Дмитрий Кобылкин: Минприроды за предоставление льгот для разработки Арктики

Идея доступа частных и иностранных компаний к разработке шельфа Арктики не нова и поднималась еще при экс-министре природных ресурсов и экологии России Сергее Донском. Однако Минприроды России традиционно придерживалось позиции, что до выполнения лицензионных обязательств официально допущенными к шельфу "Газпромом" и "Роснефтью" выдавать новые участки частникам бессмысленно. Вопрос доступа к Арктике в текущем году вновь поднял вице-премьер Юрий Трутнев, по мнению которого территория разработана недостаточно.

Действующий министр природных ресурсов и экологии России Дмитрий Кобылкин ранее высказывался, что "не видит очередей" из желающих на шельф, однако поручил своему ведомству сформулировать позицию по этому вопросу в соответствии с новыми поручениями. О том, готово ли Минприроды России открыть шельф для частных компаний и ожидает ли высокого спроса в случае, если решение будет принято, министр природных ресурсов и экологии России Дмитрий Кобылкин рассказал в интервью ТАСС на полях Восточного экономического форума.

— Дмитрий Николаевич, недавно вышло поручение вице-премьеров Дмитрия Козака и Юрия Трутнева по разработке законопроекта о расширении доступа иностранцев и частных компаний на шельф Арктики. При этом ранее вице-премьер Юрий Трутнев предложил использовать для России "норвежскую модель", когда на участки допускаются инвесторы в консорциуме со специально созданной для этого госкомпанией-оператором, доля которой в проекте составит 30%. Как вы в целом относитесь к этой инициативе? Может быть, именно "норвежская модель" позволит привлечь инвесторов к разработке российской части арктического шельфа?
 
— К развитию той или иной территории надо подходить с пониманием, есть ли в этом целесообразность или нет. На сегодняшний день мы точно понимаем, что арктическая зона на территории Российской Федерации очень мало изучена. Конечно, хотелось бы ее изучить более детально. Таких вложений на сегодня государство не может себе позволить, это очень дорого.

Во всяком случае, мы ничем здесь не рискуем. У нас две государственные корпорации работают в этом направлении — "Газпром" и "Роснефть", крупнейшие месторождения закреплены за ними, и на сегодня компаниями выполняются, в принципе, все взятые на себя обязательства.

Речь идет о нераспределенном фонде, о малоизученной территории. И конечно, если вдруг такие инвесторы появятся, это было бы неплохо.

"Лукойл" проявлял интерес, когда баррель был гораздо выше, чем сейчас. Как они сегодня на это отреагируют — мне тяжело судить.

В любом случае правила игры мы сложим. Поручение о проработке вопроса мы, безусловно, выполним и выскажем свое мнение. Но в целом чем глубже мы изучим территорию, тем лучше.

— Я верно понимаю, что на сегодняшний день нет предварительной оценки запасов нераспределенного фонда недр арктического шельфа, так как нет как таковых геологических исследований?

— Говорить в общем сейчас нет смысла по цифрам. Пока таких данных нет, больше белые пятна.

— Ранее газета "Коммерсантъ" сообщала, что "Роснефть" настаивает на льготах для проекта с "Нефтегазхолдингом" в Арктике — "Восток Ойл", чтобы избежать срыва планов по загрузке Севморпути. А Минфин же в свою очередь предлагает заморозить все решения по льготам в Арктике до инвентаризации проектов, то есть на неопределенный срок. Какова позиция Минприроды в этом споре?

— Что касается льгот, моя позиция как бывшего руководителя арктической территории — мы никогда бы не получили реализацию таких проектов, как "Ямал-СПГ", открытие порта Сабетта, без определенного льготного режима для компаний. А в то время и стоимость барреля нефти, и цена газа были совершенно другими. Тем не менее мы на это шли. На сегодняшний день тяжело с Игорем Ивановичем (Сечиным) не согласиться, потому что вкладывать в арктическую зону дорого, но это стратегическая задача. Естественно, на старте неплохо помочь компаниям. Но нужно внимательно все смотреть.

Если же говорить о позиции Минфина — на Минфин не нужно обижаться. Это министерство, которое следит в общем за ситуацией, связанной с доходами Российской Федерации. Естественно, целевые показатели Минфина отличаются от целевых показателей "Роснефти" и других ведомств и министерств. Перед Минфином стоит огромная задача, связанная с реализацией национальных проектов, пополнением также доходов российской казны, для того чтобы выполнять взятые на себя обязательства. Каждый работает в своем направлении.

— Подконтрольная вам Росгеология недавно выступила с предложением увеличить бюджетное финансирование для проведения геологических работ в Арктике. В том числе холдинг попросил 300 млрд рублей до 2045 года. Насколько оправдана эта цифра, согласны ли вы с этим?

— Мне хотелось бы, чтобы Росгеология ориентировалась не только на государственные деньги, но и на рынок. Мне хотелось бы, чтобы эта компания была конкурентоспособна в мире и в том числе на российском рынке.

— Чтобы больше ориентировались на частный портфель?

— Да, это было бы правильно.

— Минприроды России недавно реанимировало идею доведения до 100% норматива переработки отходов от использованных товаров. Речь, в частности, идет о пластике, бумаге, шинах, одежде и электронике. Сейчас эту продукцию необходимо утилизировать на 5–35% от реализации либо платить экосбор. Будет ли повышаться и ставка экосбора?

— Мы очень долгий период времени держали низкие ставки экологического сбора. Поэтому ожидать, что компании будут довольны инициативой ее увеличения, наверное, не стоит.

— На сколько экосбор будет подниматься год от года?

— Это и предстоит нам обсудить в переговорах с бизнесом в том числе. В зависимости от вида товара, по-разному. Я думаю, что до конца года мы уже определимся.

— Что касается вычетов по налогу на прибыль на геологоразведочные работы. Сейчас по всем видам работ установлен коэффициент 1,5%. При этом министерство достаточно долго ведет речь о том, что, наверное, для трудноизвлекаемых запасов есть смысл установить повышенный коэффициент. На каком этапе эти предложения?

— Для трудноизвлекаемых запасов точно нужна другая система налогообложения, потому что это, во-первых, места традиционной добычи углеводородного сырья с готовой инфраструктурой, и это новая цифровая нефть, как мы ее называем, цифровые углеводороды, которые нам в будущем предстоит добывать.

Опять же, когда мы говорим об открытии шельфовой зоны и о том, пойдет ли Россия с добычей углеводородного сырья в Арктику, также обсуждаем вопрос: целесообразно ли это, или все-таки мы можем лет 50 еще поработать над тем, что у нас есть в традиционных местах добычи углеводородного сырья, в том числе в Западной Сибири?

Здесь, конечно, государству нужно поучаствовать в этих процессах путем установления каких-либо льгот.

— Опять же, мы не можем говорить, что к концу этого года что-то будет решено?

— Возможно, к концу этого года, возможно — следующий год.

— Уже больше года длится национальный проект "Экология". Наверное, уже можно предварительно оценить исполнение нацпроекта, что удалось сделать, а что плохо пошло.

— Точно могу вам сказать: речь в этом году не идет о стопроцентном освоении бюджетных средств. Целевые показатели национального проекта, я уверен, на все 100% будут достигнуты — те, которые у нас стоят в части всех федеральных проектов. Будет некоторое неосвоение по объективным причинам.

Например, история, связанная с твердыми коммунальными отходами. У нас есть в общей сложности до 2024 года порядка 74, если не ошибаюсь, миллиардов вгруженных денег в публично-правовую компанию (ППК) "Российский экологический оператор", в том числе экосбор, для создания той или иной инфраструктуры. Если мы в самом начале создания ППК просчитывали и у нас было на 1 рубль федеральных средств 2–3 рубля привлеченных, то сегодня путем детализации, создания общей федеральной схемы сбора твердых коммунальных отходов, понимания самих субъектов, как им развиваться и двигаться, мы уже дошли к привлеченным 5 рублям. Я уверен, что в этом есть хорошая, положительная динамика. Нужно семь раз отмерить, один раз отрезать. Мы придем и к девяти, и к десяти, у меня даже нет сомнений.

Поэтому сегодня торопиться и бежать сломя голову в этот нацпроект нельзя. Нужно все взвесить. Я рад, что мои коллеги это все понимают, понимают все мои кураторы, которые для себя тоже имеют KPI, в том числе и на использование федеральных денежных средств.

— Какой из федеральных проектов самый сложный, а какой легкий?

— Самый сложный — ТКО (твердые коммунальные отходы — прим. ТАСС). Комплексная система обращения с отходами — самая сложная. Какой проект легкий? Таких нет. Но эффективно и быстро пошло "Сохранение лесов", приобретение лесопожарной техники.

— Что касается регионального среза — вы же очень много встречаетесь с главами регионов. Где наилучшим образом складывается исполнение национального проекта, а где стоит подтянуться?

— Я бы назвал лидеров. Татарстан активно участвует, не дожидаясь федерального национального проекта. У них очень системно построена работа. Ряд кавказских республик, Чечня в том числе, Ставропольский край. Есть Московская область. Есть, конечно, субъекты, которые передовики, есть аутсайдеры. В части ТКО, например, Еврейская автономная область дает сегодня сбой, и, возможно, они не перейдут в этом году на новую систему обращения с отходами. Причин много. Я считаю, что все-таки кто хочет, тот работает, кто нет — тот ищет причины. Поэтому, мне кажется, надо более детально местной власти заниматься этим вопросом.

— После истории с "китовой тюрьмой" особенно актуален вопрос с сохранением китообразных. Возможно, сейчас целесообразно запретить или ограничить вылов косаток?

— Нам нельзя торопиться с этим вопросом. Потому что, как говорят ученые, переизбыток косаток приведет к уничтожению нерпы и дальневосточной рыбы. Косатки — это волки, только морские. То есть они охотятся стаей, и если нападают, то практически уничтожают все на своем пути. Здесь история непростая. То есть госрегулирование нужно оставить в этом вопросе.

— Что касается лесов. Вы закупили в этом году очень много лесопожарной техники, но тем не менее очень сложный выдался лесопожарный год в Сибири. На следующий год вы будете требовать от лесников, от регионов, чтобы все-таки снижался ущерб от лесных пожаров, их площади снижались?

— Я абсолютно убежден, что будет сохраняться динамика предсказуемости погоды. На сегодняшний день в России недостаточно сети метеостанций, и нам нужно очень серьезно в этом направлении поработать. Мы должны работать на предотвращение чрезвычайных ситуаций, а не на ликвидацию по факту. То есть нам нужно быть готовым к тому или иному половодью, жаркой погоде, и, соответственно, исходя из этого, размещать уже силы и средства. Это очень важно. Работать на предотвращение. А для этого нужна дополнительная серьезная сеть.

— Уже около года вы занимаетесь мусором, создан "Российский экологический оператор". И действительно, довольно много появилось бачков для раздельного сбора. То есть люди могут выкинуть пластик отдельно. Но меня поражает, что наши переработчики вынуждены закупать за рубежом пластиковый мусор, чтобы загрузить свои мощности. Выделить пластик из общего потока достаточно легко, все-таки стоят сетки для его сбора. Почему переработчики вынуждены импортировать мусор? Может быть, импорт стоит как-то ограничить? Помочь им своим пластиком?

— Помочь как? Ввести штрафы за неразделенный мусор? Я против таких санкций в отношении нашего населения, по крайней мере сейчас. Мы для начала должны создать условия — инфраструктуру. То есть когда реформа заработает на полную мощность, когда мы поймем, что наши сортировочно-перерабатывающие мощности недозагружены, тогда мы можем что-то говорить нашему населению. Есть предприниматели, которые свое будущее видят в переработке вторичного сырья. Но, наверное, каждый бизнесмен просчитывает свои риски. Это всего лишь бизнес, хотя и важный. Он никак не должен влиять на карман простого человека, который не виноват в том, что государство пока не имеет мощностей для переработки. Это мое личное мнение. А то, что за мусором началась охота, в том числе за пластиком, — не могу сказать, что это плохо. Это всерьез стало востребованным. Хорошо.

— Во многих странах или на курортах сейчас обсуждается запрет или ограничение использования пластика, в том числе одноразовой пластиковой посуды, которая очень быстро оказывается в водоемах и в лесах. Сегодня приходишь в лес, а он замусорен этим пластиком, который не разлагается. Минприроды в этой связи готовит какие-то инициативы?

— Вы только что сказали, что предпринимателям не хватает пластика, и тут же говорите, что очень много пластика везде валяется. Поэтому эту работу нужно просто связать между собой, и тогда у всех будет все нормально. Я против каких-то революционных движений в части мусорной реформы. Это должно быть эволюционно. Если мы почувствуем, что нам надо запрещать пластиковую посуду, стаканчики и так далее, то, безусловно, мы это сделаем. Но первична инфраструктура.

Россия — уникальная страна. И может быть, даже оборот пластика в нашей стране не будет похож на опыт стран, которые мы приводим в пример. Мы добываем углеводородное сырье, из него создаем гранулы, из гранул выливаем бутылку, получаем вторичный пластик в виде мусора. И конечно, эту цепочку желательно бы замкнуть. Когда мы замкнем эту цепочку, тогда и проблем будет меньше.

— В 2024 году вы замкнете этот круг?

— Я думаю, мы постараемся пораньше. Но, конечно, целевые показатели у нас до 2024 года стоят. Мы должны их достичь.

В течение следующего года будут показаны лучшие практики в регионах, мы будем тиражировать их на всю страну. Поэтому я считаю, что реформа идет хорошими темпами, кто бы что ни говорил.

Беседовали Ирина Мандрыкина, Игорь Ермаченков