Лица Победы

70 лет назад Советский Союз победил в Великой Отечественной войне.  Эта победа далась нелегко: страна закончила войну с огромными человеческими жертвами, с разрушенной инфраструктурой и экономикой. Все знают цену этой победы в цифрах и фактах. Но за ними скрывается главное — жизни миллионов обычных людей.

В преддверии праздника мы обратились к пользователям сайта и соцсетей ТАСС с просьбой рассказать, как их близкие шли к Победе, а семьи провожали и встречали родных. Мы получили более 150 писем: это рассказы и о фронтовиках, и о тех, кто трудился в тылу, это также большое количество фотографий из семейных архивов.

Некоторые из этих уникальных писем и фотографий, а также интервью с участниками и свидетелями войны мы представляем в проекте "Лица Победы". Это истории, которые не сотрут никакие годы.

Фронтовой рисунок. Спецпроект Министерства обороны

Владимир Серебров

фронтовик, фотограмметрист

Елена Сереброва: "Мой отец, Владимир Иванович Серебров, родился в 1925 году и на фронт ушел семнадцатилетним юношей. По состоянию здоровья он мог не воевать, но он уничтожил медицинские свидетельства своей тяжелой болезни и в 1943 году был принят в разведшколу Саратова.

Еще в раннем детстве папа увлекся фотографией, вероятно, именно этот факт послужил тому, что в разведшколе он получил военную специальность фотограмметриста. После окончания обучения отец был направлен в действующую армию. 

Но папу судьба хранила, и за два года войны он не получил даже царапины, хоть и побывал в страшных переделках. Однажды из-за нерадивости своих подчиненных, потерявших во время отступления автомобиль-фотолабораторию, мой восемнадцатилетний папа был приговорен к расстрелу. Всю ночь он плакал, ведь его матери должны были сообщить, что он расстрелян, как трус и предатель. К счастью, к утру виновники нашли машину и привезли ее в часть, папу выпустили из-под ареста.

В составе 3-го Белорусского фронта отец освобождал Минск и Витебск, с боями дошел до Восточной Пруссии. Принимал участие в жесточайших боях за Кенигсберг. Отец был смелым, не раз выполнял задачи, которые казались абсолютно невыполнимыми. Однажды, налаживая прерванную связь под носом у фашистов, он прополз большое расстояние под снежным настом и связь наладил. За этот поступок отец был награжден медалью "За отвагу", которой очень дорожил.

Папа никогда не расставался с фотоаппаратом. Свою первую фотографию он сделал в пятилетнем возрасте. Всю войну он прошел с фотоаппаратом, постоянно снимая не только то, что было необходимо для успешных действий нашей артиллерии, но и то, что считал важным для истории. После войны папа должен был сдать все оставшиеся пленки для последующего уничтожения, но понимая ценность фотодокументов, он умудрился закопать их в укромном месте, Так в нашей семье сохранились не только фотографии военных лет, но и сами пленки, с которых и сегодня можно печатать качественные фотографии".

Василий Соловьев

кочегар в тылу

Юлия Соловьева: “Я не знала своего дедушку, он умер еще до моего рождения. Поэтому его биографию могу восстановить только по воспоминаниям моего папы, а также дедушкиных друзей и коллег.

Когда началась война, дедушке, Василию Михайловичу Соловьеву, не было еще и 15 лет. В то время он только оканчивал школу, но уже мечтал пойти воевать. В таком юном возрасте на фронт его не взяли, поэтому он пошел учиться в Шарьинскую дорожную техническую школу. Пройдя курсы помощника машиниста, устроился работать кочегаром на паровоз. Железнодорожников во время войны на фронт не призывали, у них была бронь, поэтому дедушка остался работать в родной Костромской области.

"Война" в тылу

Так уж получилось, что на передовой не сражался ни один мой родственник. Они "воевали" в тылу, именно воевали: с голодом, холодом, а еще – с отчаянием, когда не знаешь, закончится ли война и не обрушатся ли вражеские войска и на мирные территории. Тыловики страдали от изнеможения и усталости, не доедали, отправляя все лучшее бойцам. Дедушка трудился кочегаром на паровозе.

В то время многие военные заводы эвакуировали в Сибирь и на Урал. Северная дорога была одной из основных артерий, по которой проходили составы с военной техникой и грузами для войск. Этот поток шел и через станцию Шарья, где трудился дедушка. Враг пытался разрушить связи между фронтом и глубоким тылом, не дать возможности осуществлять перевозки, но движение не прекращалось. По воспоминаниям его коллег, паровоз порой отапливали совершенно немыслимыми видами древесины, например, сырыми осиновыми дровами. Очень часто заготавливать такое топливо приходилось самой локомотивной бригаде.

"Тяжело было"

Работа дедушки заключалась в том, чтобы на протяжении участка между станциями Шарья – Свеча и Шарья – Николо-Полома поддерживать огонь в топке. Уголь в те времена еще не поставляли, поэтому составы ездили на дровах. Бригада паровоза состояла из трех человек: машиниста, его помощника и кочегара. Последние двое работали в тесной связке: помощник открывал топку, кочегар с усилием закидывал в нее метровое полено, помощник тут же закрывал топку, а кочегар уже бежал за новой доской в заднюю часть паровоза. И так на протяжении восьми-десяти часов пути без остановки. За поездку в оба конца нужно было перетаскать до 120 кубометров дров. Работа трудная, требующая здоровья и закалки, особенно зимой, когда температура рядом с топкой была очень высокой, а за дровами приходилось выскакивать на мороз.

Многие ветераны с горечью и тоской, но все-таки и с большой охотой рассказывают о военном времени. Многие, но только не мой дедушка. По воспоминаниям папы, дед на вопросы о войне чаще всего отвечал: "Тяжело было". Наверное, эти слова выражают всю суть военного времени. Поэтому дедушка так часто замыкался в себе, предпочитая скорбеть о тех днях в одиночку.

Династия железнодорожников

Послевоенная жизнь быстро сменилась для него армейскими буднями. Дедушку забрали служить в железнодорожные войска города Керчи, где он в составе полка восстанавливал тогда еще Сталинскую, а ныне Крымскую дорогу. Он прошел курсы машиниста в Шарьинской дортехшколе, затем в Ярославле получил специальность машиниста тепловоза. Одним из первых в Костромской области дедушка начал работать и машинистом электровоза, отучившись в Горьком (ныне – Нижний Новгород). Женился дедушка также на работнице транспортной отрасли.

Так в семье постепенно стала складываться династия железнодорожников: их дети, а затем и внуки посвятили себя работе на железнодорожном транспорте".

Павел Хомский

Вадим Бритвин

ветеран ВОВ, полковник МВД СССР

Судьба Вадима Бритвина сложилась, как у настоящего героя. Когда он ушел на фронт, то еще не знал, что будет участвовать в событиях, которые перевернут всю мировую историю. "Я пошел на фронт 17 июня 1942 года. Был один путь - в Ленинград. Сам я из Вологодской области. Нас пригласили в Вологду в военкомат, а было нас пять человек, там уже эшелон готовился на фронт, и на третий день мы уже были под Ленинградом. Вот так я попал на фронт", - вспоминает ветеран.

Встреча с сестрой

Галя - сестра Вадима Ивановича - ушла на фронт из дома в 1941 году. Никто не знал, где она и жива ли, - от нее не было ни писем, ни похоронок. Молодую девушку, по словам ветерана, на машине вместе с другими девочками увезли в Великий Устюг, а потом уже в армию.

"Мы прошли Псков", - гордо говорит он. "И Галя, моя сестра, сыграла большую роль. Я артиллерист, а она снабженец. Мы кричим штабу, мол, снарядов у нас нет, а Галя одна из тех, кто поставлял снаряды на машине из штаба. Я ее очень редко видел", - сказал Вадим Иванович, добавив, что однажды они все-таки встретились, было это в Пскове и им даже удалось поговорить недолго. "И я помню, она выскочила из машины, а сверху самолеты. И где-то большой был камень и она голову туда сунула, а туловище на поверхности лежит, спряталась так", - улыбнулся ветеран. "Разгрузили машину, она села и поехала".

Красная река

Битву в Пскове Вадим Бритвин запомнил на всю жизнь: "Было лето, жара. Рядом от поля боя была река небольшая, но она черная. Когда все стихло после заката солнца, я пошел к этой речке попить воды. Наклонился, боже мой, красная вода с кровью, и трупы плывут. Я недолго посидел на камне. Какое там питье...".

В 70-е годы Вадим Иванович, уже служивший в органах внутренних дел, приехал на семинар по работе в Псков и после всех дел, решил вернуться на то место, где когда-то во время войны его замучила жажда. "Днем поработали, а потом я говорю коллеге: дай свою машину, я хочу проехать на одно место. Пришел к этому месту, сел на камень, поглядел - неужели здесь был бой, как это могло быть? Неужели я живой остался в этом аду. Ад был, ад. И я заплакал", - вспоминает Бритвин. "Думаю, интересно, а за каким же камнем моя Галка голову засунула...", - улыбнулся ветеран, добавив, что сестра после войны тоже осталась жива.

Взятие Кенигсберга

Самым значимым военным событием для Бритвина стало взятие крепости Кенигсберг в 1945 году: "Самое главное, что мы стотысячную армию порушили. В плен взяли 90 тысяч примерно, это большая победа. Ощущение после взятия Кенингсберга было смелости и довольства. Довольства, что такую крепость осилили. Но, мы знали, что впереди еще не одна, а целая цепочка этих крепостей. Все понимали, что, разгромив вражеские войска под Кенигсбер­гом, мы поможем частям 1-го Белорусского фронта быстрее продви­нуться к Берлину и, наконец-то, взять его".

После тех событий Вадим Иванович получил медаль "За взятие Кенигсберга". Позже были захвачены и другие города Восточной Пруссии - Мариенбург, Мариенвердера, Бреслау и Аленштейн. О победе в войне ветеран узнал, будучи в тех краях. 

Георгий Рачков

служил в ОМСДОН и разведроте

Алексей Рачков: "Мой отец, Георгий Львович Рачков, уроженец Челябинска, был призван в Красную армию после школы осенью 1939 года и проходил службу в ОМСДОН (Отдельной мотострелковой дивизии особого назначения).

Отец рассказывал о первых днях противостояния с фашистами под Москвой в конце ноября – начале декабря 41-го: их дивизию вмяли в чистом поле в снег, даже окопаться не успели, так в плащ-палатках несколько суток и пролежали под минометным огнем, пока артиллерия не подтянулась.

Дальше была разведрота и вылазки за “языками”, в одной из них, в ходе прикрытия отхода группы, отец получил легкое ранение в голову. Он попал в госпиталь, закончил офицерские курсы и получил предложение остаться оперуполномоченным в Белоруссии. Вот там и начались основные ужасы. Со слов отца, умирать в бою, во взводе идущем в атаку, в прикрытии или засаде – не страшно. Не в том смысле, что смерти только дурак не боится, смерти боятся все. Но, когда ты с друзьями, с однополчанами – то это, как говорит отец, "совсем другой коленкор". А оперуполномоченным в Белорусских лесах, где под тобой одна лишь лошаденка, а перед тобой пять деревень – совсем другое дело. Войска ушли далеко на запад, а по лесам шарахаются недобитые фрицы, бывшие полицаи, просто дезертиры. И ты в этой глуши единственная власть, а голодное, обездоленное население на тебя как на спасителя и единственного защитника смотрит, и их доверие нельзя ни обмануть, ни потерять.

Отец вернулся домой в 1947 году. В своей семье он был седьмым, младшим среди братьев и сестре. Двое братьев погибли на войне..."

Анатолий Петров

заместитель мэра Москвы с 1993 по 2009 годы, советник руководителя аппарата Мосгордумы

Когда началась война, Анатолий Петров и его старший брат Юра жили в коммунальной квартире трехэтажки на Пятницкой улице.

Растили мальчишек дедушка с бабушкой. Работавшую в милиции маму дети почти не видели, круглые сутки она была на службе. "Был хороший летний день, и объявили по радио, что началась война. Я помню, бабушка с дедушкой занавески какие-то начали примерять на окна", - рассказывает Петров. 

Город подвергся массированным бомбежкам. В 1941 году немецкая авиация произвела 76 налетов. "Я помню, первое лето как проходило. Нас бабушка отвезла под Внуково, там была деревня Рассказовка, ее снесли не так давно. Мы видели вечерами зарево, как немцы стреляли, как вдалеке что-то полыхало", - вспоминает Анатолий Петров.

23 июля при авиаударе было серьезно повреждено московское метро. Одна бомба пробила перекрытие тоннеля между станциями "Смоленская" и "Арбат", другая попала в эстакаду метромоста, третья взорвалась на Арбатской площади. Пострадали более 100 человек, из которых 60 погибли. В ночь на 12 августа разорвавшийся у Никитских Ворот снаряд оставил воронку глубиной 12 и диаметром 32 метра, были повреждены трамвайные рельсы и контактная сеть. Тогда же около 70 авиабомб упали в Кремле и на Красной площади. Массированные налеты на Москву продолжались до середины 1942-го. "Я своими глазами видел, у нас во дворе один дом деревянный стоял, он не сгорел, а  кирпичный в углу, недалеко от клуба финансистов. И вот как-то ночью в него попала бомба, начался пожар. Выскочили все на крышу и смотрели, как этот дом горел, было ужасно страшно", - вспоминает Петров. Больше пожаров он не видел.

Сразу после бомбежек коммунальные службы выезжали к разрушенным зданиями, разбирали завалы, засыпали воронки, восстанавливали дороги. "От нас недалеко была станция Новокузнецкая. Мы в это метро спускались, как в бомбоубежище. Входишь в здание круглое, по всей ширине тоннеля, где сейчас эскалаторы, были огромные деревянные ступеньки, поручни по краям и в середине. Еще вниз как-то прыгаешь со ступеньки на ступеньку, падаешь, скользко же, снег зимой. А наверх мы, маленькие, не могли поднять на такую высоту ногу. Варежки надевали и руками по ступенькам наверх карабкались".

Внизу, в вестибюле по краям стояли раскладушки - деревянные палки и натянутый между ними брезент. "И вот мы эти раскладушки брали, выходили на перрон. И распорядители показывали, куда идти. В тоннель входили, там горели лампочки, тюбинги на стенах были мокрые, по ним стекала вода, раскладушки ставили по обе стороны", - рассказывает Петров.

Самым страшным воспоминанием четырехлетнего мальчишки были даже не бомбежки.

Вечерами город погружался в темноту. "Никаких электрических фонарей не было. Единственное, в окнах первых этажей, ставили, кто мог, керосиновые лампы. И вот из окна отсвечивает, идешь тротуар видно или луна светит, видно. Трамваи вечером уже не ходили", - говорит Петров.

А днем военная Москва жила нормальной жизнью. Ходил общественный транспорт, работали предприятия, магазины. Продукты давали строго по карточкам. "Стояли огромнейшие очереди, но было тихо, перешептывались, говорили о каких-то своих делах, о родственниках. Стоят-стоят, вдруг входит какая-то женщина пожилая, обнимает вторую женщину, плачет, ей что-то рассказывает, достает маленькую фотографию с уголочком. И они по очереди целовали эту фотокарточку. Я это все видел".

Он вспоминает москвичей, как внимательных и добрых, готовых помочь любому незнакомому. Несмотря на постоянное напряжение, страх и голод люди находили свои маленькие поводы для радости. "За всю войну я маму видел два-три раза. Я помню, она приехала во время какой-то сильной-сильной бомбежки, и дед сказал, давайте не пойдем в бомбоубежище, все будет нормально. И мы не пошли, а дед поставил самовар, и мы пили чай с сухарями, и сахар был. Помню, сахар в кружку не бросал, мало его, просто краешек грыз".  

Гали Хисамов и Филипп Балашов

ветераны ВОВ

Галия Набиева: "Каждое 9 мая я достаю фотографии и награды двух своих дедов. В моей семье День Победы – это день памяти ушедших от нас близких людей, дедушек и бабушек. Вместе с детьми мы разглядываем пожелтевшие от времени фотографии и как бы заново узнаем жизнь глазами наших родных, через их ценности, радости и переживания. У нас сохранилось не так много снимков довоенной поры, но даже они о многом могут рассказать.

Один мой дед Гали Фаттахович Хисамов, или, как мы его называли, картатайка, каждое 9 мая включал радиоприемник и, напевая, надевал костюм с орденами. Этот день был для него самым большим праздником в году. Он шел на митинг, встречался с ветеранами, звонил однополчанам, и они долго говорили, что-то вспоминали, договаривались о будущих встречах. Затем он сажал внучек на колени, угощал конфетами и рассказывал про свои, как нам тогда казалось, фронтовые приключения.

Рассказывал, что родился в обычной башкирской деревне Дюсяново в 1924 году. Как мальчишкой рвался на фронт, когда старших братьев призвали в армию. В конце концов был призван в феврале 1942 года. Дед вспоминал, как принимал участие в боях под Воронежом, как стал командиром отделения артиллеристов.

В марте 1943 года был ранен. Потом, после лечения в госпитале, вернулся в свое отделение.

По ходу рассказа праздничное настроение улетучивалось, а дед продолжал вспоминать о том, как в декабре 1943 года был направлен в 261-ый отдельный противотанковый батальон 340-ой стрелковой дивизии командиром орудия - 45-миллиметровой противотанковой пушки ("сорокапятка"). Самыми серьезными боями картатай считал Курскую дугу, тогда он потерял очень много своих товарищей. Участвовал в боях за освобождение Курска, Орловска, Харькова, Тернополя. В Карпатах получил третье ранение. С 44-го года и до победы он участвовал в боях за освобождение Венгрии, Чехословакии. Победу в Великой Отечественной дед встретил в городе Брно. Но на этом война для него не завершилась — в 1945 году он участвовал в Советско-японской войне. Войну окончил в звании старший сержант.

Своими наградами дед никогда не хвастался. О них тайком нам рассказывала бабушка, она доставала и показывала нам ордена. Мы по слогам читали наградные удостоверения. За героизм и мужество, проявленные в боях, дед был награжден Орденом Красной Звезды, медалью "За отвагу", орденами Отечественной войны 1-ой и 2-ой степеней.

Второй мой дед — Филипп Николаевич Балашов. Он не любил публичных праздничных митингов и старался не пугать внуков всеми теми ужасами войны, которые ему довелось пережить. О его военных дорогах мы больше узнавали со слов бабушки, Татьяны Николаевны.

Дед Филипп родился в 1909 году в деревне Новиковка Благоварского района в Башкирии. На фронт был призван в 1941 году. Прошел курсы пулеметчиков. В 1941 году их состав, направлявший на фронт разбомбили под Могилевым. Сначала попал в окружение, потом — в плен. Прошел несколько фашистских концлагерей. Трижды бежал, но добраться до частей Красной армии ему не удалось. Был узником Бухенвальда и в полной мере познал все тяготы немецкого плена.

Дед Филипп был очень добрым и любил подшучивать над нами, внуками. Учил нас удить рыбу и убеждал, что дыня – это переспелая тыква. К сожалению, ни картатая, ни деда Филиппа с нами уже нет. Но мы — внуки и правнуки, их не забываем. В День Победы я вновь достану их фотографии и ордена, а дети наперебой будут рассказывать истории из жизни своих прадедов..."

Кондрат Яценко

фронтовик, командир пулеметной роты

Артур Невенченко: "Кондрат Яковлевич родился в 1909 году на Украине в Харьковской области. Там же окончил семь классов сельской школы, что в то время считалось вполне достаточным образованием. 

Ему было 22 года, когда его призвали в Красную армию, — служил в кавалерии на территории Монголии в Хада-Булаке, в должности старшего по полковому транспорту. В 1938 году вернулся домой с погонами лейтенанта. Позже он получил должность заведующего ЗАГСом, но вскоре вновь вернулся к военной службе: был командиром по строевой части на военном аэродроме под Майкопом, обучал наших летчиков пулеметной стрельбе. В конце 1941 года ему, как офицеру РККА, разрешили эвакуировать жену и троих детей в Азербайджан.

В 1942 году Кондрат Яковлевич был отправлен на фронт. Воевал на Кавказе, был командиром пулеметной роты.

27 января 1943 года в районе населенного пункта Аульная Балка в Краснодарском крае на позиции, занятые его ротой, начали наступать крупные силы немцев. Яценко, выдвинув на левый фланг три станковых пулемета, открыл внезапный огонь с двух фронтов, посеяв панику среди наступающих немцев. Враги, бросив много убитых и раненых, беспорядочно отступили. В феврале того же года под станицей Северской после минометного обстрела немцы пошли в контратаку. Командование батальона было выведено из строя. Приняв на себя командование, прадед отбил атаку противника, уничтожив около сотни фашистов. За этот бой он был награжден Орденом Красной Звезды. 

А в апреле 1943 года наши войска вели наступление на станицу Крымская— основной опорный пункт всей обороны врага. До города оставалась около пяти километров чистого поля без каких-либо укрытий. Артиллерия сильно отстала от передовых соединений, стрелковым частям приходилось идти в наступление без поддержки. Противник постоянно обстреливал поле, авиация непрерывно наносила удары. На поле был небольшой навес, скорее всего, крестьяне его использовали во время сенокоса. Командование батальона использовало его как укрытие и наблюдательный пункт. Но рядом с навесом разорвался снаряд: погибли офицер и связист, моего прадедушку тяжело ранило осколком в руку. Его перепуганный адъютант начал убегать, остановить его он смог, только пригрозив расстрелом и выстрелив несколько раз в воздух из пистолета, сам же прадед от потери крови через несколько минут потерял сознание. Адъютант не бросил его и на себе вынес с поля боя. Очнулся Кондрат Яковлевич уже на перевалочном пункте для раненых, через много часов. За этот бой он был награжден Орденом Отечественной войны.

До 1944 года прадед пролежал в госпитале, перенес несколько операций по восстановлению руки: во время ранения он потерял часть плечевой кости, врачи пытались срастить ее, взяв часть кости из ноги, но это им не удалось.

Несмотря на тяжелое ранение, прадедушка прожил 84 года, он до глубокой старости занимался пчеловодством. После себя Кондрат Яковлевич оставил пятерых детей, 10 внуков, 18 правнуков и стремительно растущее количество праправнуков..."

Павел Фурменков

фронтовик, командир батальона

Наталья Куриленко: "В нашей семье много участников Великой Отечественной войны. Но мне хотелось бы рассказать о моем дедушке по маминой линии, Павле Тимофеевиче Фурменкове.

Он родился в 1918 году в многодетной семье крестьянина. Школу и Отроженский техникум путей сообщения в Воронеже закончил с отличием. В 1938 году был призван в армию на Тихоокеанский флот, а спустя два года за отличное несение службы был направлен на обучение в Ленинградское военно-инженерное училище.

Через год грянула война. Училище перешло на программу военного времени: занятия продолжались 10-12 часов в день. В октябре 1941 года вражеские войска вплотную подошли к Ленинграду. Преподаватели и курсанты училища обратились в Государственный комитет обороны с просьбой направить их на защиту города, но им отказали и приказали эвакуироваться в город Кострому.

На месте эвакуации обучение продолжалось в ускоренном режиме, заниматься приходилось в неотапливаемых гаражных и складских помещениях воинской части. Кроме того, личный состав училища нес гарнизонную службу. В январе 1942 года дедушка получил диплом об окончании училища и звание офицера и был направлен на Тихоокеанский флот для продолжения службы. Через три месяца он добровольцем ушёл на фронт, в качестве начальника штаба и командира батальона он принимал участие в боевых действиях на Брянском, Сталинградском и Юго-Западном фронтах.

Дедушка рассказывал, что ожесточенные бои с фашистами продолжались порой 24 часа в сутки, изо дня в день: "Вверенному мне батальону была поставлена задача: взять станицу Милютинскую. С наступлением рассвета батальон приступил к выполнению задачи. При подходе к первой линии окопов противник открыл огонь из всех видов оружия. Наступление приостановилось: бойцы залегли на ровном месте. Они теперь были хорошей мишенью для врага, погибнуть мог весь батальон. С пистолетом за поясом, с винтовкой в руках, я бросился вперёд с криком: "Вперед! За Родину!". Все бойцы и командиры поднялись с места и двинулись за мной на вражеские укрепления. Грянуло мощное русское "Ура!" Вот и первая линия траншей взята. Завязался жестокий рукопашный бой. Он оказался скоротечным: большинство живой силы противника было уничтожено, некоторая часть отступила. Но наши воины ворвались во вторую линию окопов и завладели ими, после второй линии взяли и третью линию обороны, а затем полностью выбили противника из станицы…".

В одном из жестоких боев дедушка получил тяжелое ранение и не смог пройти всю войну до конца. Был награждён орденом Красной Звезды, орденом Отечественной войны 1-й степени, многочисленными медалями, среди которых медали "За оборону Сталинграда", "За боевые заслуги" и "За победу над Германией". Все они бережно хранятся в нашей семье и передаются из поколения в поколение вместе с пожелтевшими листочками бумаги, на которых он лично напечатал свои воспоминания о войне..."

Анатолий Кострюков

советский хоккеист и тренер, выступал за московские "Крылья Советов"

В 1941 году я учился в Московском энергетическом техникуме. Только окончил первый курс и началась война. Мне прислали извещение, что надо забрать документы из техникума в связи с его эвакуацией. Я это сделал и через два месяца устроился работать на авиационный завод. Он располагался неподалеку от Боткинской больницы - напротив стадиона "Динамо". На заводе выпускали штурмовики ИЛ-2. Это были, можно сказать, настоящие летающие танки. Сначала я начал работать учеником, но потом пошел на повышение, стал диспетчером мастерской и постепенно добрался до мастера.

Передняя часть такого "фонаря" состояла из двух составляющих: бронированного плексигласа и обычного. Такая конструкция позволяла защитить летчика от любых пуль. В специальной электрической печи стекло разогревали как бумагу, ставили в особый пресс. Оно остывало и принимало особую форму под кабину.

Когда враг стал подбираться к Москве, оказавшись на территории Калининской области, у нас появились новые обязанности - мы ремонтировали поврежденные стекла кабин пилотов. Самолеты садились на аэродром прямо возле завода. Нам приходилось быстро исправлять повреждения в течение трех-четырех часов. Позднее самолет модернизировали, добавив в экипаж второго человека - стрелка-радиста - для защиты от атак с тыла.

Как только фронт отодвинулся далеко от Москвы и ей перестала угрожать налетами авиация, то стало проводиться первенство столицы по футболу, в котором играли преимущественно заводские команды.

Раньше город по вечерам постоянно находился в темноте, чтобы не выдать немцам расположении важных объектов. Налеты совершались в темное время суток, и я до сих пор помню страшные звуки - рев самолетов, грохот взрывов, стрельбу зенитных орудий.

Футбол вернулся в Москву летом 1943 года. Матчи проводились в воскресенье в два часа дня. Утром на заводе были пересменки - мы возвращались домой после ночной работы, трудившись с восьми вечера до восьми утра. Те из нас, кто был фанатиками футбола, в девять утра приходили к себе, питались по карточной системе, спали пару часов и отправлялись на стадион. После игр возвращались, ужинали и снова на завод. Было непросто, но если любишь спорт, то выдержишь все.

Сам я начинал заниматься футболом и хоккеем с мячом еще до войны, жил на Ленинградском проспекте около гостиницы Советской. А уже после войны переключился на хоккей с шайбой, когда меня перевели в "Крылья Советов".

Дмитрий Михайлик

Родину защищать стало профессией

Самое трудное на войне

После войны