Денис Мацуев: из авантюры вышел толк

─ Слышали, как Владимир Путин играл "Город над вольной Невой" в ожидании председателя Госсовета Китая Си Цзиньпина? Что скажете об исполнителе, Денис Леонидович?

─ Прикосновение к клавишам стало гораздо мягче. Любой, кто занимается музыкой, отметит прогресс.

─ Значит, попытка зачетная?

─ Сто процентов!

─ Уроки музицирования, часом, не вы давали?

─ Нет, не я. Ни часом, ни минутой. Клянусь!

─ А если бы Путин попросил провести мастер-класс?

─ Посоветовал бы ему достойного педагога.

─ Но выступать перед президентом вам ведь случалось?

─ Владимир Владимирович неоднократно приходил на концерты классической музыки, где я играл. Открытие конкурса Чайковского, новой сцены Мариинки... Все не упомню.

─ А в узком составе?

─ Как-то меня и Елену Васильевну Образцову приглашали в Бочаров Ручей. Кроме нашего лидера там находился тогдашний премьер-министр Италии Сильвио Берлускони с супругой.

─ Что играли?

─ Рахманинова, Прокофьева, Чайковского…

─ А на заказ?

─ Обошлось без этого.

Могу сказать честно и откровенно: мне без разницы, где и для кого выступать. Нет такого, чтобы перед президентами или в Carnegie Hall старался, а где-нибудь в провинции еле шевелил пальцами. Неважно, сколько человек в зале ─ трое или две тысячи, кто зрители по социальному статусу. Всегда выкладываюсь по максимуму. Иначе перестану себя уважать.

У меня есть собственное субъективное мерило: если потерял за концерт пару килограммов, значит, не схалтурил, отработал нормально. Вчера, например, сбросил за вечер три кило. Не понимаю артистов, выходящих после выступления в сухой рубашке. У меня так не бывает. Кто-то не поленился, посчитал: в Третьем концерте Рахманинова ─ пятьдесят пять тысяч нот. Не прогулочка с рюкзачком! Как на Эверест подняться.

─ Вам приходилось давать приватные концерты главам государств, кроме Путина?

─ Свою линию гнете, да? Начнем с того, что в 1991 году я стал лауреатом благотворительного фонда "Новые имена" и за короткое время побывал в нескольких десятках стран. Иветта Николаевна Воронова, первый президент фонда, регулярно включала меня в разные программы, в том числе с политическим подтекстом. Представьте, в шестнадцать лет я играл не только в Carnegie Hall или в венском Musikverein, но в штаб-квартирах НАТО в Брюсселе и ООН в Нью-Йорке, перед английской королевой Елизаветой и папой римским. У Иоанна Павла II побывал раз шесть. Словно по абонементу выступал. С королем Таиланда как-то играл в четыре руки. Он был композитором, сочинял музыку. Кстати, мелодичную, на приличном уровне…

Словом, еще в весьма юном возрасте я обзавелся большим количеством знакомых политиков. Опыт по этой части есть.

─ Близость к российской власти не создает вам проблем на Западе? Ведь отношение к нашей стране изменилось, скажем так, не в самую лучшую сторону.

─ Ну что значит "близость"? Я вхожу в Совет по культуре при президенте, где могу поделиться с главой государства наболевшим, обратить его внимание на проблему. Так, говорил о детском музыкальном образовании. По существовавшим стандартам, специальные учебные заведения для будущих музыкантов ─ ЦМШ при Московской консерватории, школа при Гнесинке ─ могли набирать учеников только с двенадцати лет. Хотя понятно, что закладывать каноны надо в куда более юном возрасте. Я посчитал долгом рассказать об этом Владимиру Путину. Был услышан. Сейчас ситуация исправлена. Набор на дошкольное обучение в ЦМШ ведется с четырех лет.

К сожалению, музыка уходит из общеобразовательной школы, а я уверен, что наряду с буквой и цифрой ребенок обязан знать ноту. Вне зависимости от того, станет ли музыкантом в будущем. Нотная грамота расширяет сознание, позволяет увидеть иной ассоциативный ряд. Готов говорить об этом с любых трибун ─ высоких, низких, хоть с приставного стула, лишь бы дело сдвинулось с мертвой точки.

Кстати, тот факт, что решение по ЦМШ приняли оперативно, лишний раз доказывает: президентский совет ─ не декоративный бантик, каковым его пытается представить кое-кто. Там обсуждаются конкретные, насущные вопросы из области культуры.

Но это точно не повод говорить о "близости" к власти. У меня нет театра или оркестра, я не получаю государственные гранты и бюджетное финансирование. Да, Министерство культуры выделяет часть денег на конкурс Grand Piano Competition, фестивали Crescendo и "Звезды на Байкале". На этом федеральные дотации заканчиваются. Что-то добавляет правительство Иркутской области, остальное собираю сам. Хожу по спонсорам, знакомым и приятелям, убеждаю, уговариваю, ищу способы и варианты. Скажем, премия правительства России, которую получил в этом году, целиком ушла на фестиваль "Звезды на Байкале". За него меня, собственно, и наградили.

─ Круговорот денег в природе.

─ Мне грех жаловаться. Я признан в родной стране, много лет ношу звание народного артиста и лауреата Госпремии, недавно мне вручили орден Почета, чем горжусь. Это моя родина, никогда не думал о том, чтобы уехать из России, хотя звали много раз. Начиная с 90-х годов. В Америку, Францию, Испанию, Англию… Хочу жить дома и спать в своей постели. Можете не верить, но в нашей двухкомнатной квартире на улице Ленина в Иркутске сохранилась та самая перина, на которой я засыпал в детстве. И ремонт там делать запрещаю. Все осталось, как почти тридцать лет назад. Даже любимый игрушечный лев в зеленом комбинезоне жив-здоров. И конечно, нигде мне так сладко не спится, как дома!

А сказать вам, сколько у меня было концертов в прошлом году? 264. Можно повторить прописью: двести шестьдесят четыре! С удовольствием гастролирую по миру, но должен знать, что обязательно вернусь в свою страну. Поэтому в отличие от многих коллег по цеху никогда не имел вторых или третьих паспортов, не оформлял видов на жительство, не готовил каких-либо "запасных аэродромов". Хотя, скажем, для получения израильского гражданства мне не пришлось бы прилагать усилий, поскольку моя мама наполовину еврейка. Пиши заявление в министерство абсорбции и забирай паспорт. Вообще не проблема! Но я не делал этого и мыслей в голове не держал. Зачем? И у моей дочери Ани, которой скоро исполнится год, российское гражданство. Это принципиально.

Да, отношение к России в мире изменилось, но на моих заграничных концертах по-прежнему полные залы, и я не чувствую, что люди стали как-то иначе на меня реагировать. Этого не было и нет.

─ Но звучали же в Америке призывы отменить ваши прошлогодние гастроли?

─ Слух, который попытались сделать новостью. В Бостоне несколько человек с плакатами постояли перед концертным залом. Это нормально для Америки. Там всегда кто-нибудь против чего-то протестует. В том числе возле Белого дома. И перед выступлениями Валерия Гергиева, Владимира Спивакова устраивали одиночные пикеты. В тот раз в Бостоне на них никто не обратил бы внимания, если бы не раздули тему. Сначала даже не в СМИ, а в социальных сетях. Washington Post, между тем, опубликовал хвалебную рецензию на мое выступление.

К сожалению, скандалы продаются лучше, чем хорошие вести. Вот мало ведь кто пишет, что, скажем, по моей наводке за последние годы для разных регионов России было приобретено более пятидесяти роялей Steinway & Son, а новый концертный инструмент стоит сто шестьдесят тысяч евро. Немаленькие деньги, согласитесь. При правильном обслуживании Steinway должен служить до тридцати лет. А сколько качественных роялей других производителей куплено по стране? Сотни! Не только я, другие пианисты не могли приехать в иные города из-за того, что там не на чем было играть. Ситуация изменилась. Считаю рояльное движение своей победой и горжусь ей. Например, стараниями губернатора Оренбуржья Юрия Берга новые салонные Yamaha теперь стоят в восемнадцати районных центрах области. И приобретены они не на бюджетные средства, а на деньги частных спонсоров. Как-то вместе с Юрием Александровичем за день облетели четыре города, и в каждом я опробовал инструменты. Гай, Бузулук, Бугуруслан, Беляевка…

Сейчас будем решать новую проблему: на всю страну у нас от силы пять залов, где поддерживают правильную температуру и влажность. Для инструмента условия хранения критически важны. От перепада и дека может треснуть. Бывает, приезжаю через год и не узнаю рояль. Его легко убить. Полдела ─ купить, надо научиться содержать. Приходится убеждать. Ездим с настройщиком Steinway Владимиром Спесивцевым, объясняем, что нужен специальный Dampp-Chaser (система климат-контроля для роялей и пианино ─ прим. ТАСС) под рояль за двадцать тысяч рублей…

На мой взгляд, наличие классного музыкального инструмента в регионе ─ показатель культуры, обязательное условие для гастролей хороших исполнителей. И здесь нужна поддержка СМИ, чтобы о проблеме говорили, обращали внимание меценатов и спонсоров.

─ Могу ошибиться, но впечатление, что ваш гастрольный темп способен выдерживать, пожалуй, лишь Валерий Гергиев.

─ Да, это мой старший брат. Мы даже ведем негласное заочное соревнование, кто больше концертов проведет за год. Должен с сожалением констатировать, что лидирует Валерий Абисалович, хотя он постарше. Его рекорд побить трудно: как-то маэстро днем дирижировал оркестром в Амстердаме, а вечером играл уже в Нью-Йорке. Иногда кажется, что Гергиев управляет временем, умеет его останавливать.

У нас случались и совместные ударные отрезки: в 2016-м на Пасхальном фестивале в полдень мы начинали концертом Чайковского в Белгороде, в пять часов играли Шостаковича в Курске, а в девять вечера в Орле была Рапсодия на тему Паганини ля минор Рахманинова. Три выступления в день с тремя разными программами.

─ Сочувствую орловским зрителям ─ им достались выжатые Гергиев с Мацуевым.

─ Ошибаетесь. Отработали на ура. А потом гениально попарились в бане. Валерий Абисалович это дело тоже уважает.

Больше скажу: мне нравится подобный ритм жизни. Не люблю приезжать в город за несколько дней до концерта, подолгу спать, неспешно завтракать, спокойно репетировать… Меня это расслабляет, выбивает из привычной колеи, когда все время надо торопиться, чтобы везде успеть.

─ Какое слово тут уместно? Чёс?

─ Вот ни на грамм не к месту. Чёс ─ халтура под фонограмму ради зарабатывания денег.

─ Вы тоже не даром выступаете.

─ Безусловно. Но это точно не главное, что заставляет выходить на сцену. Уже говорил, что часть денег идет на организацию фестивалей, кроме того, на фонд "Новые имена", который возглавил после ухода Иветты Вороновой, на благотворительность в чистом виде. Не хочу развивать тему. Неправильно, нескромно. У меня перед глазами есть хорошие примеры старших товарищей, мэтров, которые давно занимаются подобным и почти никогда не говорят об этом вслух. Знаете, во мне сидит сибирское: не обижай и помогай.

─ У вас же была в чем-то схожая история, когда Евгения Михайловна, ваша бабушка, продала квартиру в Иркутске, чтобы вы могли учиться музыке в Москве?

─ Решение принимали всей семьей. Папа с мамой ныряли с головой в такую неизвестность, что сложно представить. Никто не давал гарантий, будет ли из авантюры толк. Оставалось верить в судьбу и счастливую звезду. Прозвучит громко, но это был настоящий родительский подвиг. Папа с мамой прекрасно понимали: я перерос местный уровень, для дальнейшего прогресса мне нужно вариться в одном котле с ровесниками из ЦМШ или Гнесинки. Требовался импульс, пятнадцать лет ─ возраст критический. Как ни прискорбно, многие потенциально талантливые музыканты останавливаются в развитии именно из-за того, что в ключевой момент не делают шаг вперед. Да, неизвестность страшит, но необходимо себя пересиливать, если рассчитываешь добиться чего-то серьезного в будущем.

При этом надо отдавать отчет, что в конце 80-х годов культурная жизнь Иркутска была так или иначе завязана на папу, он писал музыку для многих спектаклей местных театров. Мама преподавала игру на фортепиано. И вот бабушка продала квартиру за тринадцать с половиной тысяч долларов, отдала их нам, чтобы было, с чем ехать в Москву. Мы несколько лет жили на эти деньги. Родители оставили налаженный быт, привычный круг и отправились в арендованную однушку на проспекте Маршала Жукова. Первый этаж: с одной стороны ─ лифт, с другой ─ вечно пьяный сосед Валера. Периодически он приходил и просил меня сыграть одну и ту же мелодию ─ вальс из кинофильма "На семи ветрах". После этого допивал бутылку и засыпал с блаженной улыбкой на лице…

Папа предлагал свои услуги московским театрам, подрабатывал репетитором, вел кружок в доме детского творчества… В магазинах было пусто, даже сахар отпускали по карточке москвича, которая нам, естественно, не полагалась. Что и говорить, лихая пора, тем не менее вспоминаю то время как один из самых счастливых периодов жизни.

Конечно, и случай сыграл роль. Осенью 1990 года фонд "Новые имена" пригласил меня в Москву для съемок в передаче "Утренняя звезда", которую вел Юрий Николаев. Так я впервые попал на центральное телевидение и сыграл собственную джазовую фантазию под названием "Воспоминание о Париже". Годом ранее я давал концерт в Сорбонне. Это была сенсация: мальчик из Сибири играет для профессоров и студентов в столице Франции. Та поездка произвела на меня сильнейшее впечатление. Помню, увидел Place du Châtelet ─ и крышу сразу снесло. Я зачем-то привез с собой военный китель, взял диски Пола Маккартни Back In The USSR, водку и икру. В итоге подарил все французам, у которых жил. Это была семья журналистов. Их сын Александр через год приезжал в Иркутск и гостил у нас дома.

А тогда, вернувшись из Парижа, я сочинил джазовую композицию, которую позже исполнил в "Утренней звезде". В Москве мы останавливались у хорошего папиного знакомого Игоря Копырина на улице Генерала Карбышева. А в соседнем доме располагалась ЦМШ. Чистой воды совпадение! Здание в Собиновском переулке закрыли на ремонт, и школа на время переехала из центра. А мы, значит, проходили мимо. Шли своей дорогой. Игорь Копырин возьми и скажи: "Вот куда вам нужно! Зайдите поинтересуйтесь, вдруг Дениса возьмут". Откровенно говоря, идея выглядела абсолютно бредовой: учебный год начался, классы давно набраны. Но Копырин настоял. Как ни странно, нас принял директор Валентин Сергеевич Бельченко. Потрясающий человек, уникальный педагог. Выслушал нас и предложил мне что-нибудь сыграть. Я исполнил прелюдию Рахманинова и все ту же джазовую фантазию о Париже. Бельченко помолчал минутку и сказал: "Ну хорошо. Зачисляем. Приезжай. Прямо сейчас".

Я вышел из кабинета, не понимая, что же дальше. Мы вернулись в Иркутск и начали думать. В моей жизни много таких импровизаций, когда все решает случай. Если бы не зашли в тот раз в ЦМШ, может, я туда не поступал бы и судьба сложилась совершенно иначе. Уходить из родной школы №11 имени Владимира Маяковского я не хотел, тем более уезжать из Иркутска. Устроил родителям дикий скандал!

Забавно, но решающую роль сыграла любовь к… футболу и московскому "Спартаку". Устав слушать мои истерики о друзьях-товарищах и Байкале, без которых я не мыслил жизни, мама привела железобетонный аргумент: "Зато сможешь ходить в "Лужники" на "Спартак".

Я моментально замолк. Мудрая мама знала, чем купить сына! Увидеть воочию Черчесова, Карпина, Мостового, Шалимова, Радченко, Бесчастных и остальных кумиров ─ самая лакомая морковка, за которой я отправился бы на другой конец света. Понимаете, да? Я ехал в Москву не ради учебы в ЦМШ, а чтобы живьем болеть за "Спартак"!

На стадион всегда приезжал за три часа до матча, чтобы почувствовать атмосферу, пропитаться духом предстоящего действа. На пятачках перед трибунами собирались болельщики разных возрастов, начинались бесконечные обсуждения состава, тактики на игру… И после финального свистка я сразу не уходил. Даже после проигрыша. Стоял и слушал, смаковал впечатления от увиденного.

─ Откуда такая страсть к футболу?

─ Сходил с ума по нему! Это заслуга уже другой бабушки, Веры Альбертовны, папиной мамы. Она подсадила на красно-белых. В 1985 году впервые увидел по телевизору Юрия Гаврилова ─ и все, пропал, заболел на всю жизнь. Кстати, спустя тридцать лет я пригласил Юрия Васильевича на фестиваль в Иркутск. Это было счастье! Какие Гаврилов в свои шестьдесят лет раздавал изумительные пасы! Он спросил: "Дэн, ты сегодня уже забил? Тогда встань к трубе". Иными словами, у штанги. Потом Юрий Васильевич провернул фирменный фокус: посмотрел в одну сторону, а отпасовал в другую. Мне оставалось лишь ногу подставить, чтобы мяч залетел в пустые ворота…

Последние лет десять близко дружу со Станиславом Черчесовым. Он тоже прилетал ко мне на Байкал, я повел его в свой двор, в котором все детство гонял мяч, и даже попросил пять минут постоять между двумя деревьями, заменявшими нам ворота. Непередаваемые ощущения! Кстати, у меня дома как бесценная реликвия хранится кусочек вратарской сетки из "Лужников", которую я собственноручно срезал после золотого матча "Спартака" в 1992 году. Мы обыграли "Локомотив" со счетом 4:1 и стали первыми чемпионами России. Тогда вместе с другими болельщиками, смявшими кордоны милиции, я выбежал на поле и праздновал победу. Мы качали на руках игроков, рвали сетку на сувениры… Такое не забывается!

Сейчас, увы, редко удается вырваться на стадион. В этом году "Спартак" впервые за шестнадцать лет стал чемпионом России, а я смог попасть лишь на две игры. Такая досада! Когда в прошлом октябре играли дерби с ЦСКА, я вылетал из Бостона. Пассажиры уже прошли в самолет, а я тянул до последнего, досматривая матч на планшете. На 89-й минуте Зе Луиш забил третий гол, и стало ясно: мы побеждаем. Я заорал на весь аэропорт, ко мне даже бросился местный персонал, не поняв, что случилось.

А повторный матч я смотрел в ложе президента ЦСКА Евгения Гинера, с которым у меня прекрасные отношения. В апреле мы снова выиграли, решающий мяч провел мой тезка Глушаков. Вокруг в ложе сидели болельщики армейцев, и мне пришлось сдерживать эмоции, чтобы не слишком их травмировать.

В день, когда "Спартак" стал чемпионом, я выступал с Юрием Темиркановым в Вене в Musikverein. Играл Третий концерт Рахманинова. Произведение, которое исполнял сотни раз, в том числе десятки ─ с оркестром Юрия Хатуевича. А тут вдруг во второй части меня, как говорится, торкнуло. Словно волна пробежала, я стал играть по-особенному. После того как закончились бисы и овации, я включил телефон и увидел более двухсот пропущенных звонков и sms. Друзья спешили поздравить с триумфом любимой команды. Словно я стал чемпионом! Как тут не поверить в высшие силы, которые управляют тобою?

─ На Лигу чемпионов собираетесь?

─ Как только прошла жеребьевка, посмотрел собственное расписание. Увы, графики со "Спартаком" не совпадают. До 15 декабря буду в Москве лишь проездом или ради выступлений. Две ночевки, но и те не в дни матчей.

Остается пожелать любимой команде, чтобы пробилась в весеннюю стадию турнира. Тогда, быть может, пересечемся во времени и пространстве. Хотя, честно говоря, мне не понравились разговоры о борьбе за третье место в группе, дающее право участвовать весной в Лиге Европы. Всегда надо ставить максимальную задачу! Даже при условии, что первая игра против середняка "Марибора" особого оптимизма не внушила. Понятно, "Ливерпуль" и "Севилья" ─ соперники серьезные, но их можно побеждать, если правильно настроиться. Отвыкла команда от Лиги чемпионов, отвыкла…

─ Зато вам с Валерием Гергиевым к ней не привыкать. Показ каждого матча по телевизору сопровождается рекламными роликами с вашим участием. Чем заказчики расплачивались за съемки? Билетами на финал лиги?

─ Мысль об оплате билетами хороша, надо будет ею воспользоваться. А если серьезно, за участие в проекте я не получил ни копейки. Мое имя соседствует с лучшим клубным футбольным турниром мира ─ это уже награда. К слову, в гимне Лиги чемпионов используется аранжировка музыки Генделя, поэтому все нормально.

Что касается персонального болельщицкого опыта, я присутствовал на семи Олимпиадах как участник группы поддержки российской команды. В Сочи играл на церемонии закрытия Игр. Был минимум на десяти великих стадионах мира: Camp Nou в Барселоне, Santiago Bernabéu в Мадриде, Wembley в Лондоне, San Siro в Милане… На Stamford Bridge меня вместе с солистами Большого театра пригласил Роман Абрамович. Не подумайте, будто я только в VIP-ложах сижу. Четверть века назад (вот время летит!) поколесил по Европе вместе с фанатами "Спартака". В 92-м ездил в Ливерпуль, где мы выиграли 2:0, в 93-м ─ в Роттердам, когда Андрей Пятницкий забил победный гол местной команде "Фейенорд". Есть что вспомнить!

В рамках фестиваля "Звезды на Байкале" регулярно проводим матч между ветеранами футбола и командой артистов, политиков, бизнесменов. Не "товарняк" и не "договорняк". Рубимся конкретно! Недавно едва травму не получил. Могу показать видео, как Сергей Горлукович, никогда и ни с кем не церемонящийся на поле, меня прикладывает от души. Я кубарем летел! И это было накануне концерта.

─ Вы же в детстве трижды ломали руки. Это могло поставить крест на карьере?

─ Конечно. Порой достаточно не так поставить палец на клавишу, вылетает сухожилие ─ и все, пиши пропало. А я обе руки ломал.

Первый раз ─ со смещением. Мне было лет десять. Не забуду жуткий звук, когда два врача разводили кости, чтобы поставить на место. А знаете, из-за чего я подрался? Одноклассник доказывал, что Modern Talking ─ гениальная группа. Меня это страшно возмутило, и мы стали выяснять отношения на кулаках.

Во второй раз играл в хоккей и неудачно упал. Потом из-за знакомой девушки сцепился… Поразительно, но эти переломы становились трагедией для родителей, но не для меня. Помню, пока правая рука лежала в гипсе, разучил концерт Равеля для левой. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Не унывал, словом.

Еще раз повторю: вклад родителей порой является определяющим в нашей профессии. Их вера, поддержка, если хотите, даже самоотреченность. Мама с папой четко понимали, в какой момент меня нужно подстегнуть, а когда лучше не трогать, оставить на время в покое. Скажем, не было такого, чтобы заставляли подолгу заниматься на рояле, сидеть и тупо играть гаммы. Обычно мне вполне хватало часа. Если рвался на улицу к ребятам, никто не запирал в комнате с нотами. Насилие могло привести к обратному эффекту ─ раздражению и отторжению. Родители сознавали: мальчик должен оставаться мальчиком.

В Иркутске я был старостой двора, зимой заливал каток, летом следил за полем, и в Москве взял на себя обязанности организатора и парламентера. Местная шпана нещадно лупила учеников ЦМШ, я же предложил выяснять отношения не на кулаках, а на футбольном поле. Папа и дедушка так учили: справедливости можно добиться не только силой. И знаете, через какое-то время драки прекратились, мы помирились, играли в одной дворовой команде. Я разрушал стереотипы, показывал: музыкой занимаются не только "ботаники", воспитанники ЦМШ ─ не только еврейские мальчики в очках и со скрипочкой в руках. Обычных пацанов, как я, тоже много. Мы старались успеть все: заниматься музыкой, учить уроки, играть в футбол, читать книги, ходить на премьеры в кино и театры. Я умудрялся прорываться на топовые спектакли, видел на сцене великих Олега Ефремова и Иннокентия Смоктуновского, обожал "Маяковку" Андрея Гончарова и супермодный "Современник". К слову, сегодня нежно дружу с Галиной Волчек, но не забуду, как в 1985 году она не пустила меня на спектакль, когда театр гастролировал в Иркутске. Играли пьесу Рощина "Спешите делать добро!". В главной роли ─ Марина Неелова. Я очень хотел на нее посмотреть. И вот мы с мамой пришли в театр, где у входа случайно столкнулись с Волчек. Она строго спросила: "Сколько мальчику лет? Десять? На наши спектакли дети в таком возрасте не ходят". Галина Борисовна не могла знать, что я, по сути, рос за кулисами, успев пересмотреть в местном драмтеатре имени Охлопкова не только истории про зайчиков и белочек, но и постановки по Александру Вампилову ─ "Утиную охоту", "Провинциальные анекдоты", "Старшего сына"…

─ Напоминали потом Волчек этот эпизод?

─ До сих пор время от времени подшучиваю, и Галина Борисовна всякий раз сильно сокрушается, хотя, если честно, тогда я не слишком расстроился, не попав на спектакль. С чистой совестью пошел вместе с ребятами смотреть хоккей.

─ А как у ребенка возникает потребность в музыке?

─ Сложно объяснить словами. Тем более если речь идет о малыше. В три года я на слух подобрал на пианино мелодию прогноза погоды из программы "Время": пам-пам-пам-тадам-пам-пам… Известная песня Manchester et Liverpool, Мари Лафоре пела ее на французском. У меня музыкальная семья, прадед играл на скрипке, бабушки, дедушки ─ на гитарах и аккордеонах, я владею десятью разными инструментами. Не всеми, конечно, так хорошо, как роялем, но сыграть сумею. На джазовых концертах, например, в шутку беру контрабас. Или вот Аркадий Шилклопер дает мне исполнить соло на альпийском роге.

─ Да, вы участвуете в джем-сейшенах с профессиональными джазменами, выходите на сцену. Не боитесь нарваться на критическое "фи" поклонников классики? Мол, разменивает талант на низкий жанр?

─ Во-первых, не обращаю внимания на снобов и пошляков, любящих навешивать ярлыки другим. Во-вторых, количество джазовых выступлений у меня минимально, их нельзя назвать чисто джазовыми концертами. В-третьих, наслаждаюсь, работая с Андреем Ивановым, Александром Зингером и уже упомянутым Аркадием Шилклопером. Потрясающая команда! Плюс мы привлекаем молодых ребят из "Синей птицы".

История знает успешные случаи кроссоверов, когда классические музыканты уходили на эстраду. Скажем, гениальный певец Муслим Магомаев мог сделать карьеру в опере, Арно Бабаджанян был прекрасным пианистом, а стал выдающимся композитором-песенником, часто писавшим для Магомаева на стихи Роберта Рождественского. Новый творческий союз принес славу всем троим. Они подняли планку на эстраде на такой уровень, который и сегодня недосягаем.

Но я-то никуда не ухожу, ни от чего не отказываюсь. В моем случае это никакое не понижение статуса. Смешно говорить! Я играю джаз классическими руками. Рассказываю историю. Двадцать пять лет назад я впервые пришел к профессору Сергею Доренскому, воспитавшему более двухсот лауреатов международных музыкальных конкурсов. Рекорд из книги Гиннесса! Профессору сейчас 85 лет, он продолжает работать. Я учился у него в Московской консерватории и считаю своим вторым отцом. С чего начинались наши уроки? Сергею Леонидовичу кто-то сообщил, что я играю джаз. И он строгим голосом приказал: "Покажи что-нибудь". Я сыграл. Доренский стал давать темы, в том числе классические, а я импровизировал. Потом Сергей Леонидович пригласил в класс одного профессора, второго, третьего… В итоге в 28-й аудитории консерватории собрался с десяток уважаемых преподавателей, и часа два я играл джазовые фантазии. Так мы познакомились.

Участие в концертах с джазменами ─ это, если хотите, мое авторское прочтение и приношение великому виду искусства. Мой папа собирал записи выдающихся мастеров джаза, я с детства слушал их и всегда старался импровизировать. Мне это нравится, не вижу причин, почему должен отказывать себе в удовольствии. Иногда можно расслабиться и чуть похулиганить на сцене, повеселив и позабавив публику.

─ При том количестве концертов, которые даете, остается время для разучивания новых произведений?

─ Давно выработал алгоритм, позволяющий ежегодно пополнять репертуар двумя большими концертами с оркестром и одной сольной программой. Учу новые произведения внутри сумасшедшего гастрольного графика.

─ Как?

─ Сам не знаю. Пока получается. Когда появляется свободный час, не на диване перед телевизором валяюсь, а беру в руки партитуру. Скажем, Четвертый концерт Рахманинова начал учить в мае в Тель-Авиве. По моей просьбе в номере Hilton поставили электронное пианино, чтобы ночами репетировать в наушниках и не мешать соседям. Это единственный из пяти концертов Сергея Васильевича, который я не играл. Теперь пробел заполнен. Дебют на публике состоялся в конце августа во Владимире. О местном губернаторском симфоническом оркестре широкий зритель мало знает, но именно туда ездят наши знаменитые солисты ─ Коля Луганский, Борис Березовский, многие другие… Коллектив у дирижера Артема Маркина удивительный, он способен сыграть любой концерт с одной репетиции. Любой! Именно во Владимире я впервые исполнил "Прометея" Скрябина, симфонию-концертант Шимановского, концерт Шнитке, каприччио Стравинского. Вот и в этот раз позвонил Артему, мы обо всем договорились.

Во второй раз сыграл Четвертый концерт Рахманинова перед родной иркутской публикой 16 сентября. Уже чувствую, как завязывается мой роман с этим произведением Сергея Васильевича. Оно необычное, написано в Америке и радикально отличается от любимого мною Третьего. Совершенно иной язык, ритм, гармонии. Чувствуется, Рахманинов страшно тосковал из-за вынужденной эмиграции... Концерт безумно сложен для ансамбля с оркестром, тем интереснее его играть. Скоро у нас с Гергиевым состоится так называемый рахманиновский марафон в Японии, вот к этим гастролям я и разучивал Четвертый концерт. Раньше не чувствовал себя готовым, даже пять лет назад.

Похожая история была со Вторым концертом Прокофьева, к которому долго не мог подступиться. Тоже Валерий Абисалович убедил. Он давным-давно говорил: "Почему не играешь концерт, написанный словно персонально для тебя? Это станет твоей визитной карточкой". Там мощнейшая первая часть, настоящая лавина, извержение вулкана! Но я ходил кругами, не решался. Закончилось тем, что позвонил Гергиев: "Ну что? Ставлю Второй концерт Прокофьева на 26 ноября 2015-го в Мюнхене. Готовься". До назначенного срока оставалось полтора месяца. И все, отступать было некуда… Но, знаете, авантюра удалась. Произведение теперь в моем постоянном, боевом репертуаре. В этом году выходит пластинка с двумя "двойками": Вторым концертом Рахманинова и Вторым Прокофьева. С оркестром Мариинского театра, разумеется.

─ Чтобы запомнить ноты, вам обязательно нужен инструмент?

─ Умею учить произведения и без рояля. Поскольку постоянно летаю, много работаю в самолете. Yamaha выпустила фантастические наушники Digital Limited. Ни с чем другим не сравнить. Даже в айфоне получается фантастический звук. Ощущение, будто находишься в концертном зале или вживую слушаешь оперу. Доскональная до мелочей акустика.

Рояль необходим, чтобы почувствовать ноты пальцами. И кстати, на концерте всегда играю лучше, чем на репетиции. Многократно проверено на практике. Меня заводит сцена, зрительный зал.

Никогда не зазубриваю ноты. Бессмысленное занятие! Музыку надо слышать. Должен быть полет души. Кстати, и в классике есть место творческим интерпретациям. Поэтому Валерия Гергиева и Юрия Темирканова можно назвать гениальными джазменами. Они импровизируют за дирижерским пультом. Как, скажем, и мой старший друг Зубин Мета, почти полвека возглавляющий Израильский филармонический оркестр. В следующем году будет юбилей. Это гуру в дирижерском цехе! Достаточно сказать, что он играл с Горовицем и Рихтером. Сам факт появления Зубина в Израиле заслуживает отдельного рассказа. После Шестидневной войны 1968 года оркестр остался без дирижера, многие музыканты предпочли покинуть страну. Израильтяне бросили клич по миру, первым отозвался Мета. Он родился в Индии, работал в Италии, Канаде, США, но по-настоящему нашел себя на Святой Земле. В Израиле на него молятся! Да и не только там. Надо было видеть, какой фурор произвело выступление маэстро на иркутскую публику, когда три года назад оркестр приезжал к нам на фестиваль. По традиции, которой уже двенадцать лет, я отвез Зубина на Байкал и окунул в озеро. А уже через три часа мы играли концерт Брамса… Мета потом признавался, что в тот вечер дирижировал по-особенному.

В прошлом году я летал в Бомбей, в родной город маэстро, на его восьмидесятилетие. Исполнил концерт Чайковского. Поездка тоже получилась незабываемой!

─ Вас искупали в Индийском океане?

─ Еще бы! Это обязательный пункт программы. До священных вод Ганга, мы, правда, не добрались. Может, как-нибудь в следующий раз. Зубин всегда привозит мне в подарок восхитительные индийские манго, которые обожаю. Вкус потрясающий! В Бомбее я отъелся ими от души!

─ А в каких местах вам особенно хорошо?

─ Все-таки важнее не где, а с кем. Город для меня ─ не дома, а люди. Скажем, Нью-Йорк ─ это в первую очередь Carnegie Hall, который открывал Петр Чайковский и где Сергей Рахманинов сыграл рекордное количество концертов за всю историю ─ более ста.

─ У вас сколько?

─ Пока двадцать восемь. Думаю, Валерий Гергиев приближается к сотне.

Раз шестьдесят ─ не меньше! ─ я играл в Париже. Уже шесть лет провожу фестиваль в Анси. Потрясающее место в Верхней Савойе. Прекрасно чувствую себя в Италии, особенно в Риме и Флоренции.

И все равно Иркутск ─ вне конкурса. Святое! Должен побывать там не реже двух раз в году. Как штык. И сколько бы времени ни провел ─ мало. В последний вечер перед отъездом всегда грустное настроение, прямо слезы на глаза наворачиваются.

Лет семь назад в Лондоне увидел в гостинице по телевизору сюжет из России. Присмотрелся: Иркутск! Заснеженные улицы, знакомые дома… Даже сердце защемило от ностальгии. И о чем, думаете, шел рассказ? О том, как в далекой и холодной Сибири в пятидесятиградусный мороз замерзают бомжи. Помню, страшно разозлился, пообещал себе, что не оставлю это дело. Потом английские телегруппы неоднократно приезжали в Иркутск на фестиваль, снимали репортажи о нашей природе, культуре, истории. Считаю, так и надо бороться за справедливость. Классическая музыка ─ уникальный терапевт. И миротворец. Настоящее искусство не требует перевода. Его прекрасно понимают все. 

─ C 2012 года вы возглавляли Общественный совет при Министерстве культуры. Сейчас сложили полномочия. Устали или?..

─ Не могу номинально числиться, имитировать процесс. Встретились с Владимиром Мединским и решили, что в интересах дела лучше произвести ротацию, замену. Как говорится, "вместо выбывшего из игры… на поле вышел…" Но мы за пять лет успели многое сделать, я точно не был свадебным генералом. Другой вопрос, что в культуре по-прежнему много проблем и скандалов. Трудно избавиться от ощущения, что кому-то выгодно создавать негативный фон. Такой, знаете, отвлекающий маневр, переключатель общественного внимания. Будто в других сферах сложностей меньше.

─ Как не заметить арест Кирилла Серебренникова или истерику вокруг "Матильды"?

─ Мне уже задавали подобные вопросы, искренне не понимаю, что тут комментировать. И это не попытка уклониться от ответа. Всегда говорю прямо, если есть что сказать. Как можно требовать запрета фильма, который никто не видел? Очень хочу посмотреть "Матильду" и составить собственное мнение.

Что касается Серебренникова, с которым я знаком… В свое время мы даже подумывали о совместном проекте, но в тот раз не срослось. Конечно, крайне неприятно, что известный человек, талантливый режиссер попал в такую историю. Остается уповать на объективность и непредвзятость тех, кто занят расследованием. Надеюсь, все закончится благополучно и Кирилл порадует зрителей новыми интересными работами в театре и кино.

─ Вы ведь тоже лицо заинтересованное. Ваша жена, прима Большого театра Екатерина Шипулина, танцует главную женскую партию в балете "Нуреев", премьеру которого отложили на неопределенный срок.

─ Инсайдерская информация о спектакле у меня есть не только от Кати. Все, с кем говорил, отмечают, что действие получилось необычайно яркое, феерическое. Юрий Посохов ─ прекрасный хореограф, Илья Демуцкий ─ талантливый молодой композитор, один из лучших в своем поколении. С Серебренниковым они создали мощный триумвират, от которого можно ждать многого. В 2015 году этим составом уже поставили балет "Герой нашего времени" на сцене Большого театра. Я ходил на премьеру и получил огромное удовольствие. От всего: потрясающей музыки, хореографии, режиссуры.

Поэтому с нетерпением жду новую премьеру. Хочется верить, это случится в ближайшее время.

В контексте скандалов, о которых говорим, меня сильно беспокоит и то, что шумные разборки больно бьют по репутации нашего искусства в целом. Не только внутри страны, но и за рубежом. Российская культура по-прежнему высоко котируется и хорошо конвертируется на Западе. Это одна из немногих сфер, где мы сохраняем хорошие позиции.

─ Следите за рейтингами в классической музыке, Денис Леонидович?

─ А таковые есть?

─ Цитирую по Wikipedia: в составленном порталом Ranker.com мировом рейтинге лучших пианистов современности Мацуев занимает 36-е место среди бывших и нынешних россиян, уступая Евгению Кисину, Владимиру Ашкенази, Григорию Соколову, Николаю Луганскому, Даниилу Трифонову, Михаилу Плетнёву, Марине Яхлаковой.

─ Если бы существовал подобный табель о рангах, поборолся бы за место повыше. Вы же знаете мой спортивный характер! Шучу. Как, интересно, определяют победителей: кто быстрее сыграл концерт Рахманинова, тот и чемпион? Было бы слишком легко и просто. Поэтому, кстати, не завидую членам жюри конкурса Чайковского, которые сидят и слушают одно и то же произведение восемь раз подряд. Выбрать лучшего очень сложно, все крайне субъективно.

Любой рейтинг надо подтверждать каждодневным трудом и выступлениями перед зрителями. Другого способа доказать форму и профессионализм не существует. Есть английский ежемесячный журнал Gramophone, пишущий о классической музыке. Действительно, он составлял неофициальный рейтинг симфонических оркестров. В двадцатку лучших в мире от России вошли коллективы Гергиева, Темирканова и Плетнёва. Но чтобы расставляли по местам исполнителей… Насколько знаю, ничего похожего не было и нет. Именно в силу отсутствия объективных критериев оценки. Наверное, раньше могли замерять по количеству проданных дисков, но сейчас record-индустрия, по сути, мертва. К сожалению или к счастью, уж не знаю. Я по-прежнему каждый год делаю записи. Вопреки всему.

─ Хорошо, спрошу иначе. А кого вы, лично вы, пианист Мацуев, назвали бы лучшими в профессии?

─ Никогда не задумывался, но сейчас попробую составить пятерку. Не только из ныне здравствующих, хорошо?

Первенство безоговорочно отдаю Сергею Рахманинову. С большим отрывом от остальных. Для меня это икона и бог. Единственный человек, который был гениален в трех ипостасях: как пианист, композитор и дирижер.

А дальше… Затрудняюсь расставлять по местам, поскольку с каждым из тех, кого собираюсь назвать, на определенном этапе жизни у меня был виртуальный роман, период острой влюбленности. Это Святослав Рихтер, Владимир Горовиц, Эмиль Гилельс и Артуро Бенедетти Микеланджели, великий итальянский исполнитель.

─ А если из числа тех, кто в строю?

─ Безусловно, Марта Аргерих, уникальная аргентинка, разрушившая стереотип, будто женщины не могут быть гениальными пианистками. Феноменальный исполнитель Раду Лупу из Румынии, учившийся в Московской консерватории у отца и сына Нейгаузов. Ему за семьдесят, один из последних могикан. Живой гений.

Обязательно ─ Григорий Соколов и Михаил Плетнёв, мой давний партнер по сцене, с его Российским национальным оркестром я много раз выступал.

Пятое место, пожалуй, отдам еще одному итальянцу ─ Маурицио Поллини. Ему семьдесят пять лет от роду.

─ Ни Кисину, ни Луганскому пряников от Мацуева не досталось?

─ Я говорил все-таки о представителях старшего поколения. Если вести речь о тех, кто ближе мне по возрасту, конечно, надо упомянуть обоих. Коля ─ мой большой друг, тоже ученик Сергея Доренского и один из самых true artist, честных артистов. Женя Кисин опроверг утверждение, что из вундеркинда не способен вырасти глубочайший музыкант. Когда в двенадцать лет он гениально играл концерты Шопена, никто не знал, каким он будет в сорок. Оказалось, большим и серьезным пианистом.

─ Есть рейтинг, про который вы наверняка слышали. Это список Forbes.

─ Мне присылали публикацию, из которой с интересом узнал, что, оказывается, зарабатываю несколько миллионов долларов в год. Хотел бы уточнить у авторов подсчетов: может, подскажут, где я забыл чемоданы с деньгами? Мне они не помешали бы. Точно!

Если же без шуток, те, кто насчитал мне миллионы, очевидно, суммируют все концерты, которые даю. Но никто ведь не знает, сколько из них благотворительных и бесплатных, правда?..

Опять получается, что говорю о себе то ли оправдываясь, то ли пытаясь показаться хорошим.

Могу откровенно сказать: быть богатым в бедной стране неловко. Даже при условии, что все заработал честно, вкалывал, заплатил налоги. Отношение к людям с деньгами в нашей стране, вы знаете, не самое хорошее. Это идет с 90-х годов, с "новых русских". Кто из них накопил капитал праведным путем, а кто ─ не очень? Тогда грань провести порой было сложно. И сегодня не понимаю людей, которые кичатся дорогими особняками, яхтами, личными самолетами. А рядом сельские учителя, библиотекари, бабушки-музейщицы, работающие за копейки. Как это неправильно!

Для меня гораздо важнее помогать, чем зарабатывать. В 30-е годы прошлого века Рахманинов был одним из самых богатых артистов. Ему платили баснословные деньги. Если не ошибаюсь, личное состояние Сергея Васильевича превышало двести миллионов долларов, в пересчете на нынешний курс ─ миллиарды. Он спонсировал строительство вертолета Сикорского, до трети гонораров регулярно отправлял в Советскую Россию, в том числе в начале Великой Отечественной покупал военную технику для Красной армии. Не все думают о личной роскоши. Мне кажется, пресса еще и сознательно выпячивает чужую нескромность, играет на низменных чувствах, пробуждая в одних тщеславие, в других ─ зависть.

Стараюсь не мараться. Никогда не буду юлить, лукавить, угождать. В последнее время часто вижу людей в маске, под которой они скрывают истинные чувства и мысли. Постоянно приходится фильтровать, сканировать, отсекая ложь и фальшь. Честно говоря, это сильно напрягает. Слава богу, есть и те, кому могу безоговорочно доверять. Михаил Плетнёв как-то сказал мне, что хотел бы дать концерт для шести человек, живущих в разных концах света, но знающих о нем все.

─ А у вас таких людей сколько?

─ Насчитал одиннадцать. Чуть больше, чем у Михаила Васильевича. Восемь из них ─ музыканты. Трое оставшихся ─ нет, но они, может, разбираются в музыке даже лучше иных профессионалов.

─ Назовете кого-нибудь для примера?

─ В списке, конечно, родители и Сергей Доренский. Тут давайте поставим точку. Дальше начинается личное пространство, куда посторонних пускать не хочу.

Может, как-нибудь осуществлю задуманное, соберу "одиннадцать друзей Мацуева" и устрою концерт. Грандиозный!

─ В нашем разговоре несколько раз звучало имя Рахманинова. Знаю, в свое время вы просили Владимира Путина выкупить, перевести в российскую собственность виллу "Сенар" в Люцерне, принадлежавшую Сергею Васильевичу.

─ К сожалению, пока не получилось. Не удается преодолеть швейцарские законодательные препоны. Кроме того, после смерти Александра Борисовича, внука композитора, моментально появилось огромное количество новых родственников, претендующих на долю наследства. Формально до конца ноября время есть. Если Россия не выкупит виллу, она отойдет кантону Люцерн. Там весьма внушительный участок: два дома, десять гектаров земли с садом, кусок набережной, причал… Кто будет это содержать? Пока управляет Фонд Рахманинова, он дал гарантии, что хранящийся в "Сенаре" архив композитора, его рукописи, рояль не уйдут с молотка, что уже хорошо. Еще более важно, что виллу откроют для посетителей, там создадут мемориальный музей нашего великого соотечественника. Уверен, "Сенар" станет местом паломничества любителей музыки.

─ Какова цена вопроса?

─ За покупку? Звучала цифра ─ 22 миллиона швейцарских франков. Не космическая сумма на самом деле. Проблема в юридических нюансах. Еще раз повторю: главное, что все удалось сохранить в целости, был риск, что имущество и архив распродадут по частям. Александр Рахманинов сберег каждую мелочь вплоть до прищепок и дверных шпингалетов.

─ Правда, что Александр Борисович поставил вам условие: если бросите курить, допущу до архива?

─ Так и было. Внук композитора считал, что именно сигареты довели деда до беды. Сергей Васильевич много курил и умер от рака. Я никогда заядлым курильщиком не был, но в 2007 году дал слово завязать и держу до сих пор. Игра, как говорится, стоила свеч. Все происходило в Париже, в театре Champs-Élysées. Александр Борисович пришел в мою гримерку с двумя партитурами под мышкой ─ сюиты и фуги. Он сделал предложение, от которого я, конечно, не мог отказаться. Мол, не хочу ли записать эти произведения на рояле композитора? В ответ требовалась маленькая любезность: бросить курить. Я тут же погасил сигарету и больше не притрагивался. Так родился сольный альбом "Неизвестный Рахманинов". Александр Борисович преподнес мне царский подарок. Он был удивительным человеком, неординарным и экстравагантным.

─ Рояль особенный только из-за того, что на нем играл Рахманинов?

─ Даже с технической точки зрения он длиннее стандартного концертного инструмента. Примерно на десять сантиметров. Это дар семьи Стейнвей Сергею Васильевичу. И звук неповторим. Более тягучий. На современных роялях такого эффекта добиться, увы, невозможно.

Особого трепета добавляло то, что к инструменту после Рахманинова, по сути, мало кто прикасался. Владимир Ашкенази и Михаил Плетнёв играли на нем лет пятнадцать назад, но это исключительные случаи. Когда Александр Борисович специально вывез рояль из "Сенара" в Люцерн, чтобы я мог сделать качественную запись, возникло ощущение, будто мои руки сами играют Третий концерт. Такая магия, что перестаешь руководить собой.

Мне довелось сидеть и за роялем Чайковского в Клину. Безусловно, тоже благоговение и трепет, но все-таки Петр Ильич не был пианистом. А Рахманинов ─ мой кумир.

Я играл на рояле Ференца Листа в Будапеште в день его двухсотлетия, на инструменте Эдварда Грига в норвежском Бергене и Дмитрия Шостаковича в доме его сына Максима под Петербургом. Это было год назад ─ 12 сентября 2016-го, когда отмечалось стодвадцатипятилетие Дмитрия Дмитриевича.

─ А дома у вас что стоит?

─ Yamaha.

─ Но вы не можете взять ее в поездку. В отличие, скажем, от скрипача или виолончелиста, который даже покупает дополнительный билет на самолет, чтобы не сдавать инструмент в багаж. Рояль в кустах заметят.

─ Да, в карман не спрячешь… Рихтер говорил: "Что стоит, на том и играю". Самое ужасное, когда есть выбор. В Лондоне или Берлине перед сольным концертом выкатывают пять инструментов, а ты должен решить, какой оставить. Тут и начинаются мучения. Все рояли высочайшего класса, но трудно предугадать, как поведут себя во время концерта. Нюансов масса. Но, знаете, мне даже нравится укрощать строптивых. Играть на самом хорошем и послушном инструменте, конечно, приятно, однако в 90-е приходилось иметь дело с такими "дровами"… Словами не передать!

И начинал я, кстати, на маминой "Тюмени". Пианино и сейчас живо, стоит в Москве в фонде "Новые имена". Как раритет. Мы перевезли его из Иркутска на съемную квартиру, на нем я выучил программу, которую потом исполнил на конкурсе Чайковского. Я долго занимался на "Тюмени", пока бабушка Евгения Михайловна, та, которая продала ради моей карьеры квартиру, не купила чешский Petrof. Он стоил тысячу шестьсот рублей. Огромная сумма по тем временам!

На самом деле сейчас за мной нередко возят рояли. Если знаю, что где-то стоит не слишком качественный инструмент, прошу известную фирму, чаще всего ─ Yamaha, и они доставляют рояль куда скажу. Так было в Зальцбурге, например. Везут заранее, за несколько дней, чтобы инструмент отстоялся, так сказать, пообвык.

При этом я принципиально не заключаю эксклюзивных контрактов ─ ни со звукозаписывающими компаниями, ни с производителями роялей, ни с продюсерскими агентствами. Есть локальные партнеры. В Америке ─ одни, в Европе ─ другие, в Азии ─ третьи. Не хочу попадать в зависимость, принадлежать кому-то. Предпочитаю сам распоряжаться собою, решать, когда, где и что играть или записывать. Так лучше. Сегодня, увы, нет тех импресарио, что были раньше. Таких, как Сергей Дягилев или Сол Юрок, привезший в Америку всех: от Анны Павловой до Святослава Рихтера, Майи Плисецкой и Галины Вишневской с Мстиславом Ростроповичем. У меня остался потрясающий менеджер Дуглас Шелдон из Columbia Artist, работавший еще с Горовицем. Но он закрывает только Америку. Глобально же профессия импресарио, повторяю, ушла. Агенты в первую очередь думают, как бы на тебе заработать. Это немного другое…

Кстати, раз уж опять заговорили об инструментах... Отдельная тема ─ на чем играют в музыкальных школах. Их по стране около пяти тысяч, и в подавляющем большинстве мучаются, занимаясь на допотопных советских пианино. В России не осталось фабрик, выпускающих хотя бы простенькие инструменты. В СССР их насчитывалось до сотни. "Красный Октябрь", "Лира", "Иртыш", "Тюмень", "Украина"… Все разрушили! Проблема еще в том, что древесина для дек должна отстаиваться чуть ли не десять лет. Валерий Гергиев высказал идею: в мире есть несколько брендов, находящихся на грани банкротства. Почему бы не сделать дистрибуцию? Собираются же у нас машины западных марок. Так бы и с пианино. Другой вопрос, что самая скромная Yamaha стоит более двухсот тысяч рублей. Вряд ли инструмент отечественной сборки окажется дешевле. Значит, нужна помощь государства или меценатов, чтобы дотировать покупку школами. Иного выхода пока не вижу.

─ Есть композиторы, которых вы не играете?

─ Фредерик Шопен. Что-то не получается, не возникает у меня роман с этой гениальной музыкой. Могу хоть завтра сыграть оба концерта или двадцать четыре шопеновские прелюдии, но будет не то. Пустота. Знаю, чувствую. Выход с произведением на сцену ─ кульминационная точка, химия отношений должна возникнуть раньше. Но такое не происходит на заказ. Либо есть, либо нет. С великим поляком у меня пока не сложилось.

Кстати, мне легче в одном концерте сыграть несколько произведений одного композитора. Допустим, три фортепианных концерта Чайковского. В следующем году собираемся с Гергиевым за день исполнить все концерты Рахманинова, чего никто не делает. Тяжело? Наверное. Но я больше так люблю.

─ А без репетиций играть вам случалось?

─ Опять же с Гергиевым. Самолет в Ереван задержался, мы успели к самому началу. Играли Пятый концерт Щедрина. Родион Константинович был в зале. За пару минут до выхода на сцену я в артистической показал Валерию Абисаловичу основные вехи этого сложнейшего произведения для ансамбля. Играли с листа, в итоге был один из лучших наших совместных Пятых концертов. Гергиев ─ великий импровизатор, работать с ним ─ наслаждение. Подобным умением читать партитуру с ходу не обладает, пожалуй, ни один дирижер в мире.

─ Вы дневники ведете, Денис Леонидович?

─ Пока полагаюсь на память, хотя мне много раз советовали начать записывать. Есть поразительные истории, будет жаль, если со временем они забудутся, сотрутся детали. Но я стараюсь активно вести блог в интернете, делюсь какими-то эмоциями, впечатлениями, выкладываю в том числе и видео, хотя, конечно, не все можно рассказывать в паблике. Люблю социальные сети, обожаю общаться с публикой онлайн, но в доступности есть и определенная опасность. Некоторые начинают злоупотреблять моей открытостью.

Я хоть и сибиряк, но характер у меня точно не нордический. Могу не сдержаться. Особенно если вижу несправедливость, проявленную по отношению к кому-то другому и более слабому: женщине, ребенку, старику. Подлость не люблю. Несколько лет назад играли в хоккей, и один деятель повадился исподтишка бить. Раз подцепил, потом сзади клюшкой засандалил. Не мне ─ партнеру. Ну я не выдержал и… врезал. Не со спины. Открыто бросил перчатки на лед и предложил разобраться по-мужски.

─ А пальцы?

─ Старался бить аккуратно.

─ Анекдот вспомнил. Про карманника.

─ Который уходит с концерта выдающегося пианиста и бормочет: "Боже, какие руки, какие пальцы… И такой ерундой занимается!" Когда мне впервые рассказали, я громко смеялся.

─ Слышал версию с фамилией исполнителя. Вашей.

─ А я опустил. Из скромности.

─ Отменять концерты вам случалось?

─ Впервые ─ в январе 2014-го, когда заболел воспалением легких. Но не отменил, а перенес на четыре месяца вперед. Carnegie Hall, Берлинская филармония, еще несколько площадок… Почти никто не сдал билеты. На четырнадцать дней я выпал из жизни, так сильно прихватило. Пролежал две недели в клинике, удивитесь, при роддоме "Мать и дитя" Марка Курцера. Знакомые посоветовали. И я правильно сделал, что послушал, меня там быстро поставили на ноги.

Знаю, звучит с пафосом, но музыка действительно лечит. Когда выходишь на сцену, болячки отступают. Но иногда батарейки все-таки чуть разряжаются. Силы не беспредельны. От лишних контактов, ненужной нагрузки стараюсь избавляться. Нельзя успеть везде и сделать все. Это объективная реальность.

─ Вы говорите о колоссальной загруженности, тем не менее внутри последнего фестиваля "Звезды на Байкале" на день полетели в Париж, чтобы 13 сентября дать там сольный концерт и опять вернуться в Иркутск. Сколько времени провели в самолете? И для чего это все?

─ Сибирская черта. Если знаю, что ждут, а я понимаю, что могу приехать, хотя будет сложно, все равно соглашаюсь и еду. Поэтому порой случаются безумства, которых в принципе можно избежать. Когда тридцать часов добираешься в Австралию и прилетаешь на место за час до начала выступления или пересекаешь океан, чтобы сыграть концерт в Европе, и опять возвращаешься в Америку для продолжения гастролей с Чикагским симфоническим оркестром. Конечно, это издевательство над организмом, но мне проще полететь, чем потом мучиться из-за отказа. Как не поехать, если предстояло играть в Риме с обожаемым мною оркестром Национальной академии Санта-Чечелия под руководством Тони Паппано? Особенно с учетом того, что в следующий раз свободное время в наших графиках совпадет лишь через два с половиной года. Так долго ждать я не был готов, поскольку выучил концерт Брамса и Второй концерт Прокофьева и хотел сыграть эти произведения именно с Антонио и именно тогда! Жить надо по принципу "здесь и сейчас". Никогда не нужно ничего откладывать.

Что касается последней авантюры с Парижем. Объясняю. График моих концертов расписан на пять лет вперед. И выступление в театре Champs-Élysées планировалось еще в 2012-м. Думал, "Звезды на Байкале" пройдут с 1 по 11 сентября 2017-го, после чего спокойно улечу из Иркутска в Париж, как делал уже не раз. Но из-за планов оркестров Юрия Темирканова и Юрия Башмета, которые приезжали ко мне в этом году, сроки фестиваля пришлось чуть сместить. Что оставалось? Принимать удар на себя. Вот и полетел после концерта в Иркутске в Москву, оттуда ─ в Париж. Возвращался через Франкфурт. Двое суток без сна, двадцать часов в воздухе, смена шести поясов… Но я вам больше скажу: со мной папа летал, у нас вся семейка сумасшедшая!

Отыграл во Франции и вернулся. Я говорил, что люблю Париж, с которым у меня многое связано, но тут опять почувствовал: дома лучше.

Иркутск давно заслужил, чтобы в нем был современный концертный зал для классической музыки. Тем более что в России в последние годы наметились явные перемены к лучшему: 2-я и 3-я Мариинки, новый оперный театр во Владивостоке, реконструированные залы в Новосибирске, Красноярске, Омске… Ждем зал в "Зарядье", проект ведет инженер-акустик Ясухиса Тойота, а это знак качества в музыке. Высшая лига! С Тойотой меня познакомил Валерий Гергиев. Японец трижды прилетал в Иркутск, мы все обсудили. Дело за малым: начать строительство. За последние пять лет дело не продвинулось ни на шаг, хотя место давно найдено. На берегу Ангары в центре города есть заброшенная ТЭЦ. Вид открывается сногсшибательный, локация прекрасная. Участок земли принадлежит Олегу Дерипаске. Обсуждение, что можно там построить, кроме концертного зала, на мой взгляд, несколько затянулось. Считаю, на данном этапе свою миссию я выполнил. Дальше должны действовать те, кому положено.

─ 17 сентября вам присвоили звание почетного гражданина Иркутской области, в очередной раз продемонстрировав респект и уважение.

─ В 2008-м я стал почетным гражданином Иркутска. Самым молодым в истории. Благодарен землякам за высокую оценку, но вы же понимаете, что делаю все не ради наград, а от чистого сердца. По-другому не умею.

И на сцене стараюсь играть то, что душа просит. К счастью, у меня большой репертуар: двадцать две сольные программы и сорок три концерта с оркестром. Да, бывает, заказывают конкретные произведения, но если нет внутреннего отклика, ничего хорошего не получится. Как с Шопеном. Поэтому и свои фестивали называю концертами любимой музыки. Те, кого зову принять в них участие, самостоятельно решают, что будут исполнять.

Мне интересно пробовать, экспериментировать. Иногда умышленно позволяю себе какие-то маленькие шалости, лишь бы не утратить самоиронию, не начать бронзоветь. Поэтому с легкостью согласился на роль тапера для проекта "Кино" у Большого театра. Женя Миронов делал актерские подводки к фрагментам из лучших советских фильмов, а я играл мелодии. С Сергеем Безруковым мы подготовили номер "Моцарт и Сальери" для моего юбилея в Кремле. Я выходил на сцену в парике с буклями…

Когда спрашивают, чем бы хотел заниматься через двадцать лет, уверенно и без тени сомнения отвечаю: "Быть на сцене. С Третьим концертом Рахманинова". Это произведение ─ лучший индикатор. Надеюсь до последних дней сохранить душевную и физическую форму. Для меня нет ничего страшнее, чем лишиться возможности играть. Правда, тут тоже есть тонкая грань. Галина Вишневская во всех смыслах была великой женщиной. Она оставила подмостки по собственной воле, не дожидаясь, пока прозвучит тревожный звонок. Галина Павловна ушла в расцвете, это выдающийся, гениальный поступок. К сожалению, куда больше примеров, когда люди прибегают к всевозможным ухищрениям, лишь бы любой ценой остаться на сцене или эстраде.

У каждого музыканта есть одна, если повезет ─ несколько кульминаций в концертной деятельности. Скажем, знаменитый джазовый пианист Оскар Питерсон лучшие записи и концерты сыграл в пятьдесят пять лет. Владимир Горовиц вышел на пик к шестидесяти пяти и оставался там лет десять. Артур Рубинштейн умер в девяносто пять, до последнего момента играл концерты Шопена и делал это гениально. Полуслепой! А бывает, что исполнитель проходит апогей в детстве или юности. Масса случаев, когда выдающаяся игра молодых талантов через несколько лет исчезает бесследно. Дело не в том, чтобы перебирать пальцами по правильным клавишам. Куда важнее, что хочешь сказать публике и готова ли она это услышать?

─ Кто вас держит в тонусе?

─ В первую очередь родители. Они по-прежнему присутствуют на большинстве моих концертов, постоянно говорят о подмеченных недостатках, считая, что о достоинствах расскажут другие. Нет, отец, занимающийся со мной с трех лет, и мама, конечно, хвалят за хорошее выступление, но как бы через запятую. Сразу перечисляют просчеты: тут левой рукой не добрал, там темп взял не тот, форма совершенно развалилась. Ну и так далее. Разбор может продолжаться долго. Родителям верю абсолютно, никогда не обижаюсь и тут же иду заниматься. Еще раз повторю: в том, что состоялся как музыкант, их заслуга ─ ключевая. Слава богу, и сегодня ничего не изменилось, хотя я уже взрослый мальчик.

Чтобы добиться успеха, кнута должно быть больше, чем пряника. Каторжный труд без всяких гарантий. Предсказать успех практически невозможно. Смириться с этим сложно, но меня всегда спасали чувство юмора и вера, что при любом раскладе все будет хорошо.

─ Пока вроде так и есть.

─ Пусть и дальше продолжается. Не стану возражать.

─ А заветное желание, Денис Леонидович?

─ Самое-самое? Хотел бы сыграть Рахманинова с… Рахманиновым. В четыре руки.

Хотя Сергей Васильевич предпочитал оставаться с роялем тет-а-тет. Да и я, признаться, тоже.

Но вы же спросили о мечте…