"Великий Государь указал казакам…" Как буйные атаманы стали привилегированным войском

Ровно 300 лет назад, 14 марта (3 марта по старому стилю) 1721 года, царь Петр I подписал короткий, но очень важный для истории нашего отечества документ. Он настолько краток, что его легко процитировать полностью: "Великий Государь указал Донским и Яицким и Гребенским казакам во всех управлениях быть в ведении в Военной Коллегии".

Всего 18 слов, включая предлоги, на самом деле означали великое дело — окончательное включение в состав России огромных казачьих земель по берегам Дона, на Северном Кавказе и в степях Азии к востоку от Волги. Для наглядности укажем, что по площади эти просторы гораздо больше территории современной Германии и лишь чуть меньше Франции.

До этого указа все отношения государства Российского с казачеством велись через Посольский приказ, предшественник Министерства иностранных дел, то есть так же, как с другими государствами или иноземными племенами.

"За службу жаловати хотим…"

Конечно, и раньше, до 1721 года, православные казаки Дона, Терека и Яика (ныне Урала) отнюдь не считались на Руси иностранцами. Однако "вольные" люди с берегов тех южных рек — очень южных, по меркам лесов Центральной России! — долгое время не являлись и подданными русских царей.

Казачьи земли в безбрежных степях Дикого поля до эпохи Петра были не столько частью нашей страны, сколько тем, что историки и политологи ныне именуют фронтиром — обширной, зыбкой, неопределенной и в духе тех веков совсем не мирной границей. Притом границей даже не с какими-то державами и странами, а в первую очередь с огромными пространствами неосвоенных и малозаселенных земель. Там, на степном казачьем фронтире, на Дону, на Тереке и за Волгой, с момента падения Золотой Орды какая-либо государственность ощущалась очень слабо на протяжении четверти тысячелетия!

Документы наших древних архивов впервые упоминают казаков еще во времена Ивана Грозного. Сохранилась датированная январем 1570 года "грамота царя и Великого князя Ивана Васильевича на Донец Северской атаманам казацким и казакам". Грозный московский монарх просил донцов: "без всякого ослушания нам послужить, а мы вас за вашу службу жаловати хотим". Впрочем, сохранились и грамоты, где первый русский царь гневается, что "атаманы и казаки нашим людем многие грабежи и убытки чинили".

Казаки в ту эпоху были скорее беспокойными и не всегда удобными союзниками русских царей. Казачьи станицы и "юрты" (у казаков Дона таким термином обозначались не жилища, а степные угодья вокруг их хуторов) защищали южные рубежи России от кочевников Дикого поля. Начиная с эпохи царя Федора, сына Ивана Грозного, из Москвы регулярно направлялась помощь казакам.

Как гласят архивные грамоты за разные годы: "Послали к вам нашего жалования атаманам и всем казакам… Сто пятьдесят портищ добрых, да пятьдесят пуд селитры, да пятьдесят пуд свинцу, шесть пуд с четвертью серы, да запасу сухарей и круп…",  "Атаманы и казаки нашим государским жалованием пожалованы… Посылаем денги, и сукна, и зелье, и свинец, и хлебные запасы и вино…"

Видно, что помощь была не только гуманитарная (от хлеба и "вина", как тогда на Руси именовали именно водку, до тканей-"портищ" на одежду), но и военная: сера с селитрой для "зелья"— пороха и свинец для пуль. Обычно такое царское жалованье сопровождалось различными просьбами "послужить" — от призывов на войну до призывов, наоборот, к сохранению мира с соседями. Так и писали из Москвы на Дон при политической надобности: "Посылаем наше государское жалование и вы бы в поход на море и никуда не ходили и не задирались, покамест наши посланники к турскому салтану сходят, чтоб нашему делу помешки не было…"

Но еще до эпохи Смуты известна как минимум одна, как сказали бы сейчас, чисто гуманитарная акция Москвы в отношении казачества. В архивах за 1594 год сохранилась обширная, на десятки страниц "Ведомость о хлебном жалованьи, выданном Донским, Волжским, Терским и Яицким атаманам и казакам". Без всяких условий православным обитателям степного фронтира осенью того года передали 320 тонн ржи и овса — для той эпохи очень внушительный объем! Дело в том, что весной 1594 года казаки участвовали в одном из первых походов русского войска в Закавказье, где понесли большие потери. И правительство решило поддержать их семьи массовой раздачей продовольствия, благодаря чему древняя "Ведомость" донесла до нас множество казачьих имен".

"Сделали без нашего повеленья самовольством…"

Долгое время союзные Москве казаки отнюдь не всегда были послушными исполнителями ее воли. И здесь речь даже не о "воровстве", как тогда именовали нередкий казачий разбой и восстания, а о той политике, которую проводили казаки, зачастую не оглядываясь на царей. Так, в истории русской Смуты начала XVII века немалую роль сыграл донской атаман Иван Заруцкий, открыто претендовавший на высшую власть в Российском государстве. Лихой авантюрист, воевавший со всеми по всей стране от Ярославля до Астрахани, в итоге сел в Москве не на трон, а на кол… Легендарный донской казак Стенька Разин, предводитель грандиозного восстания, известен всем.

Но даже вполне лояльные царской власти казаки нередко проводили вполне самостоятельную внешнюю политику, порою ставившую Москву пред неожиданным и сложным выбором. Например, с 1637 года донское казачество пять лет вело свою отдельную войну с Османской империей.

Казаки тогда без всякого согласования с Москвой не только героически захватили сильнейшую турецкую крепость Азов в устье Дона, но и убили посольство, отправленное турецким султаном к русскому царю. Притом убитый посол Фома Кантакузин был не каким-то "басурманином", а православным греком, потомком византийских императоров. Однако желание пограбить перевесило все традиционные для казачества христианские лозунги. В оправдание убийства дипломатов храбрые, но совсем не безгрешные атаманы Дона придумали креатив, даже для той эпохи граничащий с детской наивностью, — написали в Москву, что убитые посол и его свита занимались колдовством: "Злым волшебством чинили пакости великие… на наши таборы нарядныя чары пущали". Ну а ценности и документы посольства со слов казаков "неведомо коими мерами истерялись".

В столице России, читая это простодушное до дерзости письмо, наверняка произнесли в адрес буйных атаманов некоторое количество древних русских слов нецензурного характера… Дело в том, что в Москве хорошо знали убитого турецкого посла — ранее Фома четыре раза посещал нашу столицу, был хорошо знаком царю и боярам, как православный ходил с ними на общие богослужения. Так что правители Руси хорошо понимали — причиной убийства стало отнюдь не колдовство.

В итоге первому русскому царю из династии Романовых пришлось оправдываться перед турецким султаном, писать ему:  "И вам бы, брату нашему, на нас досады и нелюбья не держать за то, что казаки посланника вашего убили и Азов взяли: они это сделали без нашего повеленья самовольством, и мы за таких воров никак не стоим и ссоры за них никакой не хотим, хотя их, воров, всех в один час велите побить; мы с вашим султановым величеством в крепкой братской дружбе и любви быть хотим…"

Дело в том, что для России тогда был крайне невыгоден любой конфликт с турками. Пусть султан и был покровителем Крымского ханства, регулярно беспокоившего русские рубежи грабительскими набегами, но куда более опасным противником нашей страны в те годы была Польша. Польское государство, охватывавшее тогда Литву, Украину, Белоруссию и Смоленские земли, даже по численности населения превосходило Московскую Русь, все еще ослабленную Смутой. Польские короли открыто претендовали на русский трон — с военной и политической точки зрения они были куда могущественнее и опаснее самых разорительных набегов из Крыма. Буквально накануне своевольного азовского похода донских казаков русское войско потерпело от поляков жестокое поражение в неудачной попытке отбить Смоленск.

При этом в борьбе с поляками далекий турецкий султан был фактическим союзником Москвы — войска Османской империи тогда тоже регулярно воевали с польской державой на землях современной Молдавии. Словом, самочинная победа донцов у Азова поставило государство Российское в весьма непростое положение. Воевать с турками было невыгодно, но и позволить могущественным османам (а тогда турецкая империя была на пике своего могущества!) в отместку за захват Азова разгромить православных донских казаков тоже было нельзя.

И уж совсем запутывало ситуацию, что в союзе с донскими атаманами против турок воевала часть татар, недовольных крымским ханом, а сами захватившие Азов казаки вовсе не горели желанием пустить в стратегическую крепость гарнизон московских стрельцов. От такого предложения, сделанного Посольским приказом, посланцы Дона официально отказались.

В итоге Москве пришлось тайно и на тот момент, в сущности, в ущерб своим главным интересам поддерживать оборонявших Азов храбрых, боеспособных, но слишком уж своевольных и неуправляемых казаков. Русский царь, первый из династии Романовых, формально оставаясь в мире с турецким султаном, был вынужден послать на самостийно воюющий Дон хлеб и порох, а также разрешить уйти в казаки из центральных областей России многим тысячам "вольных ратных людей", как тогда именовали добровольцев.

От буйных атаманов к "наказным"

Впервые с точки зрения российских законов той эпохи казаки стали подданными Москвы только 350 лет назад, в 1671 году. Именно донские атаманы, сохранившие верность монархии, в том году пленили Степана Разина, завершив тем самым грандиозное восстание. После чего на Дону состоялось принесение присяги царю Алексею Михайловичу — "всем войском великому государю обещанье учинили перед Евангелием".

По законам и понятиям Московской Руси принесшие такую присягу становились подданными царя. Однако даже в таком статусе казаки сохраняли обширную автономию — общение Москвы с ними продолжалось через Посольский приказ, продолжало действовать и правило, сформулированное самими казаками: "С Дона выдачи нет!"

Крестьяне продолжали уходить на казачий фронтир в надежде стать "вольными людьми", и все попытки центральных властей вернуть беглых еще много десятилетий оставались тщетными. Не всегда обращали внимание казаки и на тонкости внешней политики Москвы — так, в 1685 году немало донцов приняли участие в походе против турок по призыву польского короля.

Лишь при Петре I продолжился процесс превращения российского казачества из "вольных" союзников царей в "служилых людей". Любопытно, что личную присягу Петру Алексеевичу Романову казаки принесли еще в 1685 году, когда будущему императору исполнилось всего 13 лет. Присягу организовало правительство царевны Софьи, едва ли ожидавшее, что юный царь начнет править самостоятельно слишком скоро и слишком резко.

Реформы и методы Петра I хорошо известны. На Дону они приведут к очередному восстанию части казаков под предводительством Кондратия Булавина. Поводом к восстанию станет именно "сыск" беглых крестьян. Впрочем, то восстание скорее напоминает гражданскую войну в казачьей среде — Булавин казнил главного донского атамана Лукьяна Максимова и позднее сам погиб от рук враждебных ему казаков. Напомним, что страсти подогревал и бушевавший  в то время церковный раскол православных. Именно после этих событий на Дону появляются "наказные" атаманы — выдвигаемые казачьим кругом, но утверждаемые высшей царской властью.

И вот к марту 1721 года, под конец Северной войны царь Петр I — спустя семь месяцев он примет титул императора — завершает процесс встраивания вольного казачества в "вертикаль власти". Вместо Посольского приказа (при Петре переименованного в Коллегию иностранных дел) казаки Дона, Терека и Яика передаются в ведение высших армейских властей. При петровской Военной коллегии создается специальное Казачье повытье. Этим ныне прочно забытым термином — "повытье" — на Руси издавна именовалось то, что мы сегодня называем отделом или департаментом какого-либо министерства.

При Петре I предприняли и первые попытки сосчитать казачество. Благодаря им мы знаем, что в начале XVIII века на Дону проживало порядка 28 тыс. казаков, их жен и детей. На кавказском Тереке и азиатском Яике численность казачества была скромнее. Число яицких (позднее — уральских) казаков нам, благодаря архивам, известно точно: на 1723 год их было 16 203 человека, из них 5572 мужчины и 10 631 женщина. Несших, как тогда говорили, "всякие государевы великие и нужные кровопролитные службы за истинную непорочную христианскую веру", то есть взрослых казаков, на берегах реки Яик насчитывалось 3195 человек. На Тереке же три века назад казаков было еще совсем немного — около пяти сотен бойцов, не считая жен и детей.

Конечно, даже реформы Петра I еще не превратили буйное казачество в безоговорочно преданную "опору престола". Достаточно вспомнить пугачевское восстание — кстати, и Степан Разин, и Емельян Пугачев с разницей в век с лишним родились в одной казачьей станице на берегу Дона.

Лишь после масштабной крестьянской войны под предводительством "царя Петра Федоровича" (как именовал себя донской казак Емельян, вполне серьезно претендовавший на русский трон) казачьи войска станут привилегированной и дисциплинированной частью военной и административной "вертикали власти" Российской империи. Настолько дисциплинированной, что к началу XX века среди "наказных" атаманов будет немало царских генералов из русских немцев. Так, терских казаков накануне 1914 года возглавлял атаман Флейшер, забайкальских казаков — атаман Эверт, семиреченских — атаман Фольбаум. К тому времени эпоха вольных и слишком буйных атаманов с говорящими именами типа Иван Каторжный, Семен Драный или Никита Голый давно канула в Лету.