Чубайс: без реальной защиты частной собственности не построить инновационную экономику

Развитие инноваций в России обсуждало на Петербургском международном экономическом форуме очень представительное сообщество — руководители всех институтов развития страны, Российской академии наук, государственных органов, частных и государственных компаний. О том, насколько серьезно бизнес относится к науке и что нужно, чтобы инновации прижились в России, а также о вкладе Роснано в национальные проекты в интервью ТАСС и порталу "Национальные проекты. будущее России" на ПМЭФ—2019 рассказал глава нанотехнологической компании Анатолий Чубайс. 

— Достаточно ли российские государственные и частные компании вкладывают средств в НИОКР? Еще совсем недавно цифры были совершенно неудовлетворительными в сравнении с вложениями в НИОКР иностранных компаний. Ситуация в России меняется или нет?

— Вы знаете, я считаю, что в этой сфере ситуация действительно начинает улучшаться. Позитивные признаки видны, в том числе в объеме инвестиций со стороны компаний. Но, с другой стороны, нынешнее положение дел просто катастрофически отстает от того, к чему на самом деле нужно стремиться. На фундаментальном уровне глубинного стимула к инновациям российская экономика сегодня не создает. Причем не создает как для частного, так и для государственного бизнеса. Немного по разным причинам, но и для тех, и для других НИОКР – это скорее факультативное занятие, чем реально настоящее, жизненно важное дело.

— Почему? В чем причина? Ведь это даже не безалаберность, а полное равнодушие и непонимание того, что если у тебя нет НИОКР — у тебя нет и будущего.

— Есть два уровня причин, почему в России сложилась такая ситуация. Первый уровень – дело в том, что инновационная экономика – это, вообще говоря, целый мир. Есть экономика, есть наука, а есть инновационная экономика. Масштаб сложности каждого из этих трех институтов примерно сопоставим. Инновационной экономике нужно свое законодательство, свои организационно—правовые формы, своя система финансирования, система кадров со специальной компетенцией и так далее, вплоть до этики. Причем отдельной этики в инновационной системе, которая отличается и от обычной экономики и от науки. Строить эту экосистему в России мы начали всего лишь 10—12 лет назад. В принципе, строительство инновационной экономики в любом государстве в нормальном режиме занимает 20—30 лет. То есть, мы еще прошли только половину пути. Это первая группа причин. А вторая группа причин находится за пределами инновационной экономики и имеет более глубокие корни. 

— Позвольте угадать — мотивация?

— Именно. Откуда берется мотивация к инновациям? Из экономического интереса бизнеса. Базовой основой для этого экономического интереса является глубинная, защищаемая, вечная ценность частной собственности. Она должна быть священной. У нас в России не то, что собственность не священна, а она вообще условно является частной. Хуже того — еще меньше, чем частная собственность, защищен от произвола сам частный собственник. 

С подозрением, а то и с ненавистью к нему относятся и государство и общество. Без настоящей независимой судебной системы, без настоящей, абсолютно железобетонной защиты частной собственности, без того, чтобы государство всеми своими средствами, институтами и, прежде всего, всей правоохранительной системой было  нацелено на защиту частной собственности, ситуацию в правильную сторону не переломить.

 — Науки не будет?

 — Инноваций не будет, а значит, не будет и инновационной экономики.

 — Вы в свое время говорили о том, что Роснано вносит существенный вклад в реализацию национальных проектов. Можете подробно рассказать об этом?

 — Ну вот так получилось, к сожалению, что у нас нет нацпроекта инновационная экономика.

 — А хотелось бы? Надо было бы создать?

 — Конечно, безусловно. Кстати, сам факт его отсутствия тоже о многом говорит.

Если говорить о вкладе Роснано в уже существующие нацпроекты, то давайте просто сопоставим то, что реально сделано компанией за прошедшие 10 лет, с тем, что необходимо будет создать в рамках нацпроектов. У каждого проекта есть набор целей. К примеру, производительность труда. Если просто взять уже построенные Роснано 100 заводов… Кстати, у нас на этой неделе юбилей — число пусков портфельных компаний достигло 100! Если  посмотреть уровень производительности труда на этих предприятиях, то, по отношению к той же  обрабатывающей промышленности, разница будет примерно в два раза, то есть на наших заводах производительность в два раза выше.

Если посмотреть на темпы роста: как растет производительность труда в обрабатывающей промышленности и как растет производительность труда на наших заводах, то темпы роста у нас примерно в четыре раза выше. Что это означает? Очень простую вещь — если мы в следующем инвестиционном цикле, к примеру, десятилетнем, построим еще 100 заводов, то это ощутимо будет влиять на возможности достижения национальной цели.

Еще одна национальная цель — экспорт. Картина здесь очень похожая. Доля экспорта в построенных нами и действующих заводах существенно выше, чем доля экспорта в обрабатывающей промышленности в целом. Конечно, без учета нефти и газа, но это, согласитесь, отдельная история. Если мы построим за следующие 10 лет еще 100 заводов, то они автоматически приблизят нас к выполнению и этой национальной цели. И так по многим национальным целям, обозначенным в нацпроектах, к примеру, по малому и среднему предпринимательству, по цифровой экономике, по экологии и другим. Фактически, десятки портфельных компаний Роснано так или иначе участвуют в реализации большого набора направлений в различных национальных проектах. Например, сегодня Роснано является лидером российской возобновляемой энергетики. И это прямой вклад в реализацию национального проекта по экологии. В этом смысле стоит еще раз отметить, что наша деятельность впрямую — не косвенно и не какими—то хитрыми приемами — а именно впрямую влияет на значительную часть национальных проектов.

 — Вы, кстати, вели на ПЭМФ сессию по климату, что вполне логично, в связи с тем, что Роснано активно развивает проекты в возобновляемой энергетике. В мире сегодня идет бурная электрификации транспорта, мировые компании отказываются от выпуска бензиновых автомобилей. А как вы оцениваете ситуацию с электромобилями в России?

— Есть такое явление – глобальные технологические тренды. Одним из таких бесспорных трендов является электрификация городского транспорта. 

К счастью, Россия не стоит на месте. У нас, конечно, все идет труднее, медленнее, дольше, с гораздо большими усилиями, и тому есть свои системные причины. Но тем не менее, страна не стоит на месте. И Роснано тоже вносит свой вклад в развитие электротранспорта, считаю, что он существенен. Во—первых, мы построили первый в стране завод по базовой технологии электротранспорта – производству литий—ионного аккумулятора (новосибирский "Лиотех" — прим.). И способны предложить рынку качественную продукцию в виде современных накопителей электроэнергии. Во—вторых, мы прошли значимый путь с транспортниками, в том числе здесь, в Санкт—Петербурге. Роснано, как вы знаете, было первым поставщиком аккумуляторов для так называемых троллейбусов с удлиненным ходом, которые могут работать в автономном режиме, без контактной сети.

— Я на нем катался.

— Пробовали, да? Кстати, то, что мне говорят питерские транспортники, которые эксплуатируют наши машины, для меня очень важно.

— Хорошие отзывы?

— В нашем родном питерском ужасном климате — со слякотью, в дождь и холод, к чему, как известно, очень чувствительны аккумуляторы  — троллейбусы показали себя с прекрасной стороны. Доказали свою полную работоспособность. Сейчас мы наращиваем объемы продаж общественного транспорта с аккумуляторами. Я имею в виду не только троллейбусы, но и электробусы, которые должны заменить автобусы с двигателями внутреннего сгорания. В Москве это, кстати, массовый проект, очень серьезный, осуществляемый Сергеем Собяниным. Но если продвижение в части электрификации городского транспорта в России уже началось, то ситуация с личным электротранспортом несколько иная. В моем понимании, мы гораздо медленней развитых стран будем переходить на личный электротранспорт.

— Международные санкции продолжают оказывать негативное воздействие на развитие инновации в России? Как у Роснано сегодня выстраиваются взаимоотношения с иностранным компаниями и потенциальными зарубежными партнерами?

— К счастью, у нас нет ни одного проекта, который бы рухнул из-за санкций. Хотя такие риски были, в том числе по поставкам хайтековского оборудования на наши крупные предприятия. Но удалось их избежать. То есть такого прямого катастрофического влияния, к счастью, нет. Но если смотреть на ситуацию более глубоко, если говорить не просто про проекты Роснано, а про российский инновационный мир в целом, про инновационную экономику, с которой мы начинали разговор, то совершенно ясно, что такая изоляция национальной экономики – это системный тормоз для ее развития. Мы ее, как говорил, строим чуть больше 10 лет, а мир ее начал строить 40 лет назад. Нам нужно трезво себя оценивать и не просто внимательно изучить мир инновационной экономики со всеми законами, но и извлечь из него то, что для нас адекватно, то, что работает. Важный шаг в свое время был сделан в виде разработки Закона об инвесттовариществах - российского аналога классических венчурных фондов. Но таких шагов нужно сделать еще несколько десятков.

 — А как у Роснано выстраиваются взаимоотношения с Китаем? Сегодня многие говорят о целесообразности стратегического партнерства с китайскими компаниями.

 — Вы знаете, сложно у нас с китайскими партнерами выстраиваются взаимоотношения. У Роснано было около десятка проектов с Китаем, некоторые продвигаются неплохо, но я, к сожалению, не могу похвастаться тем, что мы получили где—то настоящий прорывной результат.

Беседовал Андрей Резниченко