пенсионных и страховых фондов, бизнеса, частных лиц, стратегических корпораций. То есть это должен быть фонд фондов, по примеру структур, которые существуют в Англии, во Франции и Америке.

Европейским примером такой структуры является Европейский банк реконструкции и развития, который позволяет направлять деньги или в развитие состоявшихся предприятий, или в рисковые венчурные фонды. Этот фонд зарабатывает деньги сам, выдавая средства венчурным фондам и отслеживая, как они работают. Это даст свободу движения и развития, потому что это будут уже не совсем государственные деньги.

— За счет чего вы планируете привлечь частных инвесторов?

— В России есть около 30 тыс. частных инвесторов, которые имеют под управлением рисковый капитал в размере 10% от их общего капитала. То есть они располагают суммами от 20 до 30 млн долларов рискового капитала. Вложение рискового капитала не предполагает стопроцентной гарантии успеха.

В венчурном бизнесе такая же история. Например, я вложил деньги в высокотехнологическую компанию, я могу как выиграть, так и прогореть. Возьмем, к примеру, серийные фонды, которые привлекают новый капитал под управление каждые 4 года. В таких фондах один фонд этой серии  может сработать и принести 1000%-ный возврат, а второй — вообще ничего не принести или уйти в минус. Это нормальная история.

Если мы возьмем западный опыт, то там управлением семейными активами занимаются частные компании — family offices. Концепция семейных офисов получила популярность в Америке в XIX веке, вслед за становлением первых миллионеров. В России семейные офисы появились относительно недавно — в 2010 году.

Они сегодня предпочитают давать деньги стартапу напрямую. Люди часто после первых, как правило, не совсем удачных опытов, понимают, что нужен специалист. Начинают формировать команду, та сначала вкладывает во все интересное, потом специализируется на какой-то одной популярной теме, например, блокчейн, но часто у них снова ничего не получается.

Набив "шишек", family офисы выстраивают процесс так: они подписываются на участие в венчурном  фонде на определенный процент от размера фонда и получают приоритетное право инвестировать в быстрорастущие компании. Таким образом, они диверсифицируют риски на все вложения фонда. Затем появляется один или несколько стартапов-чемпионов, инвестор может безрисково вкладывать в него уже большую сумму денег. Так, например, Юрий Мильнер и Алишер Усманов безрисково вложили деньги в Facebook на поздней стадии. Такое вложение приносит возврат в 2–3 раза от первоначальных вложений.

Чтобы не ошибиться с выбором венчурного фонда, проще доверить деньги фонду фондов. Фонд фондов инвестирует средства в другие венчурные фонды. Инвестируя таким образом, можно существенно снизить риски.

— Когда эта система инвестирования может заработать в России?

— Все ее элементы уже есть. Я обычно привожу в пример американский рынок.

Самые первые инвестиции появились в Силиконовой долине в 60-е годы, это были частные деньги. Если мы говорим о реальном становлении индустрии, то это 70-е годы. Инвестиции в хай-тек в Силиконовой долине складывались вокруг Стэнфорда и компаний, которые тогда уже существовали, — HP, например. Они были в таком соотношении: 100 млн долларов частных средств и 2–4 млрд долларов государственных инвестиций. К 2010 году  капитал частных инвестиций составлял уже 32 млрд долларов, а государственные деньги остались приблизительно на том же уровне с учетом инфляции. Исходя из этого, мы можем сделать вывод, что формирование самоподдерживающейся индустрии заняло около 40 лет.

Когда у нас ждут сиюминутного успеха, правильно вспомнить историю — прошло всего десять лет от начала формирования российской индустрии. И если вопросом привлечения частных инвестиций не заниматься, ситуация не изменится.

Зрелая венчурная инфраструктура, включающая в себя фонд фондов, которому будут доверять, в России сформируется только лет через десять. Для этого должны появиться компании и успехи. Мы не можем увидеть значительных успехов сейчас, потому что экосистема пока не сложилась. Совет рынка будет помогать ее создавать.

Экосистема должна рассматривать в качестве товара не продукт (интеллектуальное решение или софт), а саму компанию. Почему компании приобретаются в той же Силиконовой долине?

Как правило, большие компании из-за роста внутренней бюрократии замедляются в инновационном развитии. И чтобы выдержать конкурентный натиск, им нужно добавить в свою продуктовую линейку более технологичный продукт или технологии, или увеличить свои инженерные ресурсы, или, наконец, произвести выход на новый рынок. То есть компания уже имеет клиентов и потребителей, а соответственно — имеет рынок. И я могу улучшить рыночное положение, интегрировать в рынок свой продукт.

Таким образом, компания изначально должна рассматриваться как товар: то есть это люди, знания и рынок. Это понимание должно сложиться.

— Вы чувствуете сейчас увеличение интереса госкорпораций к индустрии?

— На мой взгляд, корпоративные фонды теми же госкорпорациями должны финансироваться из своего бухгалтерского баланса, либо из накопленного капитала, который позволяет стратегически развивать компанию.

Будет совершенно ошибочно выделять деньги из бюджета для формирования корпоративных фондов в структуре госкорпораций.

Если у корпорации есть свой пенсионный фонд, тоже необходимо думать, как эти деньги использовать. Пенсионные фонды, страховые компании — это основные источники появления в России частных фондов фондов.

Глобальные корпорации строят свою венчурную активность по-разному. Есть компания Cisco, она направляет отдельно выделенные деньги с прибыли в венчурные фонды, такие, как Almaz Capital или в Index Ventures, например.

В компании IBM, например, есть свой венчурный коллектив. Это значит, что в IBM нет своего венчурного фонда, но есть люди, которые работают с сообществом венчурных фондов. При этом они не дают им деньги. IBM вкладывает только деньги своего пенсионного фонда в другие венчурные фонды. Microsoft тоже работает с венчурным коммьюнити, которое стратегически может стать им интересно.

Сейчас модно стало создание акселераторов при корпорациях и на деньги компаний. Такие акселераторы есть у P&G, LG, PepsiCo. Почему? Потому что они понимают, что динамика изменения технологий идет очень быстро, а инвестиционная активность внутри их компании очень плохая.

Эти компании продолжают работать с венчурными фондами. Однако в это же время они осознают, что им требуется более раннее участие в стартапах. Компании ставят перед участниками акселерационных программ задачи, которые позволяют решать именно их проблемы. Стартапам дают какие-то маленькие деньги, а потом компании подрастают и становятся материалом для венчурных фондов, с которыми и "дружит" та или иная корпорация. Потому что мало дать денег, нужно обладать опытом выращивания компаний.

Почему создаются акселераторы? Не для того, чтобы вырастить компанию, а для того, чтобы выявить проблему, чтобы кто-то сделал начальное решение. Когда появилась идея-решение, приходят венчурные капиталисты.

— Вы сказали, что в Совет будут входить люди, которые считаются экспертами в отрасли. Вы можете их назвать?

— Да. Директор фонда Russia Partners Александр Лупачев; управляющий партнер Prostor Capital Алексей Соловьев; управляющий партнер FPI Partners Валерий Кривенко; основатель Run Capital, основатель QIWI Андрей Романенко; экс-вице-президент "Ростелекома" Алексей Басов; управляющий директор ЗАО "Лидер" Сергей Кербер; партнер и генеральный директор RBV Capital Алексей Конов; президент Национальной ассоциации бизнес-ангелов (НАБА) Виталий Полехин и исполнительный директор Российской ассоциации венчурного инвестирования (РАВИ) Альбина Никконен. Конечно, активную роль будет играть и генеральный директор РВК Александр Повалко.

Я согласился с ролью председателя Совета. Мы также сейчас привлекаем иностранных экспертов.

— Как будет построена работа Совета?

— Совет — это постоянно действующий совещательный орган при РВК, который будет вырабатывать решения и предложения, создавать рекомендательные документы после своих заседаний. Эти документы будут предлагать решение тех или иных проблем.

— Будет ли стратегия Совета соотноситься с Национальной технологической инициативой (НТИ)?

— Естественно. Совет будет давать рекомендации по корректировке инструментов и возможностей Национальной технологической инициативы в интересах участников венчурного рынка.

В чем сила Силиконовой долины? Сила Силиконовой долины в том, что там созрела экосистема, где сосредоточены компании, лидирующие на мировом рынке. Они понимают мировые проблемы. И люди, которые в этих компаниях работают, люди, которые ходят из одной компании в другую, они являются собирателями этих проблем. Так и появляются новые стартапы, которые ориентированы сразу на глобальные проблемы. В России очень размытое понимание мировых проблем. Если у нас что-то рождается, то это нишевая история. Возьмем, Abbyy, Parallels... Даже "Лаборатория Касперского" занимается нишевой проблемой безопасности.

По моему мнению, одной из задач НТИ должно стать формирование сообщества по пониманию и выработке решений проблем. Запуск серьезных стартапов происходит, если грамотные ребята накопили знания (неважно, где они их получили, в Калифорнии или на предприятии оборонной промышленности) и пошли реализовывать идею, которая решает глобальную проблему, в коммерческом виде. Вот тогда может произойти чудо.

Кроме того, большие технологические истории рождаются благодаря самопожертвованию талантливых людей. Если мы берем историю советских завоеваний космоса, то это Сергей Королев, Борис Черток, Геннадий Гуськов и другие. Это великие люди, которые брали на себя инициативу и ответственность. Если берем западных современников, то есть Билл Гейтс, Эрик Шмидт, Марк Цукерберг, Илон Маск. Последнего часто критикуют, однако он вкладывает много своей энергии и сил, чтобы сделать что-то невозможное. Все эти люди тащат мировую ответственность за собой.

— На ваш взгляд, за какими технологиями будущее? Какие технологии считает перспективными Almaz Capital?

— Almaz Capital — не российский фонд, как уверены многие, мы являемся международным фондом. Almaz работает на территории США, Европы, бывшего СССР и Восточной Европы. Наша специализация — компании — выходцы с этой территории, но стремящиеся на глобальный рынок. Мы даем компаниям smart money, то есть финансирование вкупе с экспертизой.

Сейчас мы пришли к пониманию, что пришло время более четко обозначить нашу специализацию. Мы выделили 4 основных направления: искусственный интеллект, кибербезопасность для IоT, работа с большими данными и модный блокчейн, потому что блокчейн — это новый протокол, который в конечном счете станет протоколом общения для машин.

Вот эти четыре направления являются для нас доминирующими, потому что они все находятся в начальном формирующемся состоянии перед взрывным ростом.

Однако мы продолжаем смотреть и на маркетплейсы, и на бизнес-аналитику, но это уже такие инкрементальные улучшения. Однако их мы тоже смотрим.

Беседовала Анна Топорова