Кого заключать под стражу

Проблема сокращения тюремного населения, которой мы сегодня весьма озабочены (да и не только мы), включает очень важный аспект - сокращение числа лиц, помещаемых под стражу в СИЗО в целях, как говорили в XIX веке, "пресечения обвиняемому способов уклонения от следствия и суда".

Как этого добиться? Что здесь реально можно сделать, да еще так, чтобы система уголовной юстиции ничего не утратила с точки зрения своей эффективности? Для ответа на этот вопрос необходимо понять саму идею так называемых мер пресечения, одной из которых является заключение под стражу, и те возможности, которые у нас сегодня имеются по их переформатированию.

Прежде всего, понятно, что любые правоограничения, связанные с мерами пресечения, включая заключение под стражу, не являются наказанием за содеянное. Лицо еще только обвиняется в совершении преступления, в его отношении в полной мере действует презумпция невиновности, дело не рассмотрено по существу, приговора нет и т. п., поэтому наказывать не только рано, но и юридически просто-напросто недопустимо.

Но учитывая, что мы имеем дело с обвинением в преступлении, деянии для общества по определению опасном, возникает необходимость предотвратить связанные с этим риски, для чего и существует институт мер пресечения. Надо в максимальной степени гарантировать, что обвиняемый не скроется от следствия и суда, не продолжит преступную деятельность, не станет угрожать свидетелям, уничтожать доказательства или как-то иначе незаконно противодействовать следствию и суду (ст. 97 УПК РФ).

Если бы этих рисков не было, то не нужны были бы и сами меры пресечения. Но риски есть, поэтому меры пресечения абсолютно необходимы. Без них не может обойтись ни одна современная система уголовной юстиции.

Более того, данные риски объективны и универсальны. Чтобы это понять, достаточно заглянуть, например, в ст. 144 УПК Франции, которая похожа на нашу ст. 97 УПК, словно брат-близнец. Хотя ясно, что в данном случае при составлении соответствующих положений российский и французский законодатели свои редакционные усилия не координировали. Рассчитывать на наступление "золотого века", когда обозначенные риски исчезнут сами собой по экономическим, социальным и другим причинам, столь же реально, как и легендарное "отмирание преступности" в "эпоху коммунизма". Поэтому им можно лишь противопоставить технически адекватные юридические механизмы, коими и являются меры пресечения. Но какие?

Самым очевидным способом добиться того, чтобы обвиняемый не скрылся, не продолжил преступную деятельность, является его физическая изоляция в так называемом "арестном доме", или СИЗО. Что может быть проще и надежнее?

Строго говоря, она в значительной мере таковой повсеместно и остается, хотя сегодня все законодатели понимают, что так быть не должно. Поэтому все УПК пестрят положениями об "исключительности" данной меры, о допустимости ее применения только при невозможности применения более мягкой и не связанной с физической изоляцией лица.

Однако как сделать так, чтобы эти положения перестали быть декларациями и начали реально действовать? Выход только один - предоставить следствию и суду такие инструменты предотвращения обозначенных выше рисков, чтобы они по эффективности не уступали заключению под стражу, но при этом не были бы сопряжены с помещением лица в пресловутый СИЗО. Сделать это на самом деле очень непросто. Здесь перед нами возникает два блока проблем, первый из которых лежит в плоскости социального измерения, а второй - технического.

Исторически первыми попытались решить проблему заключения под стражу англосаксы, прежде всего американцы, причем в характерном для них либерально-рыночном духе. Что можно предложить взамен арестного дома, не создавая никаких специальных инфраструктур? Правильно - денежную кабалу.

Отсюда возникает идея залога как альтернативы меры пресечению. Но залог - это не штраф и не "билет на волю". У него другие задачи. Обеспечить надлежащее поведение обвиняемого до суда, поэтому сумма залога должна быть столь существенной, чтобы обеспечить явку обвиняемого в суд.

Но здесь мы сталкиваемся уже с социальной проблемой. Если у человека есть деньги, то понятно. Более того, сегодня залог в США чаще всего применяется в совокупности с разного рода формами электронного контроля. Вспомним, знаменитое дело Доминика Стросс-Кана.

Он был отпущен под ощутимый залог, но при этом одновременно ему было запрещено покидать США и предписано самостоятельно снять в Нью-Йорке жилье, которое напичкали разнообразными механизмами электронного слежения, приобретенного и установленного опять-таки за счет самого Доминика Стросс-Кана, что стоило ему десятки тысяч долларов в сутки. С точки зрения эффективности - никаких вопросов, надежнее любого СИЗО. Дело в другом.

С одной стороны, американцев никогда глубоко не волновала проблема социального расслоения. С другой стороны, логика рынка нашла выход и для бедных, в силу чего американская массовая практика залогов в уголовном процессе, по словам известного французского специалиста Ж. Праделя, "изумляет любого европейца".

Еще до всяких электронных слежений там появился специальный бизнес с целью предоставления среднему американцу специального кредита для внесения назначенного судом залога. Этим занимается особая каста частных ростовщиков - professional bondsman, чьи офисы часто расположены рядом с судами, открыты 24 часа в сутки и имеют особую подсветку. После того как суд назначает жесткий (иначе он не имеет смысла) залог в качестве альтернативы заключению под стражу, единственная возможность для обвиняемого - найти в районе суда офис bondsman, согласного предоставить целевой кредит. Проценты сумасшедшие - до 20% годовых. Жизнь обвиняемого становится подчинена одной цели - выплатить проценты по залогу, что само по себе сложно, а перспектива обращения в доход государства основной суммы залога - сродни катастрофе, поэтому у обвиняемого даже в мыслях нет каким-то образом уклониться от явки в суд.

Бизнес к тому же полукриминальный со всеми сопутствующими тому вышибалами, коллекторами, "счетчиками" и т. п. Суды смотрят на это сквозь пальцы (для них главное - эффективность), хотя в некоторых штатах идут на то, чтобы ощутимо снизить размер залога при условии, что обвиняемый внесет его из личных средств и без обращения к bondsman (практика стала одиозной даже для многих американцев).

Как бы то ни было, но именно благодаря этой весьма оригинальной рыночной системе залог и стал столь популярен в США, о чем забывают многие, кто видит ветви, но не видит корни.

Для европейцев подобного рода практики выглядят неприемлемыми как с экономической, так и с социальной точки зрения. Европа вообще очень негативно относится к ростовщичеству, особенно такому, которое явно находится не столько даже на грани, сколько за гранью фола.

Но если убрать концепцию bondsman, то залог превращается в альтернативу заключению под стражу исключительно для богатых, что опять-таки социально недопустимо. Поэтому итальянцы, например, вовсе исключили залог из числа мер пресечения в своем УПК 1988 года.

Другие на столь радикальные меры, конечно, не пошли, но залог в Европе скорее мертв, чем жив. Этим, к слову, отчасти объясняется, что число заключений под стражу в Европе исторически стабильно выше, чем в США.

В этом плане мы, как и во многом другом, находимся в контексте европейской, а не американской логики. Идет мучительный поиск альтернатив заключению под стражу, которые, с одной стороны, были бы эффективны, а с другой - не выглядели бы социальной дикостью. На самом деле задача очень сложная.

Если вернуться все к тому же залогу, то с ним дела обстоят не очень хорошо еще по одной причине. Очень сложно определить адекватную сумму залога, которая должна быть соразмерной, но при этом эффективно гарантировать должное поведение обвиняемого.

Ясно, что сумма зависит от имущественного состояния обвиняемого (для кого-то 20 тыс. руб. большие деньги, а кто-то легко выложит и $1 млн в качестве "билета").

Если человек живет на зарплату, то проблем с определением суммы залога нет. Но как быть с коррупционером или бизнесменом-мошенником? Как определить его активы? Попросить справку из Сбербанка? Наивно. Поэтому суды и не любят залог, который приходится определять на глазок, что с точки зрения целей мер пресечения недопустимо. Понять их не только можно, но и нужно. Странно выглядят и попытки законодателя сконструировать разного рода планки залога. Это превращает залог в какой-то штраф и выглядит словно "средняя температура по больнице".

В последнее время выход вроде бы нащупан с мерами типа нашего "домашнего ареста", когда судья может предписать набор индивидуальных гибких запретов, которые представляют собой не общую, как заключение под стражу, а адресную (локальную) изоляцию лица, учитывающую его личность, социальное состояние, характер преступления.

В целом это движение в правильном направлении, по которому идет вместе с нами и Европа. Но здесь возникает другая проблема. Такого рода запреты и ограничения эффективны только тогда, когда обеспечиваются не "участковым милиционером с берданкой", а современной системой электронного ежеминутного наблюдения за обвиняемым. А это дорого. Кто должен это оплачивать? Если сам обвиняемый, то это опять юстиция для богатых, не решающая к тому же проблемы массовой разгрузки СИЗО. Значит, это должно быть государство, то есть мы вновь сталкиваемся с расходами, нагрузкой на бюджет. Именно поэтому сегодня домашний арест применяется не столь часто, как хотелось бы. Ситуацию он еще не переломил, так как техническая оснащенность этой меры оставляет желать лучшего.

Теперь подведем итоги. Во-первых, наивную веру в полное исчезновение СИЗО надо отправить туда же, где лежит тезис об отмирании преступности при коммунизме. СИЗО нужны и будут нужны в силу самой природы уголовной юстиции.

Более того, их нужно строить и модернизировать хотя бы для того, чтобы они соответствовали европейским стандартам содержания заключенных, на что нам постоянно указывает ЕСПЧ. Поэтому вопрос должен стоять лишь в плоскости оптимального и рационального снижения числа лиц, содержащихся в СИЗО, а не демонтажа самих СИЗО.

Во-вторых, сделать это можно лишь путем развития эффективной системы альтернативных мер пресечения современного типа. Причем на эту систему надо смотреть функционально. А именно просто ставить себя на место судьи, который при решении вопроса о заключении под стражу должен быть уверен, что в случае применения альтернативной меры обвиняемый не скроется, не уедет за границу, не продолжит преступную деятельность, не станет оказывать давление на свидетелей. В противном случае судья будет естественным образом перестраховываться и склоняться к заключению под стражу, в чем его на самом деле трудно упрекать.

С системой эффективных альтернативных мер, которые реально обеспечивали бы необходимое для правосудия поведение обвиняемого, у нас пока еще дела обстоят не очень хорошо. Движение есть, но весьма робкое и неуверенное, к тому же плохо подкрепленное технически. Да и сама номенклатура альтернативных мер очень бедна и архаична. Достаточно сказать, что мы едва ли не единственная из развитых европейских стран, где среди мер пресечения нет даже такой элементарной, как изъятие заграничного паспорта и (или) запрет его выдачи. Почему? Необъяснимо.

Боимся закрыть "гуманитарный коридор" для владельцев французских вилл и лондонских особняков? 

В-третьих, альтернативная система мер пресечения не должна быть социально раздражающей. Все эти меры для богатых - путь в никуда, как и действующие сейчас запреты на заключение под стражу для предпринимателей и прочих социально привилегированных. На каком основании? Потому что им трудно? А школьному учителю или сельскому врачу не трудно?

Апофеозом неправильного понимания альтернативных мер пресечения, вызывающего социальное раздражение, стала известная история с "приятной во всех отношениях" дамой (речь идет об обвиняемой по делу "Оборонсервиса" Евгении Васильевой. - ИТАР-ТАСС), отбывающей домашний арест со всеми сопутствующими бутиками, амурами и гламурами, апартаментами, стихами, картинами и прочей пошлостью.

Значит ли это, что во имя социальной справедливости "даму" надо было непременно отправить в СИЗО? Конечно, нет. Но это также не означает, что ей следует дозволять всю эту светскую активность.

Как должна выглядеть ситуация с "дамой" с точки зрения некоего оптимального правопорядка, где во главу угла поставлено именно уважение к правосудию?

Суд может себе позволить оставить лицо, обвиняемое в коррупции, на свободе, но не может ему позволить одновременно активно осуществлять имиджевую капитализацию за счет средств, полученных сомнительным путем. Поэтому некий условный суд должен иметь возможность временно запретить даме проживать в приобретенных неизвестно на какие деньги апартаментах (не лишая ее до рассмотрения дела по существу права собственности на них), обязать ее снять скромное жилье (или номер в отеле), параметры которого будут согласованы судом, запретить контакты в том числе с журналистами, пиарщиками и имиджмейкерами, разрешить пользоваться только обычными магазинами шаговой доступности.

В общем, обеспечить так, чтобы человек жил, как "простой смертный", пока не прояснятся источники его доходов. Вызвал бы такой подход социальное раздражение? Конечно, нет. Был бы он сопряжен с рисками для здоровья обвиняемой и прочими крайне отрицательными последствиями нахождения в СИЗО? Снова нет. Есть ли у суда сегодня правовые основания для принятия соответствующих решений? Опять-таки нет или почти нет.

Система уголовной юстиции не может позволить себе две вещи - быть жестокой и быть жалкой. Это надо запомнить как аксиому при принятии любых решений, в том числе решении вопроса о соотношении заключения под стражу и альтернативных ему мер. Потому что как только уголовная юстиция начинает выглядеть жалкой, она рано или поздно непременно становится жестокой. Сегодня возможности следствия и суда по применению эффективных, жестких и функционально адекватных альтернативных мер пресечения выглядят, скорее, жалкими. Отсюда и неоправданная жестокость по использованию ими такого инструмента, как СИЗО, которую мы периодически наблюдаем.