Владимир Мединский: я человек бесконфликтный. Но упертый

─ Вы же были отличником в школе, Владимир Ростиславович?

─ И в институте тоже. В МГИМО получал Ленинскую стипендию. Единственную на факультете. Сто тридцать рублей в месяц, большие деньги по тем временам.

─ Вот! А сейчас вдруг в троечники скатились.

─ Это вы о чем?

─  Об опросе ВЦИОМ, который показал, что жители России не слишком довольны работой министров и вице-премьеров. В 2016 году результаты деятельности чиновников оказались хуже прошлогодних. Так, ваш персональный балл снизился с 3,45 до 3,34. Согласны с такой оценкой?

─ Оценивать оценки ─ дело неблагодарное. Министров-отличников в мнении народном и быть, наверное, не может…

─ Но на кого-то ведь надо ориентироваться?

─ На Сергея Лаврова, министра иностранных дел. У него и балл в опросе один из наиболее высоких, да и вообще для любого мгимошника Сергей Викторович ─ идеал.

─ А на общественное мнение вы оглядываетесь?

─ Безусловно. Но не делаю ничего специально, чтобы кому-то понравиться. Как работал, так и работаю.

Главная оценка ─ со стороны президента и главы правительства. И есть собственная, внутренняя. Она всегда плохая. Я постоянно собой недоволен. За редкими исключениями.

─ Например?

─ Размышления в стиле "Кто молодец? Я молодец!" давайте оставим для клипа о лабутенах. Я менее прямолинейно подхожу к этим вопросам.

─ Насколько так называемое "дело реставраторов", по которому арестовали вашего зама, статс-секретаря Григория Пирумова и еще нескольких сотрудников Минкультуры, ударило по репутации ведомства? Подозрение в мошенничестве в особо крупном размере, согласитесь, это серьезно.

─ Очевидно, что любая неприятная история оказывает воздействие на "экспертные рейтинги". Но она мало что меняет в моей повседневной работе: главной своей задачей вижу реализацию государственной культурной политики. Текущие проблемы и конфликты на это влиять не должны. Кому-то нравится, как мы работаем, кому-то ─ нет, но так бывает всегда. Допускаем ошибки, что тоже неизбежно. Стараемся исправлять их по ходу дела.

Что касается конкретной ситуации, о которой спрашиваете, по ее следам мы запустили серию проверок, хотя и ранее отслеживали работу департамента управления имуществом и инвестиционной политики с точки зрения ценообразования, размеров скидок, получаемых по тому или иному конкурсу… Об этом можно долго рассказывать, не хочу повторяться, я подробно останавливался на проблеме на последнем заседании коллегии министерства. Департамент четыре года не повышал расценки на реставрационные работы, и, по нашим исследованиям, они сейчас самые низкие в стране. За минувший год средняя скидка от конкурсной цены составила пятнадцать процентов, а по отдельным объектам ─ двадцать четыре! Для сравнения: в 2011 году скидка равнялась лишь… одному проценту от цены экспертизы.

Возможно, мы рано успокоились, поэтому сейчас еще раз углубленно все анализируем, оцениваем. В том числе по качеству работ. В мае выйдут результаты комплексной проверки Северо-Западной дирекции, после этого начнется проверка в Московской дирекции. Это наши самостоятельные учреждения...

Когда журналисты пишут о "деле реставраторов", то обычно валят все в одну кучу. Между тем важно понимать: заказчиком, а значит, и приемщиком работ могут выступать разные организации. Министерство культуры само ─ лишь в небольшой части. А кроме нас, региональные власти, отдельные учреждения со своим бюджетом. Такие, как Государственный Эрмитаж или Малый театр… Они сами объявляют конкурс, выбирают исполнителя, потом принимают работу.

Скажем, заказчиком реконструкции объектов Ново-Иерусалимского монастыря стал одноименный уважаемый фонд. Это памятник культуры, но наше министерство не заказывает и не оплачивает эти работы.

─ А Изборск?

─ Да, в этом случае заказчиком было Минкультуры. Насколько понимаю, выявленные нарушения были своевременно устранены. Хотя шума много…

Проблема гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд, поэтому и не хочу углубляться в комментарии. Пусть занимаются профессионалы. То, что дело ведет именно ФСБ, на мой взгляд, хорошо. Это элита силовых структур. Надеюсь, высокий уровень профессионализма позволит им спокойно и объективно во всем разобраться.

─ Тем не менее на коллегии министерства звучали голоса, чтобы обвиняемым изменили меру пресечения, выпустили из СИЗО до суда. Вы направили это обращение в суд?

─ Вопрос был открыто поставлен на голосование, решение коллегии принято, его надо выполнять. Мы передали обращение адвокатам, дальнейшее ─ зона их ответственности.

Кстати, хочу обратить внимание, что я полностью поменял систему формирования коллегии, вывел из нее всех чиновников, кроме заместителей министра. Освободившиеся двадцать мест отданы творческим деятелям. И предложение выпустить обвиняемых из-под стражи первым прозвучало из уст деятелей культуры, которых потом поддержали другие выступавшие.

И чтобы закрыть тему: по нашим законам вину человека может установить только суд. Пока приговор не вынесен, не считаю возможным отрекаться от подчиненных. Это было бы как минимум не по-мужски.

─ В данном случае коллегия выступила единым строем, но среди деятелей культуры немало тех, кто дружно осуждает практически каждую новую инициативу вашего ведомства в целом и министра в частности.

─ Читаете Facebook по утрам? Не надо. И по вечерам тоже. Не советую. Я вот не делаю этого. И аккаунты в социальных сетях сознательно не открываю. Элементарно нет времени. Только в Twitter зарегистрировался, там хотя бы короткие сообщения, можно просмотреть по дороге домой.

─ Негативную информацию отфильтровываете, чтобы не расстраиваться?

─ В обзоре, который мне готовят, информация с противоположных флангов. Поймите простую, но главную мысль. Моя работа не в том, чтобы нравиться всем, она - в реализации государственной культурной политики. Если критика касается тех или иных наших конкретных действий (в интересах государства и культуры!), ничего "негативного" в ней по определению быть не может. Это нормальный, повседневный поиск оптимальных решений. Если же чья-то позиция отрицает культурную политику как класс, то и предмет диалога отсутствует. В таком случае "громкие дела" - лишь удобный медийный повод, чтобы лишний раз выкрикнуть, заявить о себе. На нашей работе это не отражается. На том стоим и стоять будем. Точка.

─ Но вы ведь можете отлучить недовольную прогрессивную общественность от доступа к бюджетному пирогу?

─ Мои личные симпатии или антипатии вообще никак не влияют. Мы специально создали сложно-конкурсную систему распределения грантов. Во всем ─ от кино до театров. Это многоуровневый механизм принятия решений, и он полностью оторван от воли министра. Более того, до последнего момента я даже не знаю результатов голосования. Есть экспертные советы, которые принимают решения. Их лишь иногда дают мне на утверждение. Но самостоятельно изменить я не ничего могу.

Как правило, все определяется на уровне профильных департаментов, где за процессом следят профессионалы отрасли. Если что-то вызывает принципиальное несогласие, я вправе вмешаться и отменить заключение экспертов. Но такие случаи штучны.

─ Судьба фестиваля "Артдокфест" из этой серии?

─ Именно. Да, не отказываюсь. Если бы ситуация повторилась, поступил бы точно так же.

─ Чем вам так не мило детище Виталия Манского, который с 2007 года проводил в Москве самый крупный в стране смотр лучшего документального кино?

─ Еще раз повторю: ничего личного. У меня есть вопросы к гражданской позиции этого режиссера. Кормиться с руки государства, при этом кусая и оплевывая его, на мой взгляд, неприлично.

Никто не запрещал Манскому за свой счет или средства частных спонсоров проводить фестиваль.

─ Что он и сделал в прошлом году в Москве, а в этом ─ перенес "Артдокфест" в Ригу.

─ Ну да, так сильно расстроился, что даже эмигрировал. Его решение… Может опять здесь устраивать, если деньги найдет. Но министерство на подобного рода мероприятия грант не даст, поскольку, повторяю, позиция организаторов фестиваля противоречит основам государственной культурной политики Российской Федерации.

Столь же знаковой стала и ситуация вокруг постановки "Тангейзера" в Новосибирском театре оперы и балета. Пытались решить конфликт по-хорошему. Не получилось.

─ По-хорошему ─ это как?

─ Проводили общественное обсуждение, просили тогдашнего руководителя театра Бориса Мездрича самостоятельно принять решение, предлагали ряд мер, позволявших уладить скандал, снять напряжение. Дано было время. Мездрич не прислушался к мнению уважаемых людей. Более того, написал хамское по тону письмо. Мол, с теми, кто недоволен "Тангейзером", он лично не знаком, поэтому приносить извинения и что-либо менять в спектакле не будет. Борис Михайлович мог хотя бы попытаться объясниться, поговорить с людьми, но не стал. Люди оскорбились. Их было много. Что оставалось делать? Только сказать человеку до свиданья. Это уже наша позиция в ответ на вашу…

Надо заметить, после прихода в Новосибирск Владимира Кехмана, далеко не всеми любимого, ситуация в театре изменилась к лучшему. Если оперировать стандартной бизнес-терминологией, существенно выросли экономические показатели ─ сборы от продажи билетов, заполняемость... Театр в кратчайшие сроки был отремонтирован. Говорят, теперь стало намного лучше. Пока не видел, в мае-июне собираюсь съездить ─ посмотрю. Сейчас еще один зал приводят в порядок. Театр сам по себе уникален, таких в стране единицы...

─ Шлейф скандалов, которые тянутся за Кехманом, вас не смущает? Там и уголовные дела, и иски о банкротстве…

─ Смущает. Но суд ведь пока ни в чем не признал вину Владимира Абрамовича, это лишь разговоры, а если взять эффективность его работы, придется признать очевидное. Кехман мне не друг, не брат, не сват, это человек, который смог в сжатое время качественно поставить порученное дело.

─ Его воспринимают как вашего протеже.

─ Всех, кого я куда-то рекомендую, видят именно в этом качестве. Что поделать? Законы жанра. Могу лишь сказать, что в принципе не назначаю людей по родственным или дружеским связям.

Кехман хорошо показал себя как организатор в Михайловском театре Петербурга. Теперь это же надо продемонстрировать в Новосибирске, что гораздо сложнее. Это не Питер. Город меньше, толп туристов и гранд-отеля "Европа" под боком нет, а зритель ходить должен. Но Кехман вызов принял, а другие, кстати, боялись, говорили: ой, нет, не станем приходить на живое место.

─ А вы кого звали?

─ Даже собственного замминистра отправлял. Нам же требовался не художественный руководитель труппы, а генеральный директор, менеджер, который смог бы наладить процесс. Зам отказался, даже обсуждать не стал. В отличие, повторяю, от Кехмана, который сразу начал пахать. Вот год пройдет, сравним экономические показатели, количество сыгранных спектаклей и поставленных премьер с тем, что было в 2015-м… Хотя уже знаю, в чью пользу будет счет.

Или возьмите Андрея Могучего, свежеиспеченного лауреата "Золотой маски" как лучшего режиссера. Его трехлетний контракт в Большом драматическом театре имени Товстоногова министерство решило на днях продлить. Можно до бесконечности ругать Могучего, спорить, хорошие спектакли он ставит или плохие. Откровенно скажу, лично я не поклонник новой драмы. Но давайте смотреть на цифры: когда Могучий три года назад пришел в БДТ, заполняемость зала была менее шестидесяти процентов, а сейчас ─ девяносто шесть. Театр раньше зарабатывал 68 миллионов рублей в год, теперь получил такую же сумму за первый квартал 2016-го. Есть разница? Актеры говорят, что не могут найти контрамарку для друзей на топовые спектакли. Я сначала не поверил, решил, что преувеличение, попробовал заказать билеты через интернет на широко ругаемых "Пьяных", "Войну и мир" и "Алису". Не купил, на апрель и май свободных мест в наличии не оказалось, только на июнь…

─ Да вас и так провели бы, Владимир Ростиславович.

─ Понятно, что мог бы злоупотребить служебным положением, но я же хотел проверить!

У многих театров заметен хороший финансовый рост. За последние три года они стали зарабатывать практически на семьдесят процентов больше. Посещаемость выросла, возросло количество сыгранных спектаклей и премьер.

─ Речь ведь не только о Москве и Петербурге?

─ Обо всех федеральных театрах страны. На наш взгляд, есть определенные проблемы с репертуаром, но это не слишком быстрый процесс, за сезон не изменишь, а мы стараемся избегать прямого диктата, не вводим худсоветы от министерства или другую скрытую форму цензуры. Вместо этого терпеливо ждем перемен, потихоньку продавливая линию, обозначенную в основах государственной культурной политики.

И по музеям рост порядка тридцати процентов по посещаемости и по внебюджетным средствам, заработанным самостоятельно за счет открытия на территории музеев кафе, сувенирных киосков, книжных лавок и так далее.

В кино доля российских фильмов увеличилась с четырнадцати до восемнадцати процентов, сейчас процесс приостановился, но мы рассчитываем довести цифру до двадцати пяти.

─ Это ваша цель?

─ Цель, чтобы половина проката была занята отечественными картинами, но это мечты на перспективу. Задача по итогам 2018 года ─ двадцать пять процентов, хотя и ее решить безумно сложно.

─ Если не прибегать к директивным методам.

─ Это квоты? Было бы по-китайски, а мы хотим ─ пока! ─ идти рыночным путем. Однако добиться желаемого, повторяю, трудно, поскольку прямые госинвестиции в кинопроизводство сократились с 2014 года до пяти миллиардов с шести. В рублях! А кино, как мы понимаем, отрасль, сильно зависящая от иностранной валюты и курса национальной.

Чтобы было ясно: пять миллиардов ─ это менее бюджета одного ─ подчеркиваю ─ одного голливудского блокбастера.

Тем не менее при уменьшении государственного дотирования мы добились роста доли в прокате.

─ В чем секрет?

─ Комплекс мер. И тактика, и стратегия. Во-первых, снимается все больше хороших отечественных картин. Это заслуга не наша, а кинематографистов. В свою очередь, мы лучше стали проводить конкурсы, на питчингах, защитах проектов поддерживаем самых достойных. По крайней мере, хочется в это верить. Раньше ведь все решалось под столом. Сдал заявку в черный ящик ─ получил результат. Сейчас все открыто, канал "Россия-24" транслирует обсуждение и голосование в прямом эфире, любой желающий может посмотреть. Прозрачность конкурса сняла много лишних вопросов. При распределении денег учитывается кредитная история компании, ее предыдущие успехи и неудачи.

Каждую неделю мне на стол кладут подробную таблицу о сборах российских фильмов, находящихся в прокате, идущих при поддержке государства и без нее. Там все учитывается: деньги Фонда кино, министерства, возвратные, безвозвратные… Эти цифры внимательно анализируются.

Плюс мы добились полного учета проданных в коммерческих сетях билетов. Раньше этого не было и в помине, четыре года назад доля билетов, пробиваемых через кассу и отслеживаемых государством, составляла не более десяти процентов. А теперь ─ сто!

У американцев есть параллельная система учета того, что Голливуд прокатывает у нас. Если не знать этого, не сможешь отследить, какая сумма на выходе должна прийти за тот или иной фильм. Так вот: американские мейджоры, понимая, что в России все весьма непрозрачно, в прежние годы запустили здесь собственную систему Rentrak, а с 2016-го стали запрашивать данные у нас.

─ Какой процент российских картин отбивает вложенные в них деньги?

─ Невозможно ответить на такой вопрос. Экономика фильма, идущего при господдержке, включает в себя несколько составляющих. Доля госсубсидий, в свою очередь, бьется на возвратную и безвозвратную. В связи с тем, что я настоял на введении частичного возврата денег в Фонд кино, при общем падении бюджета мы получаем дополнительный миллиард рублей. Он снова вкладывается в кинопроизводство, и год от года сумма растет, поскольку и количество возвратных денег увеличивается. В 2018-м должно вернуться около полутора миллиардов ─ и так далее, по нарастающей.

─ А возвратная квота какая?

─ В среднем сорок процентов от полученного.

─ С любого фильма?

─ Есть компании, которые сразу говорят, что не хотят брать с возвратом. Пожалуйста! Тогда им изначально выделяется меньшая сумма. Встречаются ситуации, когда пытаются не отдать то, что обязаны. В таких случаях подаем в суд, поскольку каждый продюсер при заключении договора пишет личную расписку и потом отвечает собственным имуществом за невозврат денег.

Схема по-своему уникальна, но именно она вызвала страшное сопротивление киносообщества. Все меня поливали, как могли. Раньше государство просто так давало деньги и даже не спрашивало, на что именно их собираются тратить. А теперь надо отвечать. Отечественные мейджоры ежегодно получали по триста миллионов рублей, можно сказать, "на доверии". По сути, на поддержку самих себя. Государство вообще не интересовало, что будет сделано на эту сумму. Поэтому у кого-то получалось снять за триста миллионов три фильма, а другим и на запуск одного проекта не хватало…

─ И что в такой ситуации делать? Компетентные органы подключать?

─ Сейчас уже разобрались, выстроили внятную и прозрачную схему. По крайней мере, среди мейджоров должников нет. Последним был Сергей Сельянов. Вот вернул недавно… триста тысяч рублей. Но он из принципа не возвращал, считал, что не должен. Вопрос, как ни смешно, оказался принципиальным: рассматривался на совете Фонда кино. Убедили, постановили. Сельянов согласился.

Еще один фактор, который сработал за наше кино: мы стали регулировать релизы. Не так, как раньше, чтобы в шоколаде были только голливудские премьеры, а российские картины накладывались в кинотеатрах одна на другую и отбирали кассу у своих же. Теперь осознанно разводим потенциальные хиты, ставим отечественные фильмы в приоритете…

Уже не говорю о расходах на рекламную кампанию. Для нашей картины потратить полмиллиона долларов ─ астрономия, непозволительная роскошь, а для американцев ─ так, семечки. Есть масса внешне вроде бы незначительных, хотя и сложных в реализации способов, которые позволяют при общем снижении бюджета на кино (в долларах, считайте, двукратном) пытаться держать российскую долю на этом почти "валютном" рынке.

─ К слову, о валюте. Год назад в интервью ТАСС маэстро Гергиев сетовал, что вы не дали ему денег на покупку уникальных музыкальных инструментов для оркестра Мариинского театра. Мол, с той поры цена на раритетные скрипки только выросла.

─ Министерство помогает Мариинке всем, чем может. Однако, извините, моя работа, помимо прочего, заключается и в том, чтобы расставлять финансовые приоритеты.

Понимаю искреннее желание Валерия Абисаловича обеспечить всех исполнителей в оркестре первоклассными инструментами, но у нас есть Госколлекция уникальных музыкальных инструментов, где можно получить на концерт или гастроли прекрасные скрипки. Многие так и делают.

Существуют частные фонды, выделяющие немалые средства на приобретение и завоз в Россию весьма дорогостоящих инструментов. Увы, сейчас мы не можем себе позволить приобретать их за бюджетные деньги.

При этом отдаю отчет, что Гергиев как опытнейший руководитель должен выбивать деньги для театра на гастроли, поездки, новые инструменты. Это его работа. За нее мы бесконечно ценим Валерия Абисаловича. Но повторю и то, что входит в мои прямые служебные обязанности: с максимальной взвешенностью управлять теми хронически недостаточными средствами, которые выделяются на культуру. Мы не министерство Большого и Мариинского театров. Мы министерство огромной страны: с музеями-заповедниками, библиотеками, цирками и театрами во всех регионах. Вот и весь ответ.

В то же время, когда дополнительное финансирование Мариинки необходимо, конечно, идем навстречу. Так, развитие Владивостокского театра оперы и балета в состоянии организационно потянуть лишь Гергиев. Сейчас проект осуществляется, на это выделены значительные средства.

─ Какие?

─ Около восьмисот миллионов рублей на год. В сумму входит и содержание театра из Владивостока, и процесс его врастания в Мариинку. Деньги огромные, но они оправданы, и я выступал сторонником этого проекта. Мы надеемся, что под известный бренд потянутся меломаны из Японии, Южной Кореи, Китая…

─ Вы считаете себя конфликтным человеком, Владимир Ростиславович?

─ С Гергиевым мы не ссорились, если вы об этом. Говоря же серьезно… Мне кажется, я человек бесконфликтый. Но в принципиальных вопросах ─ упертый. При этом тем не менее постоянно стараюсь достигнуть компромисса, понять другого, договориться. Но процесс должен быть встречным, это не игра в одни ворота.

Бывают люди, с которыми не найти общий язык по той причине, что они элементарно не держат слово. Приведу пример. У Антона Лихоманова, директора Российской национальной библиотеки в Петербурге, в январе 2016-го заканчивался пятилетний трудовой контракт, который мы не собирались продлевать. Опять же ─ ничего личного, но претензий к работе было много. Редкий случай, когда четыре моих зама написали докладные с предложением уволить Лихоманова. У каждого ─ свой набор замечаний, общий смысл ─ с этим человеком работать невозможно. Ладно, можно списать на субъективизм, но есть и объективная проблема: несколько лет не строился новый корпус РНБ, при этом была допущена куча нарушений, пропало кое-какое оборудование, отвратительные результаты финансовой проверки…

Такое случается: ученый вроде бы хороший, но не управленец. Все из рук валится. Что мне делать? Приглашаю Антона Владимировича заблаговременно к себе, говорю, что долго ждал, пока проблемы рассосутся, но этого не произошло. Предлагаю расстаться без обид. По собственному желанию. Мол, на ваше место придет авторитетнейший специалист, директор Ленинки Александр Вислый, которого мы уговорили перебраться в Питер. Вы его ─ для сохранения лица ─ и представите, и введете в курс дел. А сами останетесь в РНБ замом по научной работе. С прежней, директорской, зарплатой. Достойное предложение? Мне кажется, вполне. Лихоманов долго жал мне руку, тут же с Вислым встретился, обсудил детали. После чего вернулся в Питер и… от отказался от своих слов. Не написал заявление по собственному желанию, стал упорствовать, прятаться, отключать телефон. Прямо зубами вцепился в должность! Когда человек так цепко держится за кресло, появляются подозрения: может, есть, что скрывать? Решение председателя правительства России было принципиальным: дождались официального истечения контракта и тем же днем издали приказ об увольнении. Точка.

─ А история с Сергеем Мироненко, главой Госархива, с которым вы публично обменивались претензиями? Вы приложили руку к тому, чтобы Сергей Владимирович ушел с поста?

─ Да, я на этом настаивал, конечно. В силу наших, скажем так, некоторых содержательно-идеологических разногласий. Но в данном случае мы нашли разумный компромисс. Мироненко достиг пенсионного возраста и перешел на должность научного руководителя Госархива, а администрированием займется другой человек. Думаю, такой вариант всех устроил.

─ Как вы восприняли вывод Росархива из структуры Минкультуры? Он теперь напрямую подчиняется президенту.

─ Решение серьезно повышает статус архивного ведомства. Говоря откровенно, министерство курировало Росархив предельно формально, он работал как самостоятельная единица. Мы не злоупотребляли начальственными функциями. В таких условиях переподчинение президенту ─ самый правильный шаг.

─ Но для вас как для историка, наверное, это потеря?

─ На посту министра ни одного документа из архивов я не заказывал. К сожалению, на исторические исследования не осталось времени, за неполных четыре года работы в правительстве я не написал ни строчки.

─ Докладные не в счет.

─ Разумеется. Мы же говорим не о бумаготворчестве.

─ А как вы относитесь к коллективным письмам за вашу отставку и в вашу поддержку?

─ Первые безразличны, вторые ─ приятны, но не более. Если буду реагировать слишком эмоционально, не хватит сил на работу, а ее много. Стараюсь понапрасну нервную энергию не растрачивать.

─ В августе 91 года вы защищали Белый дом…

─ Да, писал, тиражировал листовки, распространял их, ночевал в редакции парламентской газеты "Россия", нештатным корреспондентом которой являлся.

─ Словом, боролись за демократию и либеральные ценности, а сегодня вас называют консерватором и охранителем… Трансформация взглядов не кажется вам странной?

─ И когда мне был двадцать один год, я действовал абсолютно искренне, и сейчас. Делаю лишь то, во что верю. Со временем, с опытом, с набитыми шишками на некоторые вещи начал смотреть иначе, но это не значит, что я предал себя. Думаю, больше подозрений должны вызывать те, кто ни на йоту не меняются.

Не отношусь к себе как к особому консерватору, но, если это так воспринимается со стороны, спорить не буду. Недавно прочел в каком-то обзоре, что я, оказывается, являюсь одновременно идеологическим мракобесом и при этом рациональным либералом, создающим рыночную среду в культуре. Как это все, недоумевает автор статьи, уживается в одном человеке?

Я думаю не об этом, а о том, чтобы, действительно, поддерживать лучших и помогать нуждающимся. За последние годы работники культуры стали зарабатывать вдвое больше, чем прежде.

─ Это средняя температура по больнице, а, к примеру, в провинциальных библиотеках по-прежнему получают копеечные зарплаты.

─ Могу сказать, что в 2011 году сотрудник Ленинки в среднем получал девятнадцать тысяч рублей в месяц, а сейчас ─ сорок три.

─ Я не про Ленинку спрашивал.

─ В московских городских библиотеках платят примерно столько же. Да, в глубинке скромнее, но в любом случае не копейки. Средняя зарплата в муниципальных учреждениях культуры четыре года назад составляла порядка восьми тысяч рублей, сегодня она поднялась вдвое.

Конечно, везде по-разному. Скажем, средняя зарплата сотрудника московского Театра Вахтангова или Петербургской филармонии превышает сто тысяч рублей.

─ Актера? Музыканта?

─ Сотрудника. У актеров и солистов существенно больше. Особенно у востребованных.

А примы в Большом театре, помимо оклада, дополнительно получают за каждый выход на сцену, и это нормально. Мы мотивируем руководителей учреждений культуры, чтобы они больше платили людям. Буквально на днях я завизировал совершенно новаторский приказ по премиям директоров музеев. Они будут особо поощряться за перевыполнение плана по внебюджетке, получать своего рода бонус, как в бизнесе. Это тот самый здоровый экономический либерализм, который мы в разумных рамках пытаемся внедрять.

Раньше как складывалась оплата труда руководителей учреждений культуры? Был абсурдный оклад, смехотворный. Я читал контракты и диву давался, что происходило у людей в головах, когда они эти бумажки тиражировали. К примеру, зарплата ─ 5699 рублей. Ежегодная премия, начисляемая, непонятно за что, поскольку никакой KPI не установлен, в размере 1890 процентов. Вы не ослышались: 1890! Как вам такие контракты? У нас сотни подведомственных учреждений, и у каждого руководителя были свои "индивидуальные" цифры, взятые, по ощущению, с потолка. Натуральный бред!

─ Третьяковка и Эрмитаж в этом списке?

─ В том числе. К примеру, оклады директоров Мариинского и Большого театра отличались в разы. При этом они сами о такой диспропорции даже не подозревали!

Мы проранжировали учреждения, ввели категорийность, унифицировали все и создали справедливую систему. Четкие критерии ─ количество сотрудников, объем выручки, имущественный блок и прочее, прочее.

И зарплаты у руководителей теперь мотивированы. Оклад, скажем, сто тысяч и такая же ежемесячная премия при условии выполнения KPI. С лета постепенно перейдем на новую систему, где ключевых показателей эффективности будет не более пяти. Зачем нам знать лишнее? Людей грузить справками и отчетами, самим отвлекаться на проверки. Какое министерству дело, сколько спектаклей сыграл тот или иной театр на гастролях в каком-нибудь областном центре? Ненужная информация! Основные индикаторы ─ выручка, наполняемость зала, премьеры.

И так ─ по всем учреждениям культуры. Раньше для музеев основным мерилом было количество выставок, а не людей, пришедших на них. Вот и проводили выставки одного экспоната, работавшие один день. А потом выписывали себе премию в 1890 процентов!

Мы систему меняем. К чему заниматься самообманом? Лучше одна выставка Серова, чем 355 показов не пойми кого и для кого.

─ К слову, сколько раз вы сходили на автора "Девочки с персиками" и "Похищения Европы", Владимир Ростиславович?

─ Трижды, кажется. Был на открытии, сопровождал президента Путина и как-то выбрался за компанию с друзьями, чуть помог им сократить время стояния в очереди.

─ Злоупотребили.

─ Воспользовался.

─ Официально Министерство культуры СССР было создано 15 марта 1953 года, вскоре после смерти вождя народов…

─ Де-факто оно существовало и раньше, но было раздроблено между несколькими ведомствами. Значительная часть функционала совмещалась с образованием и относилась к ведомству просвещения. Такая ситуация существовала и в советской России, вспомним наркома Луначарского, и в царские времена...

─ Март 53-го я упомянул, чтобы спросить о вашем отношении к Сталину и происходящей сегодня его реинкарнации.

─ Неужели он ожил? А если серьезно, отвечу стандартно: с Иосифом Виссарионовичем Джугашвили лично не знаком, поэтому и отношения к нему у меня нет и быть не может. Более того, его совершенно не волнует, что я думаю о нем.

─ Его, наверное, нет, других ─ да.

─ Была сложная эпоха, затронувшая судьбы миллионов людей и всей планеты. Есть фантастические достижения и ужасающие трагедии. Это все – наша история.

─ Это, извините, общие слова. Между тем в разных городах страны открываются музеи Сталина, ставятся ему памятники, 5 марта, в день смерти, к могиле толпами идут сторонники товарища Кобы. Разве это не касается Минкультуры?

─ Важно понимать: памятник не дает оценку ─ хорошо или плохо, он от слова "память". Люди помнят. И героическое, и трагическое.

Я вообще против того, чтобы памятники сносили. Кому бы то ни было. От того, что убрали памятник Дзержинскому, стало лучше? Это помогло кого-то спасти из подвалов ЧК? Или ─ наоборот ─ подчеркнуло выдающийся вклад Феликса Эдмундовича в борьбу с беспризорностью и наведение порядка на железных дорогах? Нет ведь.

Памятник ─ это и напоминание, какие ошибки не надо повторять, чтобы не заниматься нашей любимой национальной забавой и не наступать на грабли в очередной раз. Считаю, что памятники лучше ставить ─ новые, в честь тех людей или событий, которые оказались в свое время незаслуженно обойдены вниманием, а то и вообще вычеркнуты из истории.

─ А с Лениным, на ваш взгляд, как следует поступить? В свое время вы призывали останки похоронить, мавзолей закрыть.

─ Мои взгляды как гражданина не изменились, но с тех пор, как я стал лицом, чьи высказывания могут ассоциироваться с позицией правительства, на эту тему публично не высказываюсь. Она находится за пределами моей компетенции. Когда был депутатом Госдумы, позволял себе политические заявления, сейчас это точно не мой вопрос.

─ К слову, министерская должность не мешает вашим отношениям с людьми, с которыми вы давно идете по жизни? Речь не о родных, а о друзьях-товарищах.

─ Не досаждают ли они просьбами, и не приходится ли мне, скрепя сердце, отказывать?

Наверное, я счастливчик, в мое окружение входят умные и тактичные люди, что позволяет нам сохранять ровные и добрые отношения. Чтобы далеко не ходить, спросите у своего начальника Михайлова, много ли грантов Минкультуры выиграл ТАСС, сколько заказов от нас получил? Практически ничего. А уж мы с Сергеем знакомы четверть века, дружим со студенческой скамьи, казалось бы, куда уж дальше?

Повторяю, в министерстве работают механизмы, практически исключающие мои единоличные решения. Отказать сам могу, продвинуть что-либо в обход принятой процедуры ─ нет. Особенно ценю отношения с теми, кто за все годы моей работы во власти ни разу не попросил дополнительную копейку на какие-либо проекты, при этом оставаясь моими старшими товарищами и близкими друзьями. Сколько получали от Минкультуры до прихода туда Мединского, столько и сейчас имеют. Такое помнится!

─ Называйте имена, Владимир Ростиславович.

─ Никита Михалков. Ни ра-зу! Ни-че-го!

─ Неожиданно.

─ Сам поражаюсь, но факт.

Более того, расскажу историю. У студии "ТРИТЭ" есть замечательный проект спортивного блокбастера с замахом, на мой взгляд, больше, чем у "Легенды № 17". Изначально, как ни удивительно, замысел фильма шел от министра юстиции Коновалова. Он поделился идеей со мной, я как творческий человек сразу загорелся, стал думать, кто бы мог все реализовать. Предложил "ТРИТЭ", мы встретились, поштурмовали, помозговали. Студия нашла отличных сценаристов, которые феерически расписали идею.

Когда все было готово, "ТРИТЭ"… отказалась от государственных денег, которые имелись в бюджете Фонда кино. Мол, мы сейчас реализуем крупный проект под названием "Экипаж", и браться сразу за второй с нашей стороны было бы неэтично. Я говорил: "Министерство вас поддержит!" Мне мягко возражали: "Не для того мы деньги берем, чтобы на депозите держать. Вот "Экипаж" выйдет, тогда и подумаем, подавать ли заявку…"

Честно скажу: это редчайший случай прямого отказа под блестящую идею с госфинансированием.

─ Но Никита Сергеевич ведь не отказался, а отложил.

─ Тем не менее история показательная. Люди предпочли подождать, чтобы избежать обвинений в перетягивании одеяла.

─ А о чем должен быть фильм? Приоткройте завесу.

─ Головокружительный триллер вокруг Олимпиады в Мюнхене 1972 года. Там и финальный матч баскетбольного турнира, когда точный пас Ивана Едешко и бросок Александра Белова за три секунды до сирены перевернули все так, что американцы устроили демарш, отказавшись получать серебряные медали. Там и драма с захватом террористами израильской сборной… Не буду пересказывать, чтобы не спойлерить.

─ Премьера "Экипажа" состоялась 21 апреля, но вы, надо полагать, посмотрели картину раньше?

─ Да, мне показывали еще рабочую копию. Так в моем случае обычно и бывает. Я говорил, что стараюсь следить за теми фильмами, на которые государство выделяет существенные деньги.

"Экипаж" вызвал у меня чувство удивления и гордости за то, что в России не разучились снимать столь масштабные фильмы. Построили аэродром и сожгли его. Взорвали самолет. Правда, старый… Спецэффекты тоже на уровне лучшего Голливуда, но за гораздо более скромные деньги. Конечно, "Экипаж" надо смотреть на большом экране и в 3D.

─ А как у вас с книгами? Время находите?

─ Читаю очень много и относительно быстро. Скажем, за рейс средней продолжительности могу прочесть книгу страниц на четыреста. Не так давно летел в командировку в Кувейт и осилил очередной том "Истории Российского государства" Бориса Акунина.

─ И как вам?

─ Слишком много идеологии.

─ Вам ли, автору "Мифов о России", это говорить!

─ Ну так я никогда не маскировался, не пытался изобразить объективиста, Акунин же, насколько понимаю, чуть ли не на лавры второго Карамзина замахивается. Не хочу давать оценок, но относиться к этой "Истории" надо, скорее, не как к хроникам, а как к весьма идеологизированному произведению. Хотя, не спорю, написано интересно. Я всего Акунина прочел, включая самую успешную его сагу об Эрасте Фандорине.

─ А у ваших "Мифов" какой тираж?

─ Первая книга была написана еще в 2000-м и многократно переиздавалась. За миллион экземпляров точно перевалило.

Чтобы интерес читателей не угасал, надо каждый год издавать что-то новое. Я не могу позволить себе такую роскошь…

─ К историческим полкам в книжных магазинах часто подходите? Не пугает количество треша?

─ Да я не из пугливых. Люди разное пишут. Труды Носовского и Фоменко, предложивших собственную хронологию летоисчисления, тоже по инерции стоят в разделе "История", хотя я давно призываю перенести их к фэнтези… А как иначе реагировать, если в этих книгах на полном серьезе утверждается, что Тамерлан одновременно был Чингисханом и даже чуть-чуть Иисусом Христом?

─ Хочу спросить не об историческом персонаже, а о реальном человеке, о котором сейчас много говорят и пишут. О Сергее Ролдугине. Вы ведь наверняка знакомы?

─ Впервые встретились еще до того, как я пришел работать в министерство, тем не менее не могу назвать наше знакомство близким. Мне известно, что Сергей Павлович очень много делает для поиска и выращивания молодых талантов, реализует совместный с Минкультуры проект в этой области, курирует музыкальную программу в ставшей уже знаменитой сочинской супершколе "Сириус". Это настоящий подвижник.

Кроме того, советуюсь с Сергеем Павловичем перед принятием важных кадровых решений в музыкальной сфере. Вообще стараюсь предварительно опросить лидеров отрасли, чтобы не допустить ошибку. Ролдугин ─ один из тех, к кому обращаюсь за подсказкой. Это позволяет более объективно оценить картину.

Кроме того, с 2016-го у нас запущена уникальная программа "Кадровый резерв": речь идет примерно о пятистах управленцах в сфере культуры, которых находим, оцениваем, фильтруем, отправляем на курсы повышения квалификации и всегда держим в поле зрения – на предмет выдвижения на новые должности.

Именно по такому комплексному принципу в прошлом году мы назначили Алексея Васильева ректором старейшей в России Санкт-Петербургской консерватории. До того я с Васильевым не был знаком, он хорошо работал директором музыкального училища имени Римского-Корсакова, и его с повышением звали в мэрию Питера, но мы раньше перехватили. Кстати, Алексей Николаевич ─ не только опытный менеджер, но и великолепный музыкант, виолончелист, как и Ролдугин…

─ Приход Цискаридзе в Вагановку ─ тоже результат консенсуса экспертного сообщества?

─ Это было непростое кадровое решение. Очень сложное! В какой-то степени даже провели "военную мини-операцию" по внедрению.

Время показало, что мы оказались правы. Об этом можно судить хотя бы по выросшему в несколько раз конкурсу абитуриентов в училище. Там сейчас практически абсолютное единение коллектива. Когда после года работы Николая Максимовича избирали ректором, за него проголосовали чуть не сто процентов сотрудников Вагановки. Хотя, вы правы, поначалу Цискаридзе не воспринимали. В штыки ─ это самое мягкое выражение. Даже звучали угрозы вывести детей на улицу Зодчего Росси. В знак протеста. Как видите, обошлось.

─ Что вам давало основание думать, будто у Цискаридзе получится?

─ Он умный и образованный человек. Помимо этого, настоящий профи. Предыдущий ректор была успешным администратором, но ее удельный вес в профессии не мог идти в сравнение с тем, которым обладает Николай.

─ А Владимира Урина кто рекомендовал на Большой театр?

─ В общем, я посоветовал обратить внимание на его кандидатуру. Клубок противоречий в ГАБТ давно надо было развязывать, иначе ситуация грозила выйти из-под контроля. Все-таки Большой ─ лицо страны, по событиям в этом театре нередко судят о происходящем в России. Были ситуации, когда The New York Times о скандалах в ГАБТ писала больше, чем о российской экономике в целом.

─ Часто бываете в Большом?

─ Гораздо реже, чем хотелось бы. В среднем ─ раз в полгода. Премьеры, сопровождение официальных лиц и делегаций. Это часть моих служебных обязанностей. Скажем, в Эрмитаже министр культуры Греции открывал выставку, как я мог не быть? Но погулять по залам Эрмитажа, посмотреть на любимые экспонаты, конечно, не получилось.

─ Но на Российское военно-историческое общество, которое возглавляете, время находите?

─ По большому счету РВИО находится на стыке с моей основной деятельностью. Поисковые отряды, уход за памятниками и братскими могилами воинов, детские военно-исторические лагеря, реконструкции ─ зона ответственности РВИО. Чем-то оно занимается совместно с министерством: фестивали военного кино, съемки документальных картин на исторические темы. Ну и так далее…

Ведь что, строго говоря, объединяет нацию? Язык, культура и история. Все это находится в ведении нашего министерства. В той или иной степени. Поэтому стараюсь несколько часов в неделю оторвать от сна для РВИО. Я фанат истории вообще и военной в частности. Это страсть с детства.

─ Солдатиков тогда собирали?

─ Семья жила небогато, с покупными игрушками было напряженно. Да и магазины особого выбора не предлагали. Солдатиков я вырезал из бумаги, раскрашивал в строгом соответствии с цветами полков, Ингерманландский ─ одними карандашами, Финляндский ─ другими, приклеивал фигурки к плотной картонке и выстраивал в воинские соединения. Потом мы с ребятами придумали игру: нарисовали большую карту, где были горы, реки, долины, города, и устраивали потешные сражения.

─ Реконструировали исторические битвы?

─ Нет, сами рубились государство на государство, армия на армию. У каждого, кроме солдатиков, были пушки, воздушные шары, корабли, крепости… На входе силы у всех оказывались примерно равны, задача ─ завоевать весь игрушечный мир. Можно в одиночку или вместе с союзником. Обычно в схватках участвовало до 6-8 человек. Нынешние компьютерные игры отдыхают!

─ Это все происходило в вашей родной Смеле?

─ Да, на Украине, в Черкасской области. Я там родился, прожил какое-то время, а потом каждое лето приезжал к бабушке в гости.

─ Мединский ─ ведь польская фамилия?

─ Лет десять назад я думал всерьез заняться генеалогией рода, но потом отложил из-за занятости. Да, по отцовской линии у нас в роду были польские дворяне-однодворцы, переселившиеся на Украину после восстания 1830 года. Тогда часть смутьянов выслали в Сибирь, а других отправили поближе, к соседям.

По маминой ветке у нас примерно поровну украинцев и прибалтийских немцев. В итоге получился я, чистокровный русский. Как и положено…

К слову, моя бабушка из Смелы всю жизнь проработала школьной учительницей истории, а на истфаке Киевского университета имени Шевченко в свое время училась вместе с Людмилой Павличенко, знаменитым снайпером, героиней российско-украинского фильма "Битва за Севастополь". Фильм, кстати, хороший и исторически весьма корректный. Правда, украинские сопродюсеры предпочли опустить эпизод о том, как Павличенко, находясь в июне 41-го года на практике в одесском архиве, писала диплом на тему "Богдан Хмельницкий и его роль в воссоединении Украины с Россией". Эпизод киевские коллеги вычеркнули из сценария, сочтя, что это уже слишком.

─ Когда в последний раз были на Украине?

─ Несколько раз летал в короткие командировки, а так, чтобы надолго… Лет десять назад на машине ездил. Взял родителей, вместе с ними и женой проехали существенную часть Украины ─ Черкассы, Умань, Киев, Одесса… Дней десять катались.

─ Вы автомобилист?

─ Люблю посидеть за рулем. Если есть время. Когда-то и в Белоруссию таким же макаром ездили в отпуск, и в Литву… Сейчас не до того. Прошлым летом летал с детьми на пять дней на Алтай, в позапрошлом путешествовали почти неделю большой семьей по Камчатке, в этом году, может, в Крым выберемся. Тем более что дочка в "Артек" собралась. А старший сын поедет недели на три в экспедицию с военными поисковиками. Пусть посмотрит, как и за что люди умирали…

─ Мы отвлеклись от темы РВИО, Владимир Ростиславович. Вы сказали, что никого не назначаете, руководствуясь близкородственными отношениями, между тем РБК писал в расследовании, что ваш отец значится советником председателя общества, а сестра имела отношение к РВИО через аффилированные структуры.

─ Отец советником оформлен на 0,75 ставки, и его работой, не скрою, я горжусь. По сути, он делает намного больше, чем входит в обязанности, работает за троих, пользы приносит за десятерых, но, будучи человеком совестливым, даже отказался от полного оклада.

Татьяна какое-то время работала замдиректора в РОСИЗО, музейно-выставочном центре, куда ее позвала Зельфира Трегулова, нынешняя директор Третьяковки. Я об этом узнал по факту. Сейчас сестра то ли уже уволилась из РОСИЗО, то ли собирается. Честно говоря, с удовольствием бы взял ее на работу к себе, она отличный специалист и прекрасно справилась бы с руководством любым профильным учреждением культуры, но не делаю этого из этических соображений. Заклюют. И ее, и меня.

Отец ─ полковник в отставке, в свое время был едва ли не самым молодым заместителем командира полка ракет стратегического назначения. Как военный пенсионер имеет право работать где хочет.

─ Вы ведь тоже хотели поступать в военное училище?

─ Пытался в Высшее командное имени Верховного Совета РСФСР, но не прошел по зрению. Тогда требования были строжайшие. Не скрываю, что до сих пор с глубокой симпатией отношусь к людям в армейской форме, даже в чем-то завидую им. Хотя и не жалею о том, как сложилась моя дальнейшая жизнь.

Поскольку увлекался историей и литературой, готовился параллельно на истфак МГУ и в МГИМО. В Институт международных отношений прием начинался на месяц раньше, чем в другие вузы, и повезло ─ сразу поступил.

─ Коллекционирование холодного оружия ─ дань юношеской мечте об армии?

─ Да, набралось уже несколько десятков экземпляров русского боевого длинноклинкового оружия ─ так это официально называется. Лет двадцать назад купил где-то в антикварном первую саблю, и с той поры пошло-поехало. Холодное оружие, наверное, самое честное. Все лицом к лицу, все в твоих руках, успех зависит исключительно от храбрости и мастерства. Из пистолета даже ребенок пальнуть может, уложив гвардейца, а с саблей в руке – все по-честному…

─ Брали уроки боя?

─ Не скажу, будто овладел в совершенстве, но учился у профессионального тренера по фехтованию. Андрей Зимин, капитан сборной России по историческому средневековому бою, консультировал меня, и когда я писал роман "Стена". Исправлял ошибки по части описания батальных сцен.

─ К слову, как продвигаются съемки телесериала по книге?

─ Насколько знаю, все уже снято, режиссер Дмитрий Месхиев занят монтажом. Но я не особенно интересуюсь процессом.

─ Почему?

─ А что это даст? ВГТРК купила сценарий и права на экранизацию. Потом все беспощадно было изменено, как нередко случается. Объяснили, что написанное мною снимать слишком дорого, а поскольку Минкультуры проект рублем не поддерживает, мол, не обессудьте. Далее передо мной встал выбор: либо самому заняться продюсированием, на что не было ни времени, ни сил, либо отдаться в чужие профессиональные руки. Я выбрал второе, но предупредил: если конечный продукт не понравится, сниму фамилию из титров.

─ Угрожали?

─ Проинформировал, что так и сделаю. Надеюсь, все будет хорошо, но вперед не забегаю. Подожду, посмотрю, что получится. Поверьте, мне есть чем заняться, кроме того, чтобы переживать за судьбу сериала по собственной книге…

Кстати, чтобы закрыть тему. В свое время, лет десять тому назад, я дал почитать сценарий "Стены" Никите Сергеевичу Михалкову. Он прочел и прямым текстом сказал: "Очень хорошая история. Но очень плохой сценарий. Никогда ничего не пишите для кино. Это отдельная профессия". Я до такой степени разозлился, что переделал сценарий в роман и издал его. Решил самому себе доказать, что способен написать художественную книгу, поскольку до того занимался лишь исторической публицистикой.

И вот результат: "Стена" прекрасно продается до сих пор. Поэтому все, что ни делается, ─ к лучшему. А старших надо слушать. Я эти истины давно усвоил…