Накануне 7 ноября 1941 года руководитель Гидрометеослужбы СССР доложил Сталину о том, что на Москву надвигается сильный снегопад. То, что в обычной жизни омрачило бы праздник, посвященный 24-й годовщине Октябрьской революции, теперь воспринималось как чудо: плохие погодные условия сделали невозможными налеты немецкой авиации.
В 8 утра на Красной площади выстроился сводный оркестр: до последнего музыканты не знали, на каком мероприятии им предстоит играть, — парад готовился в условиях строгой секретности.
Заиграл марш — минорно-лирические аккорды "Прощания славянки". Сегодня эта мелодия воспринимается как один из главных символов Великой Отечественной войны — как "Катюша", 125-граммовый кусок хлеба из пайка блокадного Ленинграда или снимок водружения советского флага над Рейхстагом, сделанный Евгением Халдеем.
Но автор "Прощания" — Василий Агапкин — написал его за много лет до начала войны с фашистской Германией. 7 ноября 1941 года именно Агапкин дирижировал сводным оркестром на Красной площади. На кадрах фотохроники видно изящную фигуру со вскинутыми руками, возвышающуюся над музыкантами. Одет в шинель, на голове — фуражка.
Температура вопреки расхожему мнению в тот день не была аномально низкой: к началу парада столбики термометров опустились до –6 °C. Но к морозу прибавились сильный ветер, снег и, следовательно, влажность — в таких условиях замерзаешь гораздо быстрее, чем при солнечных безветренных –20.
Василий Агапкин, который более часа стоял на деревянном постаменте, озяб так, что еле мог шевелиться. Настал черед появиться на площади кавалерии — оркестр к тому времени должен был отойти к ГУМу и освободить дорогу. А дирижер — не смог. Много лет спустя Агапкин вспоминал:
"...Пора мне сходить с подставки. Хотел, было, сделать первый шаг, а ноги не идут. Сапоги примерзли к помосту. Я попытался шагнуть более решительно, но подставка затряслась и пошатнулась. Ну, думаю, беда — сейчас упаду! Что делать? Я не могу даже выговорить слова, так как губы мои замерзли, не шевелятся..."
Кто-то из музыкантов догадался, в чем дело, схватил Агапкина в охапку и унес в сторону. Но неловкий момент лишь подчеркнул драматизм ситуации. Солдаты прямо с парада отправлялись на передовую — защищать столицу. Они прощались тогда с мирной жизнью, с родным городом, с семьей под его — Агапкина — "Прощание".
Нищий мальчик
Василий Агапкин — классический пример человека-самородка, который сумел вырваться из нищеты и благодаря своему таланту стать знаменитостью далеко за пределами своей страны.
Он родился 3 февраля 1884 года в крестьянской семье в деревне Шанчерово Рязанской области. Мамы своей, Акулины, не помнил — она умерла, когда мальчику был всего год. Отец, Иван Иустинович, работал грузчиком. В поисках заработка оставил родину и поехал в Астрахань — разгружать баржи в порту. Здесь он познакомился с портовой прачкой Анной Матвеевной, которая одна воспитывала двух дочек, и женился второй раз. Когда у них родился ребенок, сын Ваня, денег совсем перестало хватать.
Отец пропадал в порту, стараясь побольше заработать. Однажды, закинув на спину очередной мешок, упал замертво — сердце 39-летнего мужчины не выдержало.
Анна Матвеевна, как ни билась, не могла прокормить четверых детей — ее скудного заработка, за который она трудилась с утра до ночи, хватало только на содержание малыша. В отчаянии она отправила дочерей и Василия побираться.
Десятилетний мальчик каждый день проводил часы на паперти в церкви в центре Астрахани, а вечером все подаяние приносил домой. Однажды он увидел, как по улице идет военный оркестр. Музыканты в парадной форме, сверкающие медные инструменты, бравурная мелодия, льющаяся по улице, произвели на ребенка такое впечатление, что он бежал вслед за оркестром до самых казарм.
На следующий день на том же месте стал ждать: к радости Василия, музыканты снова появились на улице. Среди них было несколько его ровесников. Пожилой музыкант, заметив Василия, спросил, нравится ли ему марш и хотел бы он служить в оркестре. Мальчик восторженно согласился.
Ночью мачеха выстирала и выгладила его рубаху, а утром помчалась с пасынком в казармы. Капельмейстер прослушал мальчика и заявил, что у него абсолютный слух. Так Василий Агапкин в десять лет начал службу в военном оркестре — воспитанником 308-го царского резервного батальона.
Через пять лет Василий стал лучшим корнетистом оркестра (корнет — небольшая труба — прим. ТАСС) и часто исполнял сольные партии. Дома теперь бывал редко, но жалованье добровольно отдавал мачехе.
Окончив учебу, Агапкин 11 лет прослужил на Кавказе: в Дагестане, в Чечне, в Грузии. Жалованье получал скромное — нечего было и думать о поступлении в Московскую консерваторию, о которой он так мечтал. Большую часть своих денег Василий отправлял домой, а учеба, связанная с арендой дорогого жилья в столице, лишила бы его возможности помогать семье.
Осенью 1910 года Агапкин переехал в Тамбов и стал штаб-трубачом запасного кавалерийского полка. Здесь же познакомился со своей первой женой Ольгой. Девушка была швеей, но быстро поняла масштаб личности своего мужа: она настояла на том, чтобы Василий поступил в музыкальное училище, — знаний, полученных в церковно-приходской начальной школе и в военном оркестре, ему уже не хватало.
У супругов родился сын, и Агапкин снял просторную квартиру на Гимназической улице Тамбова. Именно здесь он и написал "Прощание славянки" — осенью 1912 года, откликнувшись на известие о начавшейся Первой балканской войне против Османской империи. Марш, созданный вразрез со всеми музыкальными канонами, — в тональности ми-бемоль-минор — лиричный, а не бравурно-веселый. Агапкин посвятил его балканским женщинам, которые провожали своих мужчин на фронт.
Композитор показал свое произведение знакомому авторитетному музыканту Якову Богораду, который пришел от услышанной музыки в восторг, сделал на марш оркестровку и напечатал в симферопольской типографии первые сто экземпляров нот.
Марш быстро стал очень популярным в Тамбове. А в 1914-м, после вступления Российской империи в Первую мировую войну, "Прощание славянки" играли уже по всей стране.
К тому времени Агапкин часто сам дирижировал оркестром, но двигаться по службе мешало его крестьянское происхождение.
"Старое офицерство стеснялось меня производить на должность капельмейстера и долго еще держало в серой солдатской шинели, хотя видели во мне талант и знание своего дела, но поиздеваться нужно", — вспоминал в конце жизни композитор.
Перелом в его судьбе случился в 1918 году, когда в Тамбов пришли красные. Летом служащих его полка переформировали в красноармейцев. Два года Агапкин служил в действующей Красной армии. В Тамбов вернулся в 1920 году после того, как едва не умер во время эпидемии тифа, но снова попал в эпицентр исторических событий — в городе вспыхнуло ставшее впоследствии знаменитым Тамбовское восстание против красных.
Агапкина арестовали, но его жена бросилась к атаману и рассказала, что перед ним — автор знаменитого марша. Этот факт и спас жизнь Василию — его помиловали. Когда в город снова пришли красные, пришлось объясняться, почему мятежники его не тронули. Помиловали и на это раз, назначив капельмейстером оркестра 115 батальона ВЧК. Так, судьба музыканта на всю жизнь оказалась связанной с органами внутренних дел СССР.
Музыкант ОГПУ
После переезда в Москву Агапкина назначили руководителем оркестра при 1-й Московской школе Транспортного отдела ОГПУ. Спустя семь лет была открыта и главная кузница чекистских кадров — Центральная школа ОГПУ, в нее вошла и школа, в которой служил Агапкин.
Казалось бы, жизнь наладилась. Служба в школе связана с постоянными выступлениями: парады, смотры, торжественные приемы. Агапкину из года в год дают отличные характеристики, его творчество любит сам Ягода.
Но своим положением Агапкин не пользуется — живет на весьма скромное жалованье. Больше всего композитор и дирижер любит гражданские выступления для москвичей — в парке "Сокольники", где специально для его оркестра выстроили деревянную эстраду-раковину.
Исполняли самые разные произведения: и классику, и модные фокстроты, и еще не запрещенный джаз. Послушать оркестр собирались тысячи москвичей, Агапкина знали и специально на него ходили. В "Сокольниках", в конце 20-х, Агапкин познакомился со своей второй женой Людмилой: поклонницей его музыки, совсем еще девочкой в сравнении с ним, но 20 лет разницы в возрасте не помешали им прожить вместе до самой смерти композитора.
После развода Агапкин долгие годы помогал детям от первого брака, оставив им и бывшей жене квартиру на Самокатной улице и все свое имущество. Единственного сына вторая жена Людмила родила ему только в 1940 году.
Жизнь на Лубянке
Знавшие Василия Агапкина лично рассказывали о его скромности и немногословности. Служба в ОГПУ, которое в середине 30-х переформировали в НКВД, научила его осторожности. Казалось бы, с его крестьянским происхождением можно было жить спокойно, но в разгар сталинских репрессий музыкант видел, как вчерашние коллеги и друзья объявлялись "врагами народа" или попросту исчезали.
Дома, как и у большинства известных заслуженных людей, композитор держал наготове чемоданчик со сменой белья и сухим пайком на случай ареста.
Досье на Агапкина, конечно, проверяли, но не тронули, закрыли глаза на тревожный момент в личном деле — помилование атаманом во время антоновского мятежа в Тамбове. Как окажется позже — не тронули, но не забыли.
Во время Великой Отечественной войны Агапкин три года служил капельмейстером Военно-технического училища им. В.Р. Менжинского в Новосибирске. В 1943-м добился перевода в Москву и летом 1944 года снова начал выступать в "Сокольниках".
Москвичи потихоньку оживали и ждали победы. И она наступила.
Агапкин провожал войска на фронт в 1941-м; он же встречал их на Красной площади во время парада в июне 1945-го — полный надежд на будущую мирную жизнь. Но оказалось, что черная полоса для него еще впереди.
Мышиная война
В книге "Тайны Лубянки" писатель Александр Хинштейн рассказывает о том, как осенью 1952 года Василия Агапкина вызвали на Лубянку. Стали допрашивать о связях с некой Гизелой Пентек. Выяснилось, что еще в 1935 году Агапкин познакомился со своими поклонницами — сестрами-венгерками Гизелой и Иоланой, которые часто приходили послушать его в "Сокольники". Между ними завязалась дружба: женщины даже бывали дома у дирижера.
В 1938 году отца девушек осудили за контрреволюцию и расстреляли. В 1944 году Гизелу выслали из Москвы. Перед ее отъездом Агапкин, только вернувшийся из эвакуации, принес ей необходимые в дороге вещи: чайник, керосинку, электроплитку, чемодан. Позже он несколько раз переводил женщине деньги, прекрасно понимая, как рискует, помогая ссыльной.
Почти 70-летнему композитору на допросе пришлось придумывать оправдания. Объяснять, что деньги он был должен, а не высылал в качестве помощи. Неизвестно, что спасло его и в этот раз: заслуги или чье-то покровительство, но дело не пустили в ход. Но нервное потрясение дало свои плоды — Агапкин стал реже бывать на репетициях, в обеденный перерыв ездил домой на Большую Садовую — отдохнуть.
Музыканты оркестра, очень любившие и уважавшие Агапкина, относились к этому с пониманием, но нашлись и недоброжелатели. Руководству Высшей школы МВД посыпались доносы:
"Доношу, что руководитель оркестра, военный дирижер полковник адм. службы тов. Агапкин Василий Иванович по неизвестным причинам не являлся на работу 3, 8, 13 и 17 августа сего года... Такое халатное отношение к выполнению своего служебного долга, проявления недисциплинированности со стороны руководителя оркестра тов. Агапкина вызывает возмущение среди сотрудников оркестра".
На партсобраниях в открытую заговорили и том, что Агапкину, награжденному почетными орденами Ленина и Красного Знамени, надо уйти в отставку. Композитор покинул оркестр, отслужив 61 год.
Годы без оркестра
Последние годы композитор много времени проводил на даче в подмосковном Абрамцеве — не классической сталинской даче (которую, без сомнения, мог бы выхлопотать в свое время), а простом деревенском домике с уютной застекленной террасой.
Агапкин, несмотря на свои заслуги, никогда не жил роскошно: его невестка Татьяна показывает сохранившиеся письма композитора и его жены, которые они писали из санаториев своему сыну-студенту Игорю. С пожелтевших тетрадных листков льется поток взаимной любви: "Мои дорогие, любимые, как вы?" — "Дорогой сыночек, здравствуй!"
Родители вдаются в трогательные подробности и немало внимания уделяют описанию меню санаторной столовой:
"Сынок, кормят очень хорошо, вкусно и обильно. Можно выбирать массу разнообразных блюд, иногда — черная икра, селедочка и капелька свежего помидора, почти каждый день на сладкое или пирожное, или два мандарина, или большое яблоко. В отдельных блюдах нашинкованная капуста с морковью, свекла, шиповник — все это помимо обеда".
Голодное детство, нищая юность, скитания по гарнизонам и фронтам научили Агапкина ценить еду и даже небольшой бытовой комфорт.
"Василий Иванович совершенно был лишен накопительства, — рассказывает вдова сына Игоря Татьяна Агапкина. — Когда ему давали квартиру на Большой Садовой в доме для сотрудников НКВД, он выбрал маленькую "двушку" без балкона, на втором этаже. Главное, — говорил он, — чтобы была комната для занятий музыкой, чтобы можно поставить рояль. А жить можно всем вместе в другой. А без балкона — чтобы маленький сын Игорь не вывалился, не дай бог, вниз".
Когда родился долгожданный ребенок, Василий Иванович нанял домработницу, чтобы жена больше отдыхала. Но никогда у него не было "роскошеств" для себя, которыми пользовались приближенные к верхушке власти люди, например машины. Даже в старости он ездил по Москве на общественном транспорте.
Никогда не имел и накоплений "на всякий случай". Когда осенью — в самое нелюбимое его время года — композитор скончался, выяснилось, что хоронить его не на что. В семье не было накоплений, антиквартиата, драгоценностей, все сокровище — огромная библиотека и рояль.
На помощь пришли родственники уже покойной тогда дочери от первого брака Агапкина.
"Они предложили место на Ваганьковском кладбище в Москве, — рассказывает Татьяна Агапкина.
Приехали и родственники мачехи, которые жили в Ленинграде; даже те, кто родились уже после смерти Анны Матвеевны, боготворили композитора и помнили, как помогал он когда-то их бабушке поднимать детей.
Организацию похорон взял на себя ученик Агапкина Николай Назаров, ставший впоследствии главным дирижером оркестра Советской армии.
На надгробном памятнике композитору, который за жизнь создал десятки произведений, выбиты такты его самого знаменитого марша, под который уходили на фронт солдаты двух великих войн; который одинаково любили и красные, и белые; который и сегодня остается одним из символов патриотизма и национальной гордостью — как пушкинский ямб, улыбка Гагарина или голос Шаляпина. Его узнают с первых нот, даже не зная, кто такой Василий Агапкин, — скромный человек, который жил музыкой и ради музыки.
В статье использованы материалы из книги Александра Хинштейна "Тайны Лубянки". Автор выражает благодарность за помощь в подготовке материала Михайловскому историческому музею Рязанской области, а также Татьяне Агапкиной
Карина Салтыкова