"Немцы считают опасность на Западе блефом": как откладывали открытие второго фронта

"Военное положение Советского Союза было бы значительно улучшено, если бы был создан фронт против Гитлера на Западе…" — эти слова Иосифа Сталина в послании Черчиллю прозвучали уже в июле 1941 года. Но прошло почти два года, прежде чем такой фронт появился в сердце Европы. Попробуем понять, что предшествовало знаменитой высадке в Нормандии и почему она состоялась только на исходе мировой войны.

"Сопротивление русских дает нам новые возможности…"

"Мы сделаем все, чтобы помочь вам…" — фраза из первого послания главе СССР от премьер-министра Британской империи, отправленного вскоре после нападения Адольфа Гитлера на Советский Союз. Послание содержало весьма лестное восхищение Красной армией, но не более — премьер Уинстон Черчилль, уверяя в помощи, не обещал ничего конкретного. Сталин в ответном обращении был куда более внятен: "Фронт на севере Франции мог бы оттянуть силы Гитлера с востока... Я представляю трудность создания такого фронта, но мне кажется, что, несмотря на трудности, его следовало бы создать не только ради нашего общего дела, но и ради интересов самой Англии".

С этого обращения, ушедшего в Лондон 18 июля 1941 года, и стоит отсчитывать историю второго фронта — фронта западных союзников, Британии и США, против Гитлера. С этой даты до высадки в Нормандии пройдет 1 054 дня. И все эти дни вопрос второго фронта оставался ключевым в дипломатическом общении СССР с другими участниками антигитлеровской коалиции.

Более того — вопрос второго фронта, пожалуй, единственный момент, когда в острожном и предельно вежливом тоне сталинских посланий властям Запада порою прорывалось явное раздражение.

Советский Союз тогда переживал страшные поражения, гитлеровские войска далеко продвинулись вглубь нашей территории, тогда как Британская империя с колониями и доминионами в Австралии, Канаде, Индии и Африке обладала резервами, слабо затронутыми войной. К тому же на тот момент Япония еще не вступила в битву против наших западных союзников, и Москва, наблюдая рвущиеся к ней танковые армады Гитлера, резонно полагала, что наиболее эффективной помощью станет именно высадка британских войск в европейском тылу Третьего рейха.

Понимали это и в Британии. "Сопротивление русских дает нам новые возможности… Оно создало почти революционную ситуацию во всех оккупированных странах и открыло 2 тыс. миль побережья для десанта английских войск. Однако немцы могут безнаказанно перебрасывать свои дивизии на восток именно потому, что наши генералы до сих пор считают континент запретной зоной для английских войск…" — докладывал лондонскому правительству влиятельный канадский политик Уильям Эйткен, он же лорд Бивербрук, тогда руководивший всей военной экономикой Британской империи.

Британский союзник не спешил всеми силами на помощь СССР. Лондон имел на то как объективные, так и субъективные причины. Стратегическая десантная операция действительно была крайне сложна и опасна. К тому же элиты Британии отнюдь не рвались жертвовать своей кровью ради советского партнера, которого вплоть до июня 1941 года рассматривали как соперника и даже врага.

"Создает исключительные трудности для Советского Союза…"

Энтузиазма в ожидании второго фронта прибавило открытое вступление США в мировой конфликт. С декабря 1941 года Вашингтон оказался в состоянии войны не только с Японией, но и с Германией и всеми европейскими союзниками Гитлера. Внушительный экономический потенциал Штатов позволял надеяться на относительно скорое появление американских войск в Европе. К тому же президент Франклин Рузвельт уже весной 1942 года, выбирая между тихоокеанским и европейским фронтами, прямо обозначил приоритет усилий против Гитлера — Третий рейх с его сателлитами был для США куда опаснее Японии.

Рузвельт, очень опытный политик, учитывал и общественные настроения стран Запада, где все громче звучали требования оказать действенную помощь сражающемуся СССР.

В начале лета того года Вашингтон и Лондон посетил Вячеслав Молотов, народный комиссар (министр) иностранных дел СССР. Руководитель советской дипломатии и власти двух крупнейших держав Запада подписали совместные коммюнике, декларации о военно-политических намерениях с ключевой и очень конкретной фразой: "При переговорах была достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году".

В Советском Союзе, перед лицом начавшегося нового стратегического наступления Гитлера к Волге, эту новость восприняли с понятным энтузиазмом. "Создание второго фронта в Европе создаст непреодолимые трудности для гитлеровских армий на нашем фронте. Будем надеяться, что наш общий враг скоро почувствует на своей спине результаты все возрастающего военного сотрудничества трех великих держав…" — слова из протокола заседания Верховного Совета (парламента) СССР.

Увы, подписанная с западными союзниками декларация о намерениях так и осталась лишь декларацией. Ни в 1942-м, ни даже в 1943 году второй фронт в Европе так и не появился в том значении, в каком его ждал истекающий кровью Советский Союз.

Жесточайшее раздражение и разочарование сквозит через дипломатичные обороты сталинского послания, ушедшего в Вашингтон к президенту Рузвельту в начале лета 1943 года, накануне грандиозной Курской битвы.

"Может оказаться самой ужасной катастрофой…"

Гипотетическая высадка войск в Европе вызывала разногласия и споры не только между СССР и англо-американскими союзниками, но и внутри западной части антигитлеровской коалиции. Раскрытые после войны архивные документы свидетельствуют, что американцы были куда большими энтузиастами второго фронта, чем англичане. Британское правительство и военное командование, отягощенные печальным опытом Дюнкерка, откровенно пугались перспектив масштабного десанта во Франции. Тогда как политики и военные США, осознавая свой экономический и технический потенциал, первоначально были сторонниками решительного удара на западе Европы. Генерал Дуайт Дэвид Эйзенхауэр, будущий президент США, в начале 1942 года даже разработал детальный план высадки множества дивизий во французских гаванях. Но амбициозный проект с кодовым наименованием Operation Roundup (операция "Облава") так и остался на бумаге.

Разногласий в стан западных союзников добавляли и другие факторы. Президент Рузвельт в начале войны плохо знал СССР и опасался, что без второго фронта Москва будет разгромлена Гитлером, который станет безраздельным владыкой континентальной Европы. В Лондоне ситуацию оценивали адекватнее, но не спешили жертвовать жизнью британцев ради наиболее действенной помощи Советскому Союзу. К тому же над премьером Черчиллем довлел и его личный опыт неудачных и крайне кровопролитных десантных операций в годы Первой мировой войны.

В итоге, как мы знаем, у союзников возобладал британский подход — вместо решительной высадки во Франции начались десантные операции на отдаленных окраинах масштабного театра военных действий. Сначала в Северной Африке, потом в Сицилии. Такая стратегия влекла не только меньше риска, но и куда больше соответствовала колониальным интересам Британской империи.

По мере столкновений с сухопутными войсками Германии угасал и первоначальный энтузиазм американских генералов. Немцы оказались сильнейшим противником, явно превосходя в тактическом мастерстве и боеспособности, несмотря на численное преимущество англо-американских войск.

Даже когда высадку во Франции стало невозможно откладывать по политическим причинам, ни англичан, ни американцев не оставляли тяжкие сомнения. Всего лишь за день до десанта в Нормандии 5 июня 1944 года начальник Генерального штаба Британской империи Алан Брук прямо делился опасениями: "Меня не покидает тревога по поводу всей этой операции. В лучшем случае она завершится результатами, очень далекими от ожидаемых основной массой народа… В худшем случае она может вполне оказаться самой ужасной катастрофой во всей войне".

Ярким свидетельством чрезмерных страхов и обоснованных тревог является и факт из биографии американского генерала Эйзенхауэра. К июню 1944 года он занимал пост Верховного главнокомандующего войсками союзников в Европе, то есть руководил всеми силами, предназначенными для высадки в Нормандии. Уже после успешного десанта адъютант Эйзенхауэра нашел в кармане его кителя заранее заготовленный текст официального обращения на случай поражения: "Наша высадка не привела к удержанию плацдарма, и я отвел войска. Мое решение атаковать в это время и в этом месте было основано на той информации, которой я располагал. Войска, авиация и флот сделали все, что могли сделать храбрость и верность долгу. Если кто-то виновен в неудаче этой попытки, то только я".

С трубопроводом и жевательной резинкой

Политика, даже союзническая, — вещь довольно циничная. Поэтому все моральные претензии к англичанам и американцам, что они в 1942–1943 годах не поспешили массово умирать за нас, остаются лишь риторикой. В моральной сфере куда более весомы умозаключения ряда историков и военных аналитиков, в том числе западных, утверждающих, что гитлеровская Германия могла быть разгромлена раньше, не отвлекайся США и Британия на изолированные военные театры типа Африки и Италии.

Но в день 80-летия знаменитого десанта в Нормандии отметим не только исторические претензии, но и отдадим должное нашим былым союзникам. В тот день, 6 июня 1944 года, они совершили ранее небывалое — данное событие и по сей день остается крупнейшим десантом в истории человечества.

О подготовке и ходе операции "Оверлорд" написаны десятки подробнейших книг. И все же отметим наиболее значительные факты. Одновременно десантировалось 156 тыс. пехотинцев при поддержке 196 тыс. моряков с привлечением почти 7 тыс. кораблей всех видов — от барж до авианосцев. В операции участвовало почти 12 тыс. британских и американских самолетов.

Чуть раньше морской высадки, в ночь на 6 июня 1944 года, проводился и самый масштабный в истории воздушный десант. Свыше 3 тыс. самолетов и планеров доставили из Англии во Францию 24 тыс. солдат, 567 автомашин, 362 пушки, сотни тонн боеприпасов и даже 18 танков.

Готовясь к небывалой операции, наши западные союзники разработали множество уникальных технических решений. Например, за считаные дни на французском берегу возникли обширные искусственные гавани, сооружавшиеся из массы затопленных у побережья старых кораблей и множества заранее и в полной секретности заготовленных бетонных "поплавков", буксируемых к берегу.

За следующие после 6 июня два с половиной месяца во Франции через такие искусственные гавани высадились свыше 2 млн солдат союзников. С ними 137 тыс. колесных и полугусеничных машин и более 4 тыс. танков и бронетранспортеров.

По ту сторону Ла-Манша высадившейся массе войск и техники требовалось буквально море горючего. Уже к августу 1944 года из Англии во Францию союзники проложили по морскому дну 130-километровый трубопровод. Еще через несколько месяцев таких военных трубопроводов работало почти два десятка.

Скрупулезная подготовка операции заметна даже в, казалось бы, самых незначительных мелочах. За первые сутки десантной операции на французском берегу оказалось почти 3 т шоколада и 100 тыс. упаковок жевательной резинки Orbit, входившей в паек американских солдат.

"Радует всех нас и обнадеживает…"

Но при всей грандиозности и тщательности подготовки знаменитый "день Д" оказался тяжким испытанием для западных союзников. Немцы, имея куда меньше сил и ресурсов, оказали ожесточенное сопротивление. Не обошлось и без ошибок с неразберихой среди англо-американских войск. Символом первоначальных потерь и неудач навсегда остался печально знаменитый пляж Омаха-Бич, один из пяти секторов десанта в "день Д". Большие потери в кораблях и людях даже заставили американское командование вечером 6 июня 1944 года рассматривать вероятность эвакуации своих солдат с этого участка побережья.

"Всевозможный хлам, снаряжение, люди — все смешалось в большущую кучу", — вспоминал вечер того дня один из участников десанта. "Они были похожи на восковые фигуры мадам Тюссо. Точно как восковые. Даже не представишь, что это люди", — вспоминал другой ветеран множество трупов, качавшихся в волнах прибоя у пляжа Омаха на исходе 6 июня.

Показательный факт, что советские газеты, тут же опубликовавшие долгожданную новость о высадке союзников в Нормандии, более месяца не употребляли словосочетание "второй фронт". Эта формулировка на их страницах появилась лишь к концу июля 1944 года, когда десант союзников смог начать масштабное наступление вглубь Франции.

Сталин поблагодарил Рузвельта и Черчилля сразу, уже на следующий день после десанта. Но ушедшее из Москвы 7 июня 1944 года послание дипломатично подчеркивало решающий вклад советской стороны в общую борьбу: "Ваше сообщение об успехе начала операций "Оверлорд" получил. Оно радует всех нас и обнадеживает относительно дальнейших успехов. Летнее наступление советских войск, организованное согласно уговору на Тегеранской конференции, начнется к середине июня на одном из важных участков фронта… В конце июня и в течение июля наступательные операции превратятся в общее наступление советских войск".

Речь в сталинском послании шла об операции "Багратион". Начавшись в конце июня 1944 года чуть западнее Смоленска, она к концу того лета разгромила и отбросила войска Гитлера к Варшаве и границам Восточной Пруссии. Тогда же, на исходе августа 1944 года, англо-американские союзники освободили от немцев Париж. Именно эти удары с двух сторон, с востока и запада, окончательно предопределили исход Второй мировой войны в Европе.