Это интервью стало последним для Дмитрия Кобылкина в ранге главы ЯНАО. И первым ─ в качестве министра федерального правительства. Указ о назначении 18 мая подписал президент России Владимир Путин.

─ Прочел, будто в Салехарде находится самый северный пляж в мире. Но аборигены уверяют ─ есть и поближе к Северному полюсу, на острове Белый, что в Карском море. Вам, Дмитрий Николаевич, на каком приходилось бывать и купаться?

─ На обоих…

Однажды мы сидели на попечительском совете Всероссийской федерации волейбола, и кто-то из присутствующих спросил, мол, почему на Ямале активно занимаются пляжным волейболом, а пляжей на Оби до сих пор нет? Я и ответил, что в Салехарде купаемся давно, а недавно открыли еще один пляж в районе Сабетты. Пошутил. Но мы и вполне серьезно развиваем в регионе волейбол, команда "Факел" из Нового Уренгоя выступает в высшей лиге чемпионата России, а Егор Клюка, Илья Власов и Дмитрий Волков входят в состав национальной сборной, выиграли в прошлом году первенство Европы.

Возвращаясь же к салехардскому пляжу, скажу, что его можно включать в Книгу рекордов Гиннесса. Все-таки город на Полярном круге.

Что до острова Белого, там я искупался три с половиной года назад, когда участвовал в "Карской экспедиции".

─ Расскажите подробнее.

─ Принято считать, что в годы Великой Отечественной войны за Уралом боевые действия не велись, никто там не воевал и здесь был лишь трудовой фронт. В действительности и на Ямале люди гибли от пуль и осколков. В августе 1944 года из Архангельска вышел конвой БД-5 (Белое море ─ Диксон). Его маршрут пролегал по Северному морскому пути, основу конвоя составлял пароход "Марина Раскова", на борту которого находилось более 400 человек.

Кроме экипажа, смена полярников и члены семей ─ свыше 100 женщин и детей. Корабль сопровождали три тральщика. 12 августа конвой атаковала немецкая подводная лодка, она сумела потопить "Раскову" и два тральщика. К сожалению, в живых удалось остаться немногим…

Долго об этой трагической странице истории знали мало. Целью экспедиции и было собрать максимум информации.

Я подключился на финальной стадии, подводную часть операции курировал гендиректор петербургской компании "Фертоинг" Артем Мельников, настоящий энтузиаст и большой умница. Он из потомственных военных, в прошлом ─ морской ныряльщик. Артем предоставил глубоководные аппараты, необходимое геофизическое, гидротехническое оборудование, чтобы обнаружить места затопления судов. Удалось определить точные координаты, мы отыскали "Марину Раскову", подняли на поверхность несколько фрагментов корабля, включая судовые рынду и телеграф.

Подготовка операции заняла года два, работа была проведена серьезная. Зато и результаты получены достойные. Мы выпустили книгу, посвященную БД-5, нашли и пригласили в Салехард родственников погибших. На Белом установлен памятник на месте захоронения останков участников конвоя.

─ А искупались-то в море вы когда?

─ Пока шли от острова к аварийно-спасательному ледоколу "Балтика", на котором разместились участники экспедиции. Волна накрыла лодку, я находился в ней вместе с владыкой Николаем. Окатило с головы до пят, вымокли бы насквозь, но выручили гидрокостюмы. На нас были и специальные спасательные жилеты, все как положено. Во-первых, до корабля большое расстояние, во-вторых, Карское море нешуточное…

Таков порядок, по-другому нельзя. Если лечу, скажем, на платформу "Приразломную", экипируюсь соответствующе, чтобы в случае поломки вертолета иметь возможность часа три находиться в холодной воде и не погибнуть.

Правила безопасности. Северный Ледовитый океан, тяжелые арктические условия… За минутную расслабленность или небрежность можно жизнью заплатить.

─ Насколько понимаю, вы, Дмитрий Николаевич, привыкли к несколько иному климату, температуре воды и воздуха?

─ Знаете, я давно адаптировался и комфортно себя чувствую. Мне тут очень нравится.

─ Но что-то ведь заставило вас в 1993 году сменить теплый Геленджик и Черное море на Заполярье.

─ Заскучал там быстро, да и перспектив особых для себя в тех краях не видел. Не таким представлял будущее. Я ведь потомственный геофизик. Мама, отец, жена, сестра, дяди, тети ─ вся родня из этой профессии, и я выбрал ее совершенно осознанно. Но начало 90-х не самое хорошее время для старта карьеры. Геофизики (да и не только они) жили тогда очень бедно, за работу платили копейки.

В Геленджике располагалась компания "Шельф", которая обслуживала зону, как ни странно, не Черного моря, а Каспийского. Мы добирались до Астрахани на автобусах, там пересаживались на корабли, уходили к южному побережью Казахстана.

Брались за любую работу, за все, где шло хоть какое-то финансирование. Лишь бы выжить, свести концы с концами. Зарплату выплачивали небольшую, потом и ее не стало, случилась деноминация, деньги обесценились, на них ничего нельзя было купить.

Мы тогда занимались сейсморазведкой на плоскодонных судах, питались в основном тем, что самим удавалось поймать. Что выловили, то и съели.

─ По сути, натуральное хозяйство?

─ По большому счету, да. По ночам, помню, промышляли на сомов.

─ Не самая плохая рыба.

─ Согласен, но когда в течение месяца ешь только ее, становится тяжеловато. Нам никак не удавалось выменять хлеб, хотя бы немного. Для этого надо было что-то из своего продавать. Словом, несладко пришлось.

─ А где в тот момент находилась ваша семья?

─ Родители оставались в Грозном, они не уехали оттуда до первой чеченской войны, поскольку, как и большинство людей, не верили, что дойдет до кровопролития.

По сути, Чечня ─ моя родина. На свет я появился в Астрахани, но вскоре семья перебралась на Северный Кавказ, 18 лет я прожил в Грозном, окончил среднюю школу №3, после чего поехал в Уфимский нефтяной институт.

Галия, моя жена, тоже из столицы Чечни, родилась там.

Когда уезжал на учебу, еще существовал Советский Союз, никто и подумать не мог, что произойдет через несколько лет. А потом все так быстро закрутилось… Я был в Грозном летом 1994 года, обстановка в республике уже накалилась, но и в страшном сне нам не могло привидеться, что через несколько дней после моего отъезда начнется штурм города... Я пытался искать родителей, но бесполезно. Они оказались в самой мясорубке, угодили в пекло на два долгих года. Война захлестнула их.

─ Где вы раньше жили?

─ Заводской район, улица Идрисова, раньше ─ Первая Советская. Недалеко от железнодорожного вокзала. Рядом были "Чеченгражданпроект", МВД республики, управление КГБ… В принципе, центр города.

─ Кто-то остался у вас в Чечне?

─ Только 14 могил родственников. Те, что нашел и смог идентифицировать. Сейчас восстанавливаю…

Из нашего квартала выжило лишь семь человек. Там же очень жестокие и тяжелые бои шли.

Родителям повезло, успели уйти в другие кварталы, прятались по подвалам чужих домов.

─ Когда вы узнали, что они живы?

─ В конце 1996-го. Генерал Лебедь подписал Хасавюртовское соглашение, объявили перемирие. Два года я искал по всем каналам: через друзей, знакомых и незнакомых, через горячую линию в Моздоке… Везде!

─ И ни одной весточки?

─ Ничего. Ни письма, ни открытки. В какой-то момент начал терять веру, что сумею найти.

В то время я уже работал на Севере в Тарко-Сале. И вот приезжаю с буровой, забегает соседская девочка и говорит: так, мол, и так, звонил какой-то дедушка, сказал, что он твой отец. Я и не думал, что чудо случится... После этого забрал родителей, увез сначала в Ставропольский край, потом на Север. Они долго жили в Тюмени. Отца похоронил восемь лет назад, мама тоже умерла. Совсем недавно.

Теперь Ямал ─ наш дом.

─ Когда в Чечне в последний раз были?

─ В прошлом году.

─ Что на месте родительского дома?

─ Люди живут. Другие дома, деревья ─ все другое, ничего не узнать…

─ Ваши чувства?

─ Как говорят? Малая родина… То, что пришлось вынести народу Чечни в 90-х и начале нулевых годов, не забудется. Это ужасно и печально. Но речь не только о коренной нации. В Грозном мы жили большой многонациональной семьей ─ чеченцы, русские, армяне. Когда пришло горе, хлебали его одинаковыми ложками…

─ Рамзан Кадыров в курсе, что вы из Грозного?

─ Мы знакомы не один год, часто пересекаемся на разных совещаниях, но в подробности биографии я его особо не посвящал. У нас не принято стучать себе в грудь, рассказывать, кто ты, где, когда, откуда. Такая страничка жизни, истории, которую вспоминаешь с не очень большой радостью, честно говоря. Не хочется лишний раз бередить душу…

─ Вы так и не рассказали, как оказались на Крайнем Севере, Дмитрий Николаевич.

─ Нас было три друга, вместе уехали из Грозного ─ Сергей Бурдыгин, Егор Горшков и я. Учились в Уфе, потом работали в Геленджике. Нас так и называли ─ "три угла". Вернее, был еще "четвертый угол" ─ Сережа Хвостанцев, он первым отвалился. Сейчас живет на Ставрополье, перебрался в Пятигорск.

─ А остальные "углы"?

─ Сережа Бурдыгин руководит администрацией города Губкинский, здесь, в ЯНАО.

Егор работает в Швейцарии, там у него родилось двое детей.

Ну а про меня вы знаете: я тут с 1994 года.

─ Что жена ответила, когда впервые сказали ей: "Увезу тебя я в тундру"?

─ Да она счастлива была, что едет подальше от войны! Лишь бы не видеть этих ужасов, поскорее забыть о них. В тот момент ключевым являлось именно это обстоятельство: не имело значения, куда ехать, главное ─ откуда. Гала приехала вместе с нашей маленькой дочкой, Софья родилась в 1992-м. Добирались долго, поездом, на перекладных. Денег, чтобы купить билеты на самолет, у нас, конечно, не было. Я встречал на вокзале в Пуровске, дальше железной дороги нет. Жена так радовалась, что теперь будем вместе!

─ Кем вы в тот момент работали?

─ Геологом на буровой. Зарплата на Севере выше, чем на материке, частично мы брали продуктами. Выбор товаров в городе оставался скудным, а на буровую привозили дефицит. Вот мы и подкармливали родных по мере возможности.

─ Где жила семья?

─ В съемной квартире в Тарко-Сале. Семь разных мест сменили. Останавливались и у знакомых, и у посторонних людей. Тут народ отзывчивый. Часто сами предлагали помощь, даже просить не приходилось. У нас ведь на первых порах ничего не было ─ ни денег, ни жилья.

Очень помогли Нина и Михаил Горшковы, родители Егора. Михаил Георгиевич работал энергетиком в Тарко-Сале, а Нина Алексеевна ─ в "Пурнефтегазгеологии".

─ А вы с какой позиции начинали?

─ Да какая позиция? Жена с высшим образованием и дипломом геофизика устроилась уборщицей, полы мыла в цеху, я помогал ребятам разбираться с энергетикой, занимался сваркой, печки выкладывал, ремонт в квартирах делал, мебель собирал, первые телевизоры Philips, которые только появились, налаживал... Словом, хватался за все, что приносило лишнюю копейку.

На буровой делал, что мастер говорил. В основном геологические работы.