120 лет назад родился Эрих Мария Ремарк. Он был солдатом Первой мировой войны, бежал от нацистов и стал одним из главных антивоенных писателей своего времени. Но по соцсетям может показаться, что он писал только любовные романы.
"Твой человек не тот, кому "с тобой хорошо" — с тобой может быть хорошо сотне людей. Твоему — "без тебя плохо".
"Женщин следует либо боготворить, либо оставлять. Все прочее — ложь".
"Ни один человек не может стать более чужим, чем тот, которого ты в прошлом любил".
Если вы забьете в поисковике во "ВКонтакте" имя "Эрих Мария Ремарк", на вас выпадут эти цитаты. Их постят романтические сообщества и ванильные барышни, сопровождая черно-белыми (как бы ретро) фото и селфи с задумчивыми взглядами. И тому, кто никогда не читал Ремарка и знает его только по цитатам в соцсетях, и в голову не придет, что он писал, например, такое:
Нас отправляют на фронт на два дня раньше обычного. По пути мы проезжаем мимо разбитой снарядами школы. Вдоль ее фасада высокой двойной стеной сложены новенькие светлые неполированные гробы. Они еще пахнут смолой, сосновым деревом и лесом. Их здесь по крайней мере сотня
Ремарк отправился на фронт, когда ему еще не было и девятнадцати. Он успел провоевать на Первой мировой чуть больше месяца. Потом был ранен и попал в госпиталь. Героев романа "На Западном фронте без перемен" он явно писал с себя: большинство из них — мальчики, отправившиеся воевать прямиком из школы. Они хранили в ящиках письменных столов стопки стихов, верили своим учителям и списывали друг у друга сочинения. Но сначала им пришлось убивать, а потом — вернувшись домой — как-то учиться жить в мире, где убийства, в общем-то, и не приветствуются. Об этом — роман "Возвращение", который, возможно, даже страшнее "Западного фронта". Там, на войне, было чего ждать (мира) и было о чем мечтать (поесть фасоли с мясом). Здесь, в мирной жизни, солдаты оказываются лишними. Как сказали бы сейчас, "испытывают трудности с социализацией". Или, как позже написали в учебниках литературы, становятся "потерянным поколением".
В финале "Возвращения" герои (которые были так юны, что их язык не поворачивается назвать ветеранами Первой мировой), гуляя по лесу, встречают подростков, играющих в войнушку под присмотром "коренастого мужчины с округленным брюшком". Что-то вроде патриотического воспитания. Что-то вроде вполне невинного развлечения. На этом месте героев, которые мечтали бы никогда не держать в руках оружия, "пробивает". И когда они называют это "идиотством", подростки презрительно бросают им: "Пацифисты!" "Возвращение" написано в 1931 году. Да, приход нацистов к власти уже для многих был очевиден. Да, уже существовал гитлерюгенд (который, кстати, атаковал кинотеатры, где показывали ленту "На Западном фронте без перемен"). Но все-таки еще никто не знал, что произойдет в Европе в ближайшие годы. И когда герой "Возвращения" говорит "так опять все и начинается", современный читатель вздрагивает: он-то знает, что именно "начинается" в этот момент.
Ремарк, как и его герои, навсегда стал пацифистом. Он вовремя уехал — в 1932 году. За год до того, как его книги в Германии начали сжигать, называя его "писакой, предающим героев мировой войны". На родине остались две его сестры — одну из них в 1943 году казнили за антивоенные высказывания. А другой прислали счет за эту казнь и за содержание сестры в тюрьме.
Две мировые войны полностью перевернули жизнь Ремарка. И война — та или иная — присутствует почти во всех его романах. Даже в "Жизни взаймы", где мир уже наступил. И где из-за войны героиня знала о жизни только "разрушения, бегство из Бельгии, слезы, страх, смерть родителей, голод, а потом болезнь из-за голода и бегства" и пыталась обмануть смерть покупкой платьев.
В книгах Ремарка вообще немало описаний красивой одежды и вкусной еды — просто его герои знают им цену. И ночные разговоры о вечном они то и дело ведут под бутылку розового или белого. Эти разговоры порой кажутся неестественными, театральными. И да, они действительно будут выглядеть странными, если их станут вести здоровые люди, которым не нужно спасаться от войны, искать поддельные паспорта и думать, где переночевать сегодня. Но ведь большинству из нас повезло. И мы не знаем — и, дай бог, не узнаем, — какие разговоры естественны и нормальны для тех, кто ночует в саду церкви, потому что дом разбомбило. Или для тех, кому надо бежать за границу, чтобы не попасть в концлагерь.
— Вот оно что, — сказала она неожиданно горячо. — Лето коротко. Лето коротко, и жизнь тоже коротка, но что же делает ее короткой? То, что мы знаем, что она коротка. Разве бродячие кошки знают, что жизнь коротка? Разве знает об этом птица? Бабочка? Они считают ее вечной. Никто им этого не сказал. Зачем же нам сказали об этом?
— На это есть много ответов.
— Дай хоть один!
Мы стояли в темной комнате. Двери и окна были раскрыты.
— Один из них — в том, что жизнь стала бы невыносимой, если бы она была вечной.
Но диалоги из романов Ремарка оказались слишком романтичными, чтобы не наделать из них статусов для социальных сетей. Поэтому сегодня Ремарк для многих — автор любовных романов, которого неплохо процитировать, чтобы блеснуть интеллектом. И если подумать, это не так уж и плохо. В конце концов, девушка, запостившая с красивой картинкой цитату "Давай просто будем. Не надо обещаний", читала или обязательно прочтет хоть одну его книгу.
Бэлла Волкова