Российский онколог объяснил канцерофобию дефицитом знаний в обществе и у самих врачей

Корреспондент проекта "+1" Варвара Селизарова пообщалась с исполнительным директором Фонда профилактики рака Ильей Фоминцевым и узнала, насколько продвинулись диагностика и лечение рака в России за последние десять лет и почему не стоит боятся онкологических заболеваний.

-Фонд профилактики рака был создан в 2008 году, чтобы внедрить систему раннего выявления рака у населения и повысить качество диагностики и лечения рака в России. Что улучшилось в этих сферах за последние 10 лет?

-Я не могу говорить о знаковых сдвигах в диагностике рака, потому что качественные изменения должны произойти, в первую очередь, в головах. Хотя еще десять лет назад и с оборудованием для диагностики была скверная ситуация. Даже КТ (компьютерная томография – метод исследования внутренних органов с помощью рентгеновского излучения – прим. "+1") была чем-то космическим. Сейчас стало лучше.

Если говорить о том, что удалось фонду сделать за последние десять лет, это, в первую очередь, вывести проблему скрининга (массовые обследования, нацеленные на выявление злокачественного новообразования до первых симптомов заболевания – прим. "+1") в топ обсуждений в стране. Мы не единственные, кто поднял шумиху вокруг этой темы, но сыграли в этом процессе существенную роль. В 2013-2014-х годах мы провели три тематических форума: два в Санкт-Петербурге и один в Сибири, чтобы охватить специалистов из удаленных регионов. У онкологов появилось первичное представление о скрининге.

-Какие проблемы в области внедрения скрининга в России еще предстоит решить?

-В России нет инфраструктуры для скрининга: недостаточно компетентных специалистов и качественного оборудования. Закон о персональных данных не позволяет приглашать людей на скрининг, а также переводить сведения о больных из одного учреждения в другое. Без адекватного канцер-регистра невозможно оценить качество скрининга, это все равно что в темноте идти. Это проблема государственного управления, которую мы не в силах пока решить.

-Судя по данным статистического сборника здравоохранения, смертность в России от онкологических заболеваний снижается. Это связано с прорывами в области лечения и программами скрининга?  

-Общая смертность от онкологических заболеваний снижается за счет показателей по отдельным локализациям. Последние 20-30 лет стабильно снижается количество смертей от рака легких, потому что люди меньше курят. Нужно сказать, что Россия никогда не была шибко курящей державой. Во времена Достоевского князь Мышкин вызывал шок. Люди в массе закурили после войны, и в 1990-е годы эта тенденция достигла апогея. Сейчас курят от силы 25-30% (по последним данным ВЦИОМ, общее число курящих россиян не превышает 29% – прим. "+1"). Вторая локализация – рак желудка. Здесь смертность падает с 1960-х годов благодаря массовому распространению бытовых холодильников. Снизился риск, связанный с бактерией helicobacter pylori (инфицирует различные области желудка и двенадцатиперстной кишки  – прим. "+1"). При этом растет смертность от рака молочной железы и шейки матки, провоцируемого вирусом папилломы человека, от видов опухолевых заболеваний, вызванных ожирением. Тенденции смертности меньше всего связаны с действиями врачей или министерством здравоохранения России, скорее с социальными трендами и техногенными факторами.

-Сердечно-сосудистые заболевания – основная причина смертности в России. Почему людей больше страшит рак? Почему они воспринимают онкологические заболевания как смертельный приговор?

-Люди не верят, что могут излечиться. И заявления онкологов о том, что рак – не приговор, не помогают. Люди кивают, дескать, да, не приговор, а потом приводят в пример знакомого, умершего от рака. Но, проанализировав эти истории, мы поймем, что говорят они, как правило, о молодых людях. Рак – действительно не смертельное заболевание, поддается терапии, если биология опухоли это позволяет. Сравнительно безобидные виды возникают у людей в возрасте свыше 65-70 лет. Рак у человека до 40 лет чаще всего агрессивный и заканчивается летальным исходом. Но нужно помнить, что рак в молодом возрасте – очень редкий случай и, как правило, представляет собой наследственную форму, которую можно выявить с помощью генетических тестов.

-Помимо смерти люди боятся боли. Как быть с этими страхами?

-На мой взгляд, это обоснованный страх. Да, современная медицина научилась купировать боль. Но кто сказал, что в России медицина – современная? Мы живем в условиях странного гибрида средних веков и XXI века. Доступность обезболивающих препаратов – низкая, качество паллиативной помощи – тоже. Но, если речь идет об излечимом раке, то вероятность добраться до паллиативная помощи - не так уж и велика. В пожилом возрасте рак не настолько злой, чтобы метастазировать (процесс распространения опухолевых клеток из первичной опухоли в другие отделы и органы организма – прим. "+1").

-Многие считают, что не смогут позволить себе лечение. Насколько оно доступно в России?

-Формально оно доступно всем. Но качественное ли оно? Представим, что вы живете в небольшом городе и вам диагностируют рак молочной железы. Вы получите лечение в каком-нибудь местном онкодиспансере. По ОМС вам сделают мастэктомию (хирургическая операция по удалению молочной железы – прим. "+1"), из лучших побуждений назначат химиотерапию. Лечение проведут бесплатно – почти в ста процентах случаев. Но правильно ли оно? Доступность качественного лечения рака в стране – близка к нулю.

-Ситуация различается в зависимости от региона?

-В Москве хорошее обеспечение – по ОМС многое можно получить.

-В чем здесь проблема – в дефиците региональных средств?

-Скорее в дефиците образования. Даже в условиях имеющихся бюджетов регионы могли бы предложить качественное лечение. Более того, лечение там выходит зачастую дороже, чем могло бы быть при правильном подходе. Мастэктомии, например, можно во многих случаях избежать. Резекция молочной железы (органосохраняющая операция, в ходе которой удаляются только опухолевые ткани – прим. "+1") – более правильная и дешевая процедура.

-Как я понимаю, Высшая школа онкологии (ВШО), открытая Фондом в 2015 году, намерена восполнить пробелы в образовании. Сколько людей проходят обучение сейчас?

-38 человек. 5-6 – из Санкт-Петербурга, трое или четверо из Москвы. Большая часть наших студентов приезжает из регионов. Первый выпуск рассеялся по двум столицам. Но многие нынешние резиденты намерены работать в регионах.

-Во время сегодняшнего выступления вы упомянули, что студенты ВШО, помимо медицинских курсов, посещают занятия по стилистике. Почему будущему врачу важно развивать данные компетенции?

-Огромная проблема студентов-медиков в том, что они плохо учатся в школе. Остатки навыков письма убивает вуз, поэтому будущие врачи не умеют выражать мысли. На занятиях я учу студентов писать деловые письма, проблемные посты для социальных сетей, описывать проекты и концепции. После нескольких занятий с ними происходит трансформация.

Мы разбираем ситуации, с которыми может врач столкнутся в социальной сети, учимся грамотному поведению, в том числе в конфликтных ситуациях, смотрим, как создавать имидж, наращивать вокруг себя аудиторию из коллег, а в перспективе – из пациентов. Ведь хочет доктор того или нет, но пациент будет изучать страничку своего потенциального врача в социальной сети. И неподходящий контент, матерные картинки или комментарии, а также неэтичное поведение могут выставить специалиста в невыгодном свете.

Материал предоставлен проектом "+1". Больше новостей о социальной ответственности ищите здесь.