По школьным учебникам мы знаем Ивана Крылова как главного баснописца: он высмеивал чиновников, глупцам отвечал остроумными анекдотами, не стеснялся говорить правду в лицо. Между тем многие современники вспоминают его как доброго человека, который был окружен любовью и поклонниками, но никому не мог открыться по-настоящему. А сам Крылов считал себя не баснописцем, а переводчиком и поэтом.
Детство, бедность и любовь к чтению
Его родители жили бедно — отец был армейским офицером, который участвовал в пугачевском бунте, и при отставке не получил ни званий, ни наград, ни большого жалованья, а после переезда в Тверь скончался. Чтобы помочь матери, будущему писателю в возрасте десяти лет пришлось выйти на службу в суд.
У Крылова не было возможности получить хорошее классическое образование, но отец в наследство оставил ему сундук с книгами, а мать сумела привить мальчику любовь к труду и чтению. Писатель всегда с нежностью вспоминал о ней: "Она была простая женщина <...> без всякого образования, но умная от природы и исполненная высоких добродетелей".
В юности будущий писатель увлекался кулачными уличными боями и часто побеждал в них: у него было довольно мощное телосложение. Искусствоведы полагают, что в том числе эти бои, в которых участвовали в основном крестьяне и рабочие, развили в нем интерес к народному быту и нравам.
Когда ему было 13 лет, семья переехала в Петербург, где мать Крылова смогла получить пенсию по вдовству, а ее сын — новую должность и возможность заниматься творчеством.
В породе и в чинах высокость хороша,
Но что в ней прибыли, когда низка душа?
И. Крылов, "Осел"
Литературный Петербург
Начав писать, Крылов больше не знал ни бедности, ни лишений: в столице ему покровительствовал высший свет, книги сразу же раскупались, а лучшие умы и представители интеллигенции искали его общества и расположения — хотя именно про них он и писал свои сатирические произведения. Современники говорят об удивительной харизме и живом уме, которые и помогали ему располагать к себе общество.
Его первым драматическим сочинением стала комическая опера "Кофейница". Потом была трагедия "Клеопатра", которая открыла ему путь в театральный мир столицы. "Благодаря блестящему остроумию и очевидному поэтическому таланту провинциальный юноша быстро сделался любимцем актерской компании. Крылов близко сходится и с другими выдающимися людьми петербургской сцены, в частности с П.А. Плавильщиковым и С.Н. Сандуновым. В течение пяти-шести лет он становится автором нескольких оригинальных драматических сочинений и переводов", — пишет писатель и литературовед Аркадий Гордин.
Когда Крылов только приехал в Петербург, он сблизился со знаменитым драматургом Яковом Княжниным, который относился к нему по-отечески тепло и даже пригласил его жить в своем доме. Помогал ему и директор императорских театров генерал Петр Соймонов, заказывая переводы французских пьес для постановок и ставя спектакли по его произведениям.
Впрочем, сотрудничество с ними в итоге закончилось громким скандалом. Крылов написал комедию "Проказники", где назвал драматурга литературным вором и дал ему имя Рифмокрад. Эту работу он принес Соймонову, который отказался ее ставить и, более того, снял с репертуара все пьесы Крылова.
И в этом — весь Крылов. Даже обладая высокими чинами и находясь в дружеских отношениях с интеллигенцией, он никогда не отказывался от сатиры, если на то была причина.
В Петербурге писатель начал издавать свой первый журнал — "Почта духов, или Ученая, нравственная и критическая переписка арабского философа Маликульмулька с водяными, воздушными и подземными духами", который выглядел как переписка сверхъестественных существ с философом: гномов, эльфов и бесов. Основной темой была критика правления Екатерины II. Конечно, для властей это не было тайной, и журнал просуществовал лишь полтора года, а после его закрытия самого Крылова временно отстранили от журналистской деятельности.
Полезен ли другим о басне сей урок,
Не знаю; а творцу бедняжке он не впрок!
И. Крылов, "Эпиграмма на Дмитрия Хвостова"
Как Крылов посещал высший свет
Хоть Иван Андреевич и вращался в высших кругах, общался с чиновниками и даже с царской семьей, современники вспоминают, что он не слишком много внимания уделял своему внешнему виду: "Когда у него появлялось "хорошее платье, оно недолго оставалось у него таким". А дома у баснописца висела дорогущая медвежья шуба, которая была покрыта слоем пыли толщиной в палец.
Однажды монархиня Мария Федоровна пригласила его отобедать, и к приему он готовился с особой тщательностью. Но уже на самой лестнице его внимание обратили на то, что пуговицы были обернуты в бумагу (ведь его наряд был новым). Порой, вспоминает его друг поэт Михаил Лобанов, его рассеянность могла доходить до того, что он клал в карман все, что видел, а хотел положить носовой платок. "За обедом сморкал он иногда то чулком, то чепчиком, которые вытаскивал из своего кармана. Перчаток он никогда не носил, ни летом, ни зимою, почитая их бесполезным излишеством", — пишет Лобанов.
Известен и другой анекдот: собираясь на маскарад, Крылов спросил у знакомой дамы, как ему лучше одеться, чтобы его никто не узнал. Ответ был довольно прост: "А вы помойтесь, причешитесь — вот вас никто и не узнает".
Пушкин приписывал ему "веселое лукавство ума, насмешливость и живописный способ выражаться" и называл его "истинно народным поэтом". А вот Тургенев, который видел Крылова незадолго до смерти, рассказывал такой анекдот: "Большая тяжелая картина, висевшая как раз над тем местом, где обыкновенно сиживал Крылов, соскочила с одного из державших ее гвоздей и грозила упасть прямо на голову беспечного баснописца. Когда Крылову указали на эту опасность, он спокойно ответил: "О! Я изучил положение картины и рассчитываю, что если она сорвется, то пролетит по диагонали, как раз мимо моей головы". Таким образом, картина долгое время висела криво, а Крылов продолжал спокойно сидеть под ней".
Великий человек лишь громок на делах,
И думает свою он крепку думу
Без шуму.
И. Крылов, "Две бабочки"
Его знал весь свет
Несмотря на непростые отношения с "сильными мира сего" и неряшливый внешний вид, Крылова любили, а его книги расходились десятками тысяч экземпляров — по тем временам это были баснословные цифры. Для сравнения: Пушкину платили по 10 рублей за стихотворение, а Крылову — по 300 рублей за басню.
Более того, его произведения никогда не подвергались критике. "Едва ли какой писатель при жизни своей имел столько приятностей, как наш Крылов; едва ли чье-либо самолюбие было так лелеяно даже до упоения, как нашего баснописца; живой, он уже наслаждался бессмертием", — пишет об этом Лобанов. Его слава росла в геометрической прогрессии, его узнавали на улице, и ему это, конечно, нравилось. Однажды после завтрака в ресторане он признался, что у него нет с собой денег, на что ему ответили: "Ничего, сударь, ничего, не извольте беспокоиться, мы подождем. <...> Вас весь свет знает".
Николай Гоголь, который, вероятно, познакомился с баснописцем дома у Жуковского, написал статью "В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность", где сделал разбор некоторых работ Крылова. "Всюду у него Русь и пахнет Русью. Всякая басня его имеет, сверх того, историческое происхождение. Несмотря на свою неторопливость и, по-видимому, равнодушие к событиям современным, поэт, однако же, следил всякое событие внутри государства: на все подавал свой голос, и в голосе этом слышалась разумная середина, примиряющий третейский суд, которым так силен русский ум, когда достигает до своего полного совершенства", — пишет автор.
С ним хотели общаться Александр Пушкин, Василий Жуковский, Александр Грибоедов, Адам Мицкевич, молодые Виссарион Белинский и Иван Тургенев. Пушкин, к слову, был первым, кто записал автобиографический рассказ Крылова. Это очень помогло юному писателю при работе над "Историей Пугачева": "Всего несколькими чертами, которые Крылов мастерски отобрал, а Пушкин сумел оценить и передать читателю, обрисованы и обстановка в осажденном Оренбурге, где находился с матерью малолетний Крылов, и характер будущего поэта", — пишет Головин.
Помимо прочего, у Крылова была удивительная способность к изучению иностранных языков. В старости он практически в совершенстве освоил древнегреческий язык. Гнедич, который наиболее известен в России своим переводом "Илиады", рассказывал, что при работе над произведением Гомера испытывал затруднения с объяснением каких-то слов. Тогда он давал книгу Крылову, который переводил стихи с ходу. "Полноте морочить нас, Иван Андреевич, вы случайно затвердили этот стих да и щеголяете им! — И, развернув "Илиаду" наудачу: — Ну вот, извольте-ко это перевести". Крылов, прочитавши и эти стихи Гомера, свободно и верно перевел их. Тогда уже изумление Гнедича дошло до высочайшей степени; пылкому его воображению представилось, что Крылов изучил греческий язык для того, чтобы содействовать ему в труде его, он упал пред ним на колени, потом бросился на шею, обнимал, целовал его в исступлении пламенной души своей", — записал его воспоминания историк Алексей Оленин.
Уж сколько раз твердили миру,
Что лесть гнусна, вредна; но только все не впрок,
И в сердце льстец всегда отыщет уголок.
И. Крылов, "Ворона и Лисица"
Доброта и честность
Лобанов вспоминал, что люди, познакомившись с Крыловым, видели в нем лишь "знаменитого баснописца, умного, просвещенного представителя отечественной словесности", а никак не живого человека с богатой внутренней историей и сложной жизнью. Никогда на публике он не позволял себе какие-то душевные переживания, всегда был спокоен, уравновешен и сдержан. Писатель на самом деле боялся кому-то открыться. Вероятно, именно по этой причине у него не сложилась личная жизнь и ему так и не удалось завести собственную семью.
В то же время, несмотря на внешнюю сдержанность и бесспорную воспитанность, в глубине души писателя бушевали страсти. "При всей философии, уме и дарованиях он был человек, как и все; не был изъят от слабостей и даже пороков. Он был вспыльчив иногда до крайности, любил отомстить своим врагам, особливо за оскорбленное самолюбие", — вспоминает Лобанов и рассказывает, как однажды его друг поэт и переводчик Николай Гнедич получил пенсию 6 тыс. рублей, чему Крылов безумно завидовал и даже решил прекратить с ним общение. Но по прошествии двух недель он пришел к другу с поникшей головой и с таким признанием: "В мою душу ворвалось такое чувство, которым я гнушаюсь".
До самой смерти Иван Андреевич оставался тем, кем он был: острым на словцо, ироничным, высмеивающим несправедливость и пороки людей у власти. Последней его басней стал "Вельможа".
Какой-то, в древности, Вельможа
С богато убранного ложа
Отправился в страну, где царствует Плутон.
Сказать простее, — умер он;
<...>
"Эх, братец!" отвечал Эак:
"Не знаешь дела ты никак.
Не видишь разве ты? Покойник — был дурак!
Что, если бы с такою властью
Взялся он за дела, к несчастью?
Ведь погубил бы целый край!..
И ты б там слез не обобрался!
Затем-то и попал он в рай,
Что за дела не принимался".
Вчера я был в суде и видел там судью:
Ну, так и кажется, что быть ему в раю!
При подготовке материала использовался сборник статей "Крылов И.А. в воспоминаниях современников", "Поэт и мудрец: книга об И. Крылове" (Валентин Коровин), "Жизнь Ивана Крылова, или Опасный лентяй" (Михаил Гордин), "Крылов в Петербурге" (Михаил Гордин)
Кадрия Садыкова