Русская Кармен: истории из жизни Елены Образцовой

Свою дочку, которую тоже зовут Лена, я научила никогда ничего не оставлять на тарелке. И хлеб доедать до последней крошки. Это у меня осталось с блокады, с сорок первого. Именно тогда мой голос впервые привлек общественное внимание. По сигналу тревоги мама хватала меня в охапку и тащила в бомбоубежище. "Опять принесли эту крикуху!" - добродушно ворчал кто-то. Мама часто вспоминала одну из моих первых фраз: "Мне воченно хочется хлебца".

Чтобы проверить, не хитрю ли я, мама давала мне 18 копеек на шоколадку или на соевые батончики по 2 копейки за штуку. При всем желании я не могла стать сладкоежкой: во время мигрени от сладкого боль еще сильнее.

Общаясь сегодня со студентами, я с удовольствием вспоминаю и свои молодые годы, замечательных педагогов Ленинградской консерватории. Курс политэкономии читал профессор Юдовин. На зачете он попросил меня объяснить формулу "деньги - товар - деньги". "Да что тут объяснять, Илья Моисеевич, - сказала я, - будут деньги, будет и товар". Потом он писал мне в письмах: "Когда дохожу до этой темы, говорю студентам: "Образцова трактовала этот вопрос так..."

Как и мои сокурсницы, я обожала профессора Вульфа, седого красавца, читавшего историю музыки. Его предмет я знала на пять с плюсом, а он поставил мне - четверку! Я так обиделась, что решила больше ничего не учить. Мы с моей подругой Ирой Богачевой начали писать шпаргалки для двоих и всегда вместе сдавали экзамены. " Ирка, - шептала я, - это у тебя на левой ноге сверху, а это - на правой, ближе к коленке".

Любой нормальный человек за границей знает языки. Поэтому переводчика мне не давали, и я, как собака, все нюхом схватывала. Однажды он меня подвел. Я приехала в Висбаден петь партию Амнерис в "Аиде". Там у меня есть коронная сцена судилища, после которой народ обычно стонет и рыдает. Немецкий режиссер что-то мне долго объяснял. Я говорила: "Яволь, их фирштейн". А вообще-то я не люблю, когда режиссеры мною руководят. Я им киваю, но все делаю по-своему. И вот спела я эту сцену и упала... Вместо овации - тишина. Я решила: провал. Но тут дают вступление к следующей картине, и я оказываюсь у ног Аиды и Радамеса в подземелье. Режиссер-то мне втолковывал, что между картинами нет перерыва, и мне надо быстро исчезнуть, а я, ожидая оваций, попала в глупое положение. Пришлось мне в течение всего их дуэта тихо ползти по сцене, страдая от любви.

"Кармен" - единственная опера, которую я не пою, а которая поет мною. Самый памятный спектакль был в Барселоне. Там собралось четыре состава "Кармен", и получилось что-то вроде конкурса. Моим Хозе был Пласидо Доминго, а партию Эскамильо пел испанский баритон красавец Хуан Диас. В четвертом акте, идя на корриду, он так меня поцеловал по правде, что я забыла и слова, и музыку. В углублении сцены стояла статуя Мадонны. Я молча стала молиться ей. У меня была необычайная жалость к Хозе, которому я разбила жизнь. И вопрос "Его ты любишь?" совпал с моментом, когда я сказала Мадонне, думая о Хозе: люблю, обожаю. Я пропела это Хозе, и он подхватил мою версию. И до конца я играла любовь к Хозе. Потом я все же взбесила его ревностью и подначками. И когда неожиданно для меня он ударил меня ножом, я успела обнять Хозе, дав понять, что люблю его. Он поднял меня на руки (тогда еще меня можно было поднять!) и, плача, допел: "Вот я, ее убийца. Ах, Кармен, я твой навеки"... До сих пор, когда я приезжаю в театр Лисео, люди вспоминают о том спектакле, как о пережитом чуде. И всякий раз, выходя на сцену в этой опере, я заранее не знала что сотворит со мной моя Кармен.

Мне приятно познакомить вас с моей собачкой, которая за свою жизнь прослушала огромное множество оперных спектаклей. Зовут ее Кармен. Она - очаровательная кудрявая брюнетка пяти лет от роду из породы той-пуделей. Поглядишь - действительно как игрушечная. И всюду она со мной летает, уже весь мир повидала. Везде нас с ней приветливо принимают. Так все и было, пока мы однажды не прилетели с ней на гастроли в Мадрид. Там в Королевской опере я должна была петь Графиню в "Пиковой даме". Приходим с ней на репетицию, а нас в театр не пускают. У них там такие строгости: с животными в театр по инструкции входить нельзя никому. А у меня в Мадриде никого не было, кому бы я могла ее оставить. Я страшно расстроилась. Ну хоть контракт расторгай! Увидев мое огорчение, администрация решила - ладно, так уж и быть: сегодня мы вас пропустим в порядке исключения, но уж завтра будьте любезны пристроить где-нибудь свою собачку. На репетиции Кармен вела себя образцово. Сидела, молчала, внимательно смотрела за тем что происходит на сцене. А режиссер, репетируя, все поглядывал на нее и вдруг спрашивает: "Скажите, мадам Образцова, а ваша Графиня не могла бы прогуляться с собачкой по Летнему саду?". - "Конечно, могла бы". - "А она не залает?". - "Да что вы, никогда в жизни! - говорю я режиссеру. - Ее и в Ла Скала и Метрополитен всегда пускают. Знают, что она ни за что не гавкнет. Я ее и на свои концерты и на вокальные конкурсы беру с собой". На следующий день нам выписали два пропуска в Королевский театр. На одном было написано "Елена Образцова", на другом - "Кармен Образцова, артистка". И мы участвовали с ней в шести спектаклях "Пиковая дама". Причем каждый день в качестве гонорара Кармен Образцова получала 100 граммов вырезки.