Первый выстрел революции: 100 лет со дня убийства Распутина

Преступление, случившееся в ночь с 16 на 17 декабря, было не просто дерзким, а вызывающим: жестокая расправа с фаворитом царской четы произошла в центре столицы Российской империи, во дворце князя Юсупова, родственника императорской семьи.

Заговорщики тщательно скрыли следы содеянного, но вскоре сами публично рассказали о нем во всех подробностях — и не понесли сурового наказания.

Убийство Распутина показало, насколько глубок был кризис в российском обществе накануне 1917 года. Современники назвали это "первым выстрелом революции".

"Заказчиком" этого убийства, как отмечает доктор исторических наук, доцент Института истории СПбГУ Александр Пученков, было само общество, которое стремилось "снять черное ярмо с самой идеи монархии, будучи внутренне готовым даже на замену венценосца".  Это преступление, по мнению историка, можно было расценивать как последнее предупреждение императору.

Целитель или интриган?

Историки, как и современники Григория Распутина, не имеют единого мнения о его роли в общественной и политической жизни последних лет Российской империи и о степени его влияния на Николая II.

Михаил Родзянко, председатель III и IV Государственной думы, утверждал в своей книге "Крушение империи", что "Распутин назначал и смещал министров, давал указания по внешней, внутренней политике и военным делам". 

Распутин, репутация которого с самого его появления в столице была неоднозначной, многими воспринимался как воплощение "темных сил", двигавших страну к гибели. К концу 1916 года он и императрица выставлялись главными виновниками неудачных кадровых решений, приводивших к поражениям России. Противники Распутина указывали на то, что его пребывание рядом с императорской четой компрометирует монархию. "Никакая революционная пропаганда не могла бы сделать более вреда монархии и более уронить достоинство царского дома", — заявлял председатель Госдумы.

Современные историки считают, что влияние Распутина на российскую политику, скорее всего, преувеличивалось. "Говорить о том, что хотя бы один кабинет министров мог быть назван "распутинским", было бы очень трудно, — считает Александр Пученков. — До Первой мировой войны говорить о влиянии Распутина можно скорее в психологическом вопросе".

Отношение к Распутину царя и царицы было разным. "Существовала та или иная степень парализации воли императрицы Распутиным, но никогда не было восторженно-обожествляющего отношения к нему обоих венценосных супругов, — говорит Пученков. — Проще говоря, императрица была зависима от воли Распутина, ей он мог внушать какие-то политические инвективы. Царь же к этому оставался достаточно равнодушен".

В то же время Николай II ценил его, поскольку ему удавалось облегчать приступы гемофилии у цесаревича Алексея, но как политического советника не воспринимал.

Великая княгиня Ольга Александровна, сестра Николая II, в мемуарах вспоминала: "Поскольку я хорошо знала Ники, то должна категорически заявить, что Распутин не имел на него ни малейшего влияния. Не кто иной, как Ники, со временем запретил Распутину появляться во дворце. Именно Ники отправлял "старца" в Сибирь, причем не однажды". Императрица же, по ее мнению, "видела в нем спасителя своего сына" и "в конце концов вообразила, что "старец" является и спасителем России".

Призрак дворцового переворота

К осени 1916 года ситуация в стране имела все признаки национального кризиса, в значительной мере направленного против императорской четы, и особенно против императрицы.

"Когда война стала катастрофически развиваться для России, Николай II осознал, что для страны настал самый тяжкий период в ее истории, — рассказывает историк. — Он осознавал лучше, чем кто-либо в России, что страна была на грани поражения и то, что поражение приведет к повторной революции, которая сметет династию".

Приняв на себя 23 августа 1915 года верховное главнокомандование и уехав в Ставку в Могилев, Николай II, по сути, оказался оторван от текущего управления государством. "Фактически первым министром государства стала императрица, естественно, не имевшая никакого опыта управления страной. В это же время обостряется болезнь наследника, и влияние Распутина возрастает", — отмечает Пученков.

"Это время, когда поговаривают даже о возможности цареубийства в целях спасения монархии", — поясняет ученый. Обсуждались варианты дворцового переворота: от сравнительно мягкого для правящей четы с отстранением Александры Федоровны от власти и ее ссылкой в Крым до замены императора на одного из великих князей или устранение монарха вместе с женой вплоть до их убийства. Эти варианты обсуждали даже члены императорской семьи.

"Все негодовали, все жаловались, все возмущались и в светских гостиных, и в политических собраниях, и даже при беглых встречах в магазинах, в театрах и трамваях, но дальше разговоров никто не шел", — вспоминал Михаил Родзянко. "Положение государственной власти было донельзя трудное. Она не могла не понимать, в какую бездну влечет Распутин царскую чету, а, с другой стороны, влияние на последнюю отвратительного сектанта становилось все сильнее и могущественнее", — писал председатель Думы.

Как отмечают историки, в обществе складывалось представление о том, что страна идет к поражению, и ведут ее к нему темные силы. "Представить, что страна Суворова и Ушакова идет к поражению по каким-то объективным причинам, общество даже после Русско-японской войны было не в состоянии", — рассказывает Пученков.

Миссия: убийство

Сценарий устранения Распутина разработал 29-летний князь Феликс Юсупов, представитель высшей аристократии, женатый на племяннице императора. Он пытался представить преступление как миссию. "Отчетливо рисовалась моему сознанию необходимость прибегнуть к последнему средству избавления России от ее злого гения… Внутренний голос мне говорил: "Всякое убийство есть преступление и грех, но, во имя Родины, возьми этот грех на свою совесть", — писал он в своем дневнике.

По сведениям посла Франции Мориса Палеолога, сначала Юсупов собирался прибегнуть к помощи наемных убийц, но под влиянием известного адвоката Василия Маклакова изменил намерение. "Адвокат благоразумно отговорил его от этого способа: "Негодяи, которые согласятся убить Распутина за плату, едва получив от вас задаток, пойдут продать вас "охранке", — сообщал Палеолог. — Пораженный Юсупов спросил: "Неужели нельзя найти надежных людей?" — на что Маклаков остроумно ответил: "Не знаю, у меня никогда не было бюро убийц".

В поиске сообщников Юсупов обратился к своему давнему другу великому князю Дмитрию Павловичу и поручику лейб-гвардии Преображенского полка Сергею Сухотину, в 1916 году лечившемуся в госпитале Юсуповых. Участие 25-летнего великого князя имело для злоумышленников особое значение: оно должно было придать преступлению легитимность и одновременно стать гарантией от уголовного преследования, поскольку преступления членов царской семьи были подсудны только императору. "Его присутствие означало, по-видимому, его одобрение тому, что они все трое считали законной смертной казнью", — вспоминал посол Великобритании в России Джордж Бьюкенен.

Четвертым участником заговора стал 46-летний депутат Государственной думы Владимир Пуришкевич, бессарабский дворянин, один из создателей и лидеров крайне правого Союза русского народа. В годы Первой мировой войны он организовал собственный санитарный отряд и отдельный санитарный поезд. На Феликса Юсупова произвела большое впечатление его речь против Распутина в Думе 19 ноября 1916 года. Два дня спустя состоялась их встреча с Юсуповым, на которой они договорились об убийстве.

Палеолог отмечает, что "именно присутствие Пуришкевича сообщает драме ее настоящее значение, ее политический интерес". "Его участие… показывает, что сторонники самодержавия… решили защищать императора, если понадобится, против его воли".

По предложению Пуришкевича к заговору примкнул пятый участник — капитан медицинской службы Станислав Лазаверт.

Убийство эпохи детектива

Местом преступления был выбран Юсуповский дворец на Мойке. Его расположение напротив полицейского участка исключало любую возможность стрельбы, поэтому в качестве способа убийства было выбрано отравление цианистым калием, который Юсупов достал через Маклакова. Тело собирались вывезти на автомобиле в пригород и там утопить в проруби.

Знакомые с жанром детектива заговорщики позаботились о том, как скрыть преступление. Приезд старца обставили строжайшей тайной, из дворца удалили всю прислугу. Убийцы несколько раз звонили от имени Распутина в ресторан "Вилла Родэ", где он часто бывал, обещая его скорое прибытие.

По расчетам заговорщиков, все должно было случиться за 10–15 минут. Однако яд, добавленный ими в пирожные и мадеру, не подействовал. По разным версиям, причиной могла быть как исключительная выносливость организма, так и замедленное действие яда от сочетания со сливочным кремом. Еще одно объяснение дал Маклаков, заявивший впоследствии на допросе, что передал Юсупову вместо цианида аспирин.

Неудача с ядом подтолкнула убийц к другому способу, и Феликс Юсупов выстрелил в Распутина из револьвера. Сочтя его мертвым, заговорщики приступили к реализации второй части своего плана, и Дмитрий Павлович с Лазавертом и Сухотиным повезли на Варшавский вокзал вещи убитого, чтобы сжечь их в поезде Пуришкевича. Во дворце остались Пуришкевич и Юсупов, вскоре обнаружившие, что Распутин жив и даже пытается уйти.

"То, что я увидел внизу, могло бы показаться сном, если бы не было ужасною для нас действительностью, — вспоминал Пуришкевич. — Григорий Распутин, которого я полчаса тому назад созерцал при последнем издыхании… быстро бежал по рыхлому снегу во дворе". Чтобы добить жертву, Пуришкевич, забыв об осторожности, четыре раза выстрелил в него из своего револьвера Sauvage. Пули попали в спину и в голову Распутина.

"На случай, если наши Шерлоки Холмсы, попав на верный след исчезнувшего Распутина, пожелают анализировать кровь или прибегнуть к полицейским собакам", Юсупов инсценировал, что один из его гостей, будучи навеселе, застрелил дворовую собаку. Труп животного протащили по двору, а окровавленный снег облили камфарой.

Расследование под овации

Основания подозревать Юсупова и Пуришкевича появились у полиции уже наутро, и первый обыск во дворце на Мойке прошел 17 декабря. Следствие шло под личным контролем императрицы, которая требовала самого жестокого наказания для виновных, вплоть до расстрела.

После полудня поступило известие о том, что какой-то рабочий, проходя по Петровскому мосту, увидел пятна крови. Прибывшие на место полицейские, проследив следы автомобиля и четырех пар сапог, осмотрели прорубь у моста и пришли к выводу, что в нее попал раненый человек или животное. Из порта были вызваны водолазы, которые вскоре обнаружили тело Распутина, связанное веревками и цепью.

Дополнительной уликой против Юсупова стали телеграммы великой княгини Елизаветы Федоровны к Дмитрию Павловичу и Зинаиде Юсуповой, матери Феликса, в которых убийство названо "патриотическим актом".

Одной из загадок убийства, не раскрытых петроградской полицией, была возможность и степень участия британского подданного Освальда Рейнера, университетского друга Юсупова и, по некоторым данным, офицера разведки. "По поводу английского следа и офицера Освальда Рейнера, равно как и инструкций, которые якобы давал сэр Джордж Бьюкенен, можно говорить с достаточной степенью осторожности, — считает Александр Пученков. — В роли человека, осуществившего контрольный выстрел, мог быть британский офицер. Но я исключаю, что образцовый кадровый дипломат, каковым был Бьюкенен, мог отдавать хотя бы даже на словах какие-то инструкции по убийству Распутина офицерам не подведомственной ему разведки".

К 19 декабря великий князь и Юсупов были взяты под домашний арест. Новость "со скоростью света" распространилась в Петрограде и Москве. Палеолог писал, что убийство было "единственным предметом разговора в бесконечных хвостах женщин, в дождь и ветер ожидающих у дверей мясных и бакалейных лавок распределения мяса, чая, сахара и прочего".

"Люди обнимались на улице, шли ставить свечи в Казанский собор,— сообщает французский посол. — Когда стало известно, что великий князь Дмитрий был в числе убийц, толпой бросились ставить свечи перед иконой св. Дмитрия". Великий князь, приехавший вечером в театр, был встречен овациями. В некоторых театрах по требованию публики перед спектаклем исполняли гимн России.

Родзянко вспоминал, что "было в порядке цензуры воспрещено газетам писать о старце Распутине и вообще о старцах. Но газеты платили штрафы и печатали мельчайшие подробности этого дела".

"Ровно так, как за 115 лет до этого после сообщения о смерти Павла I за сутки в петербургских магазинах был раскуплен весь имевшийся наличный запас шампанского, после известия о смерти Распутина в очень многих кругах, прежде крайне критически относившихся к императору, дружно начали (и это зафиксировали газеты того времени) исполнять "Боже, царя храни", — отмечает Александр Пученков. — Считается, что это был последний верноподданнический порыв в истории империи".

Палеолог отмечает еще одну важную деталь в реакции людей: способ, которым убийцы избавились от тела, лишал фигуру Распутина сакральности. "Они друг дружке рассказывают, что Распутин был брошен в Неву живым, и одобряют это пословицей: "Собаке собачья смерть", — пишет посол. — Другая народная версия: "Распутин еще дышал, когда его бросили под лед в Неву. Это очень важно, потому что он, таким образом, никогда не будет святым"... В русском народе держится поверье, что утопленники не могут быть причислены к лику святых".

Вместе с тем месяц спустя Палеолог признал, что реакция в столицах и провинции была разной. После разговора со знакомым, прибывшим из Костромы, он пишет: "Это очень интересное явление и характерное для русской традиции. Для мужиков Распутин стал мучеником. Он был из народа; он доводил до царя голос народа; он защищал народ против придворных: и вот придворные его убили. Вот что повторяется во всех избах… В Петрограде слишком хорошо знали об оргиях Распутина. И потом, радуясь его смерти, они в некотором роде манифестировали против императора и императрицы. Но я представляю себе, что, в общем, все русские мужики думают как костромские…"

Несмотря на арест, злоумышленники в целом были уверены в своей безнаказанности: к ним поступали уверения в поддержке от членов императорской семьи и высших политических кругов империи. Юсупов утверждал также, что намерения защищать их высказывались и в армии. Все ждали прибытия императора, который вернулся из Ставки 20 декабря.

Мемуаристы приводят фразу Николая II об убийстве: "Мне стыдно перед Россией, что руки моих родственников обагрены кровью мужика".

Приговор действительно был довольно мягким: Дмитрий Павлович был сослан в Персию, что, как выяснилось позднее, спасло ему жизнь в революционных событиях, Юсупову было предписано выехать в родовое имение в Курской губернии. Пуришкевич был к тому времени на фронте. "Престиж, которым он пользуется среди крестьян, влияние его в реакционной партии, как одного из вождей "черных сотен", привели императора к мысли, что его опасно было бы трогать", — писал Палеолог.

Уголовное преследование убийц Распутина было полностью прекращено после Февральской революции по распоряжению Временного правительства.

Тело Распутина тайно похоронили в Царском Селе в присутствии императорской четы и приближенных. Весной 1917 года Временное правительство распорядилось эксгумировать труп и уничтожить его. 

"Фатальная ошибка"

Оценка политических последствий убийства Распутина оказалась тем не менее достаточно жесткой.

"Вольно или невольно, но первые выстрелы будущей революции, которая смела и трон, и всю старую Россию, сделали аристократы, — считает Александр Пученков. — Никто в тот момент не мог представить, что убийство Распутина станет прологом той жуткой расправы, которая произошла через короткое время с царской семьей, с аристократией и со всей старой Россией. Последний раз в своей истории, демонстративно расправляясь с мужиком, аристократы показывали рецепт этому самому мужику, как ему надлежит расправляться с ними".

Михаил Родзянко назвал убийство Распутина "событием, которое по справедливости надо считать началом второй революции". При этом он признавал, что результат преступления оказался обратным: "Страна увидала, что бороться во имя интересов России можно только террористическими актами, так как законные приемы не приводят к желаемым результатам". Он считал также, что после убийства Распутина "вся политика правительства… носила характер неумелых репрессий, соединенных с бездействием власти".

"Убийцы стремились показать императору их неподсудность даже царским законам. Император понял, что не обладает полной властью в своей стране", — поясняет Пученков.

Николай II считал себя и свою семью в серьезной опасности. Уже после похорон к нему попало так называемое завещание Распутина, записанное его адвокатом Аронсоном, в котором от имени "духа Григория Ефимовича Новых из села Покровского" сказано: "Русской земли царь, когда ты услышишь звон колоколов, сообщающий тебе о смерти Григория, то знай: если убийство совершили твои родственники, то ни один из твоей семьи, то есть детей и родных, не проживет дольше двух лет. Их убьет русский народ".

Ольга Куликовская-Романова в мемуарах упрекает убийц Распутина: "Неужели они действительно полагали, что убийство Распутина улучшит наше положение на фронте, положит конец безобразной работе транспорта и, как результат, нехватке снабжения? Не поверю этому ни на секунду. Убийство было обставлено таким образом, чтобы превратить Распутина в исчадие ада, а его убийц — в героев из волшебной сказки… Участие в злодеянии двух членов нашего семейства лишь свидетельствовало об ужасающем падении нравов в высших кругах общества".