Почему "голый либерализм" не работает, а американское понимание свободы ошибочно

"Голый либерализм" не работает, потому что не способен формировать людей, на которых мог бы опираться. До американских элит это "никак не доходит". Данный тезис выдвинул и обосновал на днях на страницах The New York Times Дэвид Брукс — один из ведущих обозревателей флагмана американской журналистики.

Шаткое дерево

Автор напоминает, что согласно "теории привязанности" Джона Боулби личность человека с младенчества формируется в основном под воздействием факторов, находящихся вне его контроля, — наследственности, а также отношений с родными и близкими, земляками и представителями своего этноса, единоверцами, согражданами. Лишь позже наступает время сознательного выбора — друзей и супругов, профессии, увлечений.

"На протяжении большей части американской истории наше общество строилось на таком же распределении выбранного и невыбранного, — пишет Брукс. — При своем основании мы были обществом с сильными обетованными привязанностями — к семье, общине, верованиям и вере. Затем, уже поверх, мы надстроили демократию и капитализм, восславлявшие свободу и права человека. Глубинные обетованные институты давали людям способность правильно пользоваться свободой. Либеральные институты обеспечивали им такую свободу".

"Голый либерализм сделал наше общество шатким деревом, — продолжает обозреватель The New York Times. — Ветви прав личности растут, но корни общих обязательств чахнут. Свобода без обетования оборачивается эгоистичностью. И мы это видим у верхушки нашего общества — в нашей политической жизни, в финансовом кризисе. Свобода без взаимосвязей оборачивается отчуждением. И мы это наблюдаем в низах общества — в ослабших общинах, разбитых семьях, опиумном дурмане. Свобода без общенациональной темы приводит к недоверию, поляризации, перманентной политической войне". Одним из проявлений этой тенденции Брукс считает и нынешнее правление президента-республиканца Дональда Трампа.

Эссе Левина

Центральный свой тезис — о системной порочности "голого либерализма" — колумнист заимствует в "блестящем эссе" видного американского политолога и публициста Ювала Левина (главный редактор журнала National Affairs — прим. ТАСС), которое было опубликовано еще три года назад в ежемесячнике "Первоосновы" (First Things), издаваемом нью-йоркским Институтом религии и общественной жизни (Institute on Religion and Public Life). "Сторонники "голого либерализма" и справа и слева исходят из того, что если дать людям свободу, то те станут пользоваться ею, чтобы заботиться о ближних, вести цивилизованные дискуссии, формировать мнения после тщательного изучения обстоятельств, — пишет Брукс. — Но если ослабить семью, веру, общины и всякое представление об общенациональных обязательствах, то откуда возьмутся социальные, эмоциональные и моральные основы для всего этого? За счет чего будет формироваться привычная добропорядочность?"

Эссе Левина действительно очень интересное. Мне лично оно наконец объяснило, почему американцы отказываются признавать, что у обожествляемой ими свободы имеется и оборотная сторона. В 2011 году я неожиданно нарвался в США на скандал, поставив вопрос об этом на брифинге в Белом доме после массового расстрела людей вооруженным маньяком в Тусоне (штат Аризона); позже высказывал крамольную мысль о том, что на самом деле неприглядная сторона свободы в США может быть и лицевой. Совсем недавно, после рекордной по кровопролитию бойни уже в Лас-Вегасе, один из самых популярных в США телеведущих Билл О’Райли признал, что "большая оборотная сторона американской свободы вновь выставлена в кошмарных подробностях на всеобщее обозрение".

Забыли о Сократе и Моисее

Так вот, Левин в своем тексте доказывает, что на самом деле и либералы-прогрессисты, и консерваторы-охранители в США заблуждаются относительно того, "что на самом деле представляют собой и чего требуют свобода и прогресс".

"И левые и правые в целом выражают свое понимание свободы как возможности для свободных граждан делать любой выбор по своему усмотрению, — пишет эссеист. — Прогрессисты видят в свободе полномочия для действий, консерваторы рассматривают ее как отсутствие ограничений. Это реальное различие позиций, но оно может затемнять более глубокое согласие. Обе стороны приравнивают расширение человеческой свободы к прогрессу… и обе верят в достижимость подобного прогресса путем такого устройства законов и институтов, которое бы наилучшим образом обеспечивало свободу людей выбирать".

На самом деле "свобода, которую мы можем действительно признать свободой, достигается путем эмансипации личности не только от принуждения со стороны других, но и от тирании собственных безудержных желаний", — подчеркивает Левин, напоминая, что это известно со времен библейского пророка Моисея и античного философа Сократа. "Эта более древняя идея свободы требует, чтобы люди не только могли выбирать свободно, но и чтобы они умели выбирать достойно", — добавляет автор, который в детстве переехал в США с родителями из Израиля.

А чтобы этому научиться, по его убеждению, необходимы устойчивые традиции семьи и брака, общественно полезного труда и осмысленного отдыха, гуманитарного образования. Самоценны навыки местного самоуправления. Нужны и неполитические институты, прежде всего — религиозные.

Освобождение от ответственности

"Мысль о том, что мерой прогресса служит социальная трансформация, что силы добра и зла можно понимать как силы сторонников перемен и реакции, сулит нам освобождение от необходимости личной трансформации, — объясняет Левин притягательность искуса. — Безличный исторический процесс, путь развития общества может подменить собой процесс личного морального роста, делая людей по умолчанию "моральными".

Можно добавить — либо аморальными. Известны, например, своеобразные представления о морали, имевшиеся у большевиков в России или у нацистов в Германии. Хотя Левин зарубежных  параллелей не проводит, оставаясь на почве американского домашнего опыта.

Надежда на прогресс истории "редко теперь выражается так откровенно, как это делалось радикалами последних двух столетий, — пишет он. — Но она подразумевается любыми представлениями об обществе, как двигателе социальных трансформаций, способствующих неуклонному освобождению личности от невыбранных обязательств. Например, это было основной темой второй инаугурационной речи президента Обамы".

На момент публикации эссе Барак Обама был еще главой действующей администрации США.

Теория и практика

В работе Левина привлекает внимание и мысль о том, что в американском понимании свободы "всегда наблюдалось примечательное различие между теорией и практикой". По словам автора, теории США по данному вопросу "как правило, весьма радикальны", тогда как их собственная домашняя практика "довольно консервативна".

Примеры приводятся опять же из собственного американского опыта, начиная с Декларации независимости США. Но очевидно, что и этот тезис легко проецируется на международную политику, дополнительно подсвечивая радикализм различных демократизаторских прожектов Вашингтона.