Металл для страны
По образованию я военный инженер и ученый, служил в научных подразделениях Военно-космической академии им. А.Ф. Можайского и филиале 50-го Центрального научно-исследовательского института Минобороны СССР и РФ, занимался радиотехникой и электроникой в авиационных и космических системах.
Металлургия и литейное производство в моей жизни появились уже после того, как я уволился из Вооруженных сил: в конце 1990-х друг пригласил меня возглавить компанию, которая занималась каменным и минеральным литьем. Предприятие перерабатывало отходы первичной металлургии (шлаки) и природные минеральные породы (базальт, гранит, порфирит), которые расплавляли, подшихтовывали (добавляли другие материалы) и получали, например, отделочную плитку, трубы, плиты для облицовки коллекторных тоннелей — в отличие от металлических, они не подвержены коррозии. За почти десять лет нам удалось поднять производство, но кризис 2008 года почти полностью уничтожил отрасль: не было заказов. Сейчас, насколько я знаю, есть только один цех каменного литья в составе завода горного оборудования на Урале, но он тоже в тяжелом положении.
Немного раньше, в 2005 году, в Санкт-Петербурге был образован Союз литейщиков, президентом которого я стал в апреле 2008 года. Мы переключились на решение задач развития литейной отрасли и поставки на рынок качественной компонентной базы. Эта сфера меня заворожила: дух захватывает, когда осознаешь, какая это мощь. Ведь металлургия и машиностроение — это стратегические отрасли любого сильного государства. Во время Великой Отечественной войны металлурги катали броневой лист для танков, делали сплавы и литье для самолетов, кораблей, артиллерии, стрелкового оружия. Что, на мой взгляд, внесло значительный вклад в нашу Победу. Сейчас металлургия — это суперсовременные сплавы, большая номенклатура проката и литье для всех видов машино-, судо- и авиастроения, космонавтики, строительства, нефте- и газодобычи, их транспортировки и переработки, ЖКХ и других промышленных отраслей.
В 1990-е годы, несмотря на все трудности, первичная металлургия прошла модернизацию и сохранила конкурентоспособность, в том числе на международном уровне. А с литейным производством дела хуже: после развала СССР две трети цехов и заводов закрылись, а многие из оставшихся все еще работают на устаревшем оборудовании, которое не обеспечивает должное качество и цену, не позволяет применять современные материалы и технологии. В результате машиностроительные предприятия, производящие конечную продукцию, вынуждены закупать качественное литье за границей — в Китае, Турции, Германии и других странах.
Например, в Санкт-Петербурге с 2005 года открылись несколько сборочных заводов иностранных автомобильных концернов. По подсчетам производителей, детали металлического литья составляют более 30% в общей массе среднего автомобиля. Но наши литейщики пока не в состоянии обеспечить локализацию изготовления комплектующих для производства автомобилей по полному циклу, как того требует постановление правительства. Или взять, например, оборудование, арматурные комплексы для нефтяной и газовой промышленности — там сплошное литье. Сейчас мы пытаемся решать эту проблему.
Опасности у печи
Как работает литейный цех? Если говорить упрощенно, то металл (или сплав) расплавляют в печах (они бывают электродуговые или индукционные), потом переливают в специальные ковши, заливают в подготовленные формы по моделям будущих деталей, вновь помещают в печи для термической обработки, охлаждают и выбивают детали из форм. Получается заготовка. Как правило, затем приходится вручную или на спецоборудовании зачищать поверхности и доводить ее до нужных размеров.
Распространенное представление — жара, металл кипит, рабочие лопатами загружают что-то в печку, везде искры и брызги — устаревает. Современное литейное производство чистое, автоматизированное, где человек — оператор машины. При этом сохраняются жесткие требования к экологической безопасности, в окружающую среду не выделяются вредные газы, пыль и прочие вещества. Однако в России все еще есть предприятия, работающие по старинке. Например, кое-где по-прежнему используются песчано-глиняные формы — так называемое литье в землю. Но все чаще их выращивают с помощью аддитивных технологий на машинах 3D-печати, а моделируют на компьютере (3D-моделирование).
Пожалуй, самая опасная работа — у тех, кто стоит у печи. Там, конечно, закрыто все, но когда расплавленный металл переливают в ковши, брызги могут попасть на одежду. Поэтому наиболее распространенная травма — ожоги. Раньше бывали и смертельные случаи, но сейчас вообще травмы редкость, так как в цехах большое внимание уделяется безопасности рабочих мест. Условия все равно тяжелые, поэтому операторам предоставляются льготы, ранний выход на пенсию, высокие зарплаты. Кроме того, это престижно: люди фактически находятся в самом сердце процесса. Они видят, как рождается металл; от них зависит, какой получится деталь. Это искусство, даже при отлаженном технологическом процессе.
В литейных цехах работают в основном мужчины, но в целом на предприятии есть и женщины — это технологи, конструкторы, разработчики. Рабочих не хватает: молодежь не хочет идти на старое оборудование, а наши образовательные учреждения не готовят достаточно современных специалистов. Поэтому модернизированные заводы вынуждены либо отправлять литейщиков на учебу за границу, либо создавать учебные центры у себя.
Наука и импортозамещение
Как и любое производство, металлургия дает не сравнимые ни с чем ощущения, когда ты видишь: то, что ты делаешь, работает. За 20 лет я побывал на предприятиях в разных регионах России и за рубежом, помогал модернизировать производства. Например, был обновлен чугунолитейный участок на Петербургском тракторном заводе. В результате процент брака снизился, а это хорошо влияет на экономику предприятия. Ну и теперь они самое необходимое делают сами, а не покупают за границей, как раньше. Решили задачу по импортозамещению!
Возможность вносить вклад в развитие такой глобальной отрасли — это потрясающе. Ради этого стоит жить. Тем более что потенциал в России огромный. Технологии развиваются, появляются новые материалы и способы производства. Например, есть порошковая металлургия: когда не чушку (слиток) в печь закладывают, а порошок. Что это дает? Металл — это кристаллическая решетка, его свойства зависят от размеров этой решетки, расположения в ней атомов. Когда это все измельчается до наночастиц, структура меняется, сцепление частиц становится настолько сильное, что придает новые свойства материалам и по прочности, и по устойчивости к высоким температурам. Это важно для производства ракетных двигателей, атомной промышленности.
Еще одно новое направление — композитные материалы. Они, например, используются для производства корпусов военных кораблей (небольших, правда), крыльев самолетов… Такие комплектующие используются в российском самолете Superjet, и они нисколько не уступают изделиям из алюминиевых сплавов.
Но сейчас внедрять современнейшие технологии, сплавы и конструкторские разработки сложно, так как нет необходимых ГОСТов. Надо проводить научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы, а у многих предприятий нет возможности или желания. Кроме того, при внедрении каких-либо новшеств возникают высокие риски, на которые руководители заводов тяжело соглашаются. Мы пытаемся что-то изменить, но тут нужно больше внимания со стороны государства.
Без суеверий и ритуалов
У литейщиков, конечно, есть разные присказки, но они в основном нецензурные. Сейчас вспомнить могу только такую шутливую фразу: "Наша сила — в наших плавках".
Рабочие в цехах, насколько я знаю, суеверны, например они стараются не обсуждать истории о каких-то происшествиях на производстве. Но лично у меня такого нет: я воспитывался как материалист, жизнь воспринимаю во всех ее проявлениях и заклинать кого-то в чем-то считаю лишним. Всегда надо идти вперед открыто, а там — разберемся. Конечно, при этом нужна подготовка и понимание того, что собираешься делать. Я рожден в блокадном Ленинграде, вырос в военной среде, поэтому меня сбить с толку невозможно. Ну и характер неугомонный: всегда влезаю в гущу проблем, стараюсь разобраться, помочь. Не отказываюсь от того, что жизнь предлагает. Поэтому, наверное, в свои почти 76 лет я все еще востребован.